О людях, эльфах и волшебных камнях (СИ)
Маэдрос молча ждал, пока он пил. И только потом сказал:
— Скверные вести ты принес мне…
— Туор. Я Туор, сын Хуора из Дома Хадора, и я муж Идриль, дочери Тургона.
— Значит, это тебе я должен быть благодарен за помощь?
— Скорее удаче твоих посланников, которые встретили наших дозорных, — Туор утер усы. — Ну отчасти и мне за то, что я уговорил королеву. Она еще гневается на вас за те давние дела…
— Дунэдель, мой лорд, — громко сказал Ангдол и попытался сесть ровнее. — Теперь понятно, куда он ушел из крепости.
И добавил тише, уже для Ирки:
— Уши надеру засранцу.
— Давай помогу дойти до крепости, — со вздохом сказал Роланд. — Гвирит, разыщи мне Дунэделя.
— Они сказали, что были в Дориате, — Туор переступил с ноги на ногу, брякнуло железо. — Дориат пал. Съезжают на самом деле сейчас, у них поезд рано. В Гавани они не пошли, там под Гаванями была какая-то боевка.
Цемент тяжело повис на плече Роланда, Туор шагнул к нему с другой стороны: — Дай подсоблю. Здоровые у тебя витязи, князь.
— Не тебе, о сын Хуора, жаловаться, — Маэдрос усмехнулся. Толкнул Цемента локтем: — Да не виси ты так на мне. Гвирит, разыщи Дунэделя, он мне нужен.
Отыскать Димку оказалось не так уж сложно. Он лежал в тени под присмотром гондолинских целителей, обмахивался девичьим веером, пытался флиртовать с какой-то смутно знакомой Ирке девушкой и в целом выглядел очень довольным собой.
— Тебя Маэдрос искал, — сказала ему Ирка хмуро — слишком уж счастливой была Димкина рожа. — Пистон вставлять будут, — Дунэдель фыркнул. — А я, между тем, всех спас!
— Да мы сами собирались выходить, — сказала девушка. — У Туора бойцы уже землю копытом рыли. Мы, конечно, задорно поиграли в лазутчиков и разведчиков, но мало.
— Ладно, друг мой Всеславур, пойду я, — Димка начал вставать.
— Удавлю, — коротко сказал означенный Всеславур. Ирка недоуменно моргнула. — Куда идти-то? — спросил Димка.
— Они с Туором пошли в крепость. И с твоим братом.
— С Туором? — девушка тоже вскочила на ноги. — Я с вами. А то юный король у нас… Немного валенок.
Бородатый мужик на дороге валенком Ирке вовсе не показался, но, видимо, это было что-то внутрикомандное.
Уже на дороге она спросила про другое:
— А что не так со Всеславуром?
— Все, — мученически закатила глаза девушка. — Во-первых, имена собственные не переводятся. Во-вторых, я Лаурэфиндэ. На квенья Лаурэфиндэ, на синдарине Глорфиндэль. Переводиться как Золотоволосый. И никакого Всеславура, нахрен.
Димка заржал. Потом добавил:
— Это его в одном из переводов «Властелина Колец» так приложили, бедолагу.
— А переводчик — цезел, — пробормотал Лаурэфинвэ. — О, нефиговая у вас крепость. А воротам звездец, однако. Вовремя это мы.
— Очень, — выдохнула Ирка. — Они уже заходить собирались.
На Амон-Эреб было удивительно людно. Или как это правильно сказать про эльфов? Впрочем, у костра маячил кто-то из давешних гномов, еще оттуда пахло кофе и едой. Ирка вздохнула и повела Димку к залу с высоким креслом.
Против обыкновения, Маэдрос занимал складной стул. На лице у него отчетливо читалось, где он видел орков вообще, и утреннюю боевку в частности. Айфе пыталась как-то умоститься на его троне, что давалось ей значительно сложнее в виду несколько больших объемов, чем у предыдущего обитателя этого сиденья.
— Сам сколотил это чудовище, сам на нем и сиди, — мстительно сказал Роланд.
— Майтимо, — негромко сказал Лаурэфиндэ и склонил голову.
— И я рад тебя видеть живым, — Маэдрос чуть улыбнулся. — Садись. Угощать пока нечем. О гибели Турукано я уже услышал. Что с Дориатом и Гаванями?
Дунэдель неловко вышел вперед:
— Мы были там.
— Рассказывай. Да не мнись там, я не буду драть тебя за уши за то, что ушел, не спросясь. У тебя для этого есть собственный лорд и собственный кано.
Карантир выразительно хмыкнул. Гвирит пришлось прикрыть рот рукой, чтобы спрятать улыбку.
— Дориат пал, — Дунэдель опустил голову. — Мы встретили нескольких нандор в лесу, они сказали, что выжившие ушли в Гавани. Ни Диора, ни его королевы среди них не было, судьба Камня неизвестна.
— А по жизни, — Димка оперся локтем на плечо Лаурэфиндэ, севшего на лавку рядом с Туором, — Они уже сворачивают лагерь и не играют. Те чуваки, короче, которых мы видели у Гаваней, вначале пришли к ним, но там воевать было не с кем. Те, кто еще играет, ушли по тайному ходу.
— Ангбанд был здесь, — Айфе предприняла еще одну попытку усесться на троне, потом плюнула и перебросила ноги через подлокотник. — Значит, вастаки, может, вместе с Лотланном.
— Мы к Гаваням не полезли, но издали похоже, — кивнул Димка.
— Что у тебя с лицом, о Карнистир, — спросил вдруг Лаурэфиндэ-Глорфиндэль.
Карантир криво усмехнулся. Опустил ресницы, потом глянул на витязя из Гондолина в упор: — Да, я был пленен. Нет, в моей свободе нет воли Моргота.
— Я бы с радостью поверил тебе, — Лаурэфиндэ вздохнул. — Но знаешь ли ты, кто убийца твоего родича Турукано?
— Туор сказал, что Маэглин, сын Аредэли, — ответил за Карантира Маэдрос.
— Это правда, — Лаурэфиндэ выдержал взгляды обоих лордов. — Но успел ли он рассказать тебе, что перед тем Маэглин был пленен и не выдержал пыток? Что короля он убил по наущению Ангбанда?
— Ха! — веско сказал Туор. — По собственному скотству он короля убил, чтобы добраться до его дочери…
Лаурэфиндэ положил руку ему на плечо, словно просил замолчать. Туор запнулся.
— Перед черным троном мне не преминули сказать, что один из моих родичей отдал себя в его власть, — улыбка Карантира стала злой. — Но я подумал на другого своего племянника.
— А ты сам? — прямо спросил Лаурэфиндэ. Гвирит беззвучно охнула.
— Поднимись на башню, — неожиданно сказал Маэдрос. — И ты, Туор, сын Хуора, тоже. Поглядите, что мы забрали из Ангбанда, когда пришли вызволять Карнистира. Куруфин сжег себе руки, когда попробовал удержать их в руках. Карнистир — нет.
— Вы что, — Туор аж подался вперед, — сперли Сильмариллы?
Айфе ухмыльнулась:
— Да, а что?
61
Четыре часа спустя они сидели на рюкзаках под стеной. Каким образом им удалось за это время свернуть палатки и запаковать рюкзаки, Ирка до сих пор не очень понимала. Едва ли этот трюк был бы вообще возможен без Цемента с его параноидальным стремлением контролировать время. Толик тормозил, Дима желал общаться с остающимися, Влад отчаянно зевал, а от Айфе просто не было никакого толку, отчасти из-за ноги, отчасти потому Айфе хотелось спать, тусить с братьями и пить с гномами, и совсем не хотелось уезжать.
Но Цемент смог. Барахло отправилось по рюкзакам, сдулись грибы палаток, а вместе с этим словно начали развеиваться чары, сделавшие на три дня растрепанную Светочку-Айфе хмурым, решительным Карантиром, раздолбая Толика — прекрасным Келегормом, а Влада, хорошего парня, но ничего особенного — отважным героем.
Впрочем, кое-что все-таки оставалось, и из-за этого чего-то Ирке упрямо мерещилась грозная тень на знакомых лицах.
На крепости, почти у них над головой матерился Хельги, снимая с башни знамена на швабрах. Крепость смотрела пустым проемом ворот, и Ирке неожиданно стало грустно вот так уезжать, оставив на этом холме почти целую жизнь.
Ждали Андреича, Андреич запаздывал. Цемент время от времени порывался ему звонить, Толик устало просил его не дергаться больше необходимого. Айфе вслух прикидывала, кого бы пристроить к переноске до дома рюкзака, а заодно и ее самой.
Роланд вышел из крепости, принес кофе Цементу и Айфе, сел на землю рядом. Он собирался ехать в ночь, чтобы выспаться перед дорогой. Айфе пристроила голову у него на плече. Зудели комары, из крепости донесся тихий голос арфы, словно последний призрак развеивающегося волшебства.
— Я тут с нашим Туором поговорил, пока вы собирались, — неожиданно сказал Роланд. — Он на «Между пламенем и слезами» регионал людей.