Второе счастье (СИ)

Думаю, именно внешность была той причиной, по которой Натаха активничала, стараясь таким вот своеобразным способом компенсировать собственную непопулярность у мужского большинства нашего потока.
– Так зачем я тебе? – поторопил я её.
– Про тебя в комитете комсомола спрашивали.
И снова замолчала, коза.
– Кто там мог про меня спрашивать? – недоуменно уточнил я.
– Какой-то парень, – Натаха почти перешла на шепот и придвинулась ко мне поближе. – Я там была сегодня, ведомости сдавала, а он у нашего комсорга про тебя спрашивал. Такой модный, в джинсах, темных очках, а сам твою, Серов, фамилию называет.
У меня немного похолодело внизу живота.
– Да? Ну мало ли, зачем я кому-то понадобился, – как можно небрежнее сказал я. – Может, меня к медали хотят представить, вот и собирают характеристики. А что им наш вождь ответил?
– Этого я не слышала, он ко мне спиной стоял и тихо говорил, – с сожалением ответила Натаха.
– Ну, будем надеяться, что ничего плохого. Наташа, а как нашего комсорга зовут?
– Александр, Осмолов Александр. Но он на Сашу обычно откликается, он парень простой...
Ага, знаем мы эти простых комсомольцев. Один из них в будущем и заказал папу Аллы.
– Ладно, Наташ, спасибо, что сказала. Я пойду, у меня дел по горло.
Я махнул рукой и пошел по длинному институтскому коридору в направлении выхода. Где-то там рядом находился и наш комитет комсомола.
***
С институтскими комсомольцами я точно никак и никогда не пересекался – ни на первом курсе, ни на последующих, ну а к моему поступлению в аспирантуру и сам комсомол весь закончился. Во всяком случае, наши копеечные взносы перестали интересовать комсомольских вожаков, а других точек соприкосновения у меня с ними не имелось.
Конечно, визит незнакомца мог быть продолжением моего знакомства с Михаилом Сергеевичем, но я не понимал, зачем тому узнавать что-то обо мне в комитете комсомола. Что там может быть? Решение горкома четырехлетней давности о приеме меня в члены союза, если её удосужились прислать из моего города, характеристики по комсомольской линии из школы – опять же, если они доехали до Москвы из нашей Тьмутаракани. Институтские комсомольцы вряд ли успели за год изучить меня настолько хорошо, чтобы сказать обо мне хотя бы пару слов. Вот если бы я был активистом... но я им не был. В общем, это был какой-то сюр.
В принципе, я был уверен, что Михаил Сергеевич всё это как минимум понимает, но вообще он производил впечатление человека, который не избегает неофициальных путей решения проблемы. Правда, я не знал, когда успел превратиться для него в проблему – и было ли такое на самом деле. Но в первую очередь он просто запросил бы наш ректорат и всё, те сами всё принесли бы, да ещё и извиняясь при этом.
Конечно, можно было предположить, что наш комсомольский комитет наладил тотальную слежку за всеми студентами – с прослушкой телефонов, наружным наблюдением и донесениями тайных сексотов. Правда, никаких телефонов у студентов восьмидесятых, как правило, не было – только один у общагского вахтера на столе и разбитый таксофон в холле первого этажа, к которому вечно стояли очереди. Ну а тотальная слежка требовала таких гигантских затрат, которые было бы невозможно покрыть двухкопеечными студенческими взносами.
В общем, всё это было странно и непонятно, а я не любил загадок. И мне срочно захотелось пойти в комитет, взять секретаря за грудки и задать ему неприятные вопросы. Правда, тот учился, если я правильно помнил, на пятом курсе, готовился к аспирантуре и занимался в секции бокса – а потому мог и сдачи дать. Но я собирался как минимум хорошенько поныть, чтобы добиться ответа на свой вопрос.
***
Комсорга с гендерно-нейтральным именем я видел до этого лишь один раз, и для меня-нынешнего это было около сорока лет назад – в начале первого курса нас согнали на комсомольское собрание в актовый зал, где он нёс с трибуны какую-то малопонятную для вчерашних школьников пургу, а потом с важным видом восседал за столом президиума и периодически подавал реплики. На втором курсе такое же собрание я пропустил по какой-то причине, потом мне стало совсем не до комсомольцев, а совсем потом – им стало не до меня. Судьбу этого Саши я не помнил, но в списке олигархов более позднего времени его фамилии не встречал. Впрочем, не все комсомольцы заработали миллиарды на распродаже социалистической собственности. Некоторые стали депутатами.
 
Саша, конечно, мог оказаться и дурным идеалистом – такие встречались в низовых звеньях и комсомола, и партии. Но всё могло быть ещё проще – возможно, он просто видел в комсомольской работе какой-то смысл – или же способ выпустить на свободу свою кипучую жажду деятельности. Ну а когда начался бизнес, он покинул эту организацию без особых сожалений и занялся чем-нибудь более полезным для себя и для общества.
Мне повезло – Саша сидел за своим столом в большой просторной комнате, которую институтское начальство выделило под профсоюзно-комсомольские надобности, и работал над неким монументальным трудом – если судить по кипе уже исписанных листочков.
– Привет, – поздоровался я.
Он поднял на меня недовольный взгляд.
– Привет, – буркнул он. – Что-то со взносами? Извини, лучше завтра, мне доклад надо к районной конференции подготовить, а времени в обрез.
– Нет, я не про взносы... чего с ними выяснять – заплатил и заплатил. Я Егор Серов, учусь на первом курсе инженерного.
– Серов... Серов... – Саша потер свой высокий лоб. – Слушай, а про тебя тут недавно спрашивали.
Меня удивило, что его не попросили – предельно вежливо, разумеется – держать интерес к моей персоне в тайне. Возможно, те ребята, которые мною заинтересовались, даже мысли не допускали, что я забреду сюда и начну выкрикивать свои анкетные данные.
– Да? – удивился я. – А кто?
– Инструктор из райкома приходил, ты его вряд ли знаешь, а мы с ним пересекались на совещаниях, ответственный товарищ, если обращается, то только по делу.
– А что у него за дела ко мне? – поинтересовался я.
– К тебе? – Саша усмехнулся. – Вряд ли у него к тебе может быть какое-то дело. Скорее всего, ты где-то выделился, попал к ним на заметку, вот Вадика и послали выяснить, что ты за фрукт такой.
– Как-то глупо выглядит, – засомневался я. – Что ты же ему про меня можешь сказать? Мы с тобой первый раз разговариваем. Я понимаю – характеристика из деканата, уж они-то меня хорошо знают. Как учусь, как прогуливаю, сколько двоек...
– Я ему примерно так и ответил, – кивнул комсорг. – Была бы у меня освобожденная должность, я бы, думаю, всех комсомольцев института лично знал. А так – учеба, учеба и ещё раз учеба. Только и хватает времени на текучку.
– Да, не до жира... – сочувственно кивнул я. – А он так и ушел?
– Наверное... я ему как раз в деканат посоветовал обратиться, думаю, туда отправился.
За деканат я был спокоен. Там меня знали с хорошей стороны – сильно провиниться я не успел, «хвостов» не имел и преподы на меня не жаловались. Конечно, это можно сказать про заметное большинство студентов, но я был в хорошей компании.
– Ну ладно, – я изобразил, что мне всё равно, куда пошел посланный Сашей Вадик. – В деканате про меня плохого не насочиняют.
– А мы, значит, можем и насочинять? – Саша вроде говорил серьезно, но его выдавали глаза, в которых было хорошо заметно веселье.
– Да кто вас знает, вдруг вы склонны к фантастике, – отбил я его подачу. – Спасибо за информацию, пойду я.
– Так ты зачем заходил?
Да вот за этим.
– Не хочу отвлекать, могу завтра заглянуть, – я изобразил барышню из Смольного института. – Мне не срочно... думал про стройотряд узнать – что да как, куда в этом году поедут.
– Да, про такое лучше завтра. Где-то после второй пары заходи, мы тут с Глебом оба будем, обрисуем в лучшем виде. Хотя, конечно, тебе про отряды лучше было бы пораньше беспокоиться, желающих уже много.