Порошок идеологии (сборник)
Он присел на корточки. Холодом и могильной сыростью несло из черной глубины. Он опустил фонарь. Водяное дно заблестело, косо отражая склонившееся лицо, фонарь, кусок люка сверху. По деревянным стенам каплями сочилась вода.
– Колодец зачем здесь?.. – через плечо спросил Филькин.
– Воды в подвале многа, – хмуро ответил кавказец. – Сухой кавказский товар портится! Хозяин колодэц рыл!.. – Он замолчал с обиженным видом.
Жандармы тем временем переворачивали ящики, высыпали рис из мешков. Они не нашли ничего. Филькин провел по стенкам рукой, они были одинаковой плотности, ни одна не подавалась внутрь.
Ферапонт Иванович встал, с сожалением взглянул на сапоги, передал фонарь жандарму и спрыгнул в колодец.
Жандарм светил, а Филькин, стоя внутри, на вершок в грязной воде, исследовал скользкие стенки. Он давил к выстукивал их разными способами, прислушиваясь при каждом ударе. Стук все время был один – глухой звук дерева, не имеющего за собой пустоты.
Жандармы в подвале переглядывались.
Они чувствовали себя как-то неловко: слишком уж гладко шел обыск. Они закуривали, переговаривались друг с другом. Городовой улыбался с понимающим видом.
– Ты что зубы скалишь?.. – спросил один жандарм.
– Потому что напрасный ваш труд, – сказал внушительно городовой. – Ничего здесь нет… зря на человека взъелись. Чудачок он, божий человек, это верно, А что бы там бомбы, или злокозненное что, – ни в жизни не поверю.
Он замолчал. Багровое Филькинское лицо высунулось из колодца. Жандарм подал ему руку. Филькин вылез с трудом и взял потайной фонарь. Жидкая грязь стекала с промокших сапог. Светя фонарем, он стал обходить стены подвала.
– Он же это все и затеял. – прошептал неодобрительно жандарм. – Слышал я, влетает нынче, как встрепанный: открыл, дескать, дайте наряд из пяти жандармов… А что открыл-то!.. Только людей зря гонять…
– Стар стал, вот с ума и сходит! – ответил молодой жандарм. Он был друг Архимедова, и уже знал о предательском Филькинском поступке. – А молодых оттирает, Архимедова возьмем… Какой ведь сыщик!.. Так нет, того в летучий отряд, а этот на спокое… Эх, времена!
Филькин обошел стенки один раз и начал обстукивать их вторично. Старый жандарм тихо притронулся к его руке.
– Ферапонт Иванович!.. Может, будет?.. – нерешительно сказал он.
– Почему будет?.. Что такое будет?.. – Филькин уставился на него.
– А потому, Ферапонт Иванович, зря! – жандарм смотрел в сторону, – Ничего здесь, видно, нет… И час поздний. Пошли бы, Ферапонт Иванович!..
Филькин хотел возразить – и осекся. Он смотрел вниз. Он стоял перед жандармами, разом постарев на два года.
– Хорошо, – сказал он, наконец. – Кончим… Ошибся я, вижу сам… ничего здесь нет. Пойдемте!..
Тяжелыми шагами он стал подыматься наверх. Со звоном и треском жандармы шли следом. Вачнадзе осмелел и, уже не скрываясь, стучал зубами.
– Одевайтесь!.. – коротко сказал ему наверху Филькин.
– Одэваться?.. – крикнул возмущенно Вачнадзе. – Зачем одэваться?.. Честным людям спать нужно, а нэ одэваться! Уйдете сейчас – спать ложиться буду. Рис высыпали, товар разрыли, завтра жаловаться пойду!..
– Одевайся!.. – крикнул пронзительно Филькин. Вачнадзе разом замолчал. – Одевайся, с нами пойдешь!.. Задерживаю вас до выяснения дела!..
Жандарм тронул его за локоть. Филькин не обращал внимания.
– Ферапонт Иванович, брось!.. – зашептал ему в ухо жандарм. – Чего цепляешься? Не нашли ведь ничего. Не имеешь права… Нагорит от начальства… Да и ребенок здесь, куда его денешь?
– Ребенка возьмет с собой… – твердо сказал Филькин. – Не арестовываем вас, задерживаем до утра! Дождетесь меня в часта. Одевайтесь!..
Вачнадзе молча оделся. Он закутал ребенка и взял на руки этот теплый, посапывающий тючок. В карман он сунул молочную бутылку с соской.
На улице усиливался дождь. Филькин запер дверь и сунул ключ в карман. Ворча что-то невнятное, дворник пошел в глубину двора. На перекрестке в тусклом свете фонаря Филькин остановил жандармов.
– Сведете его в часть, – сказал Филькин. – Утром приду. Там решим, что делать. Помещенье не опечатал, незачем, по-моему. Ну, я пока домой!.. – Он запахнул воротник, стараясь не глядеть в насмешливые лица жандармов.
А когда они ушли и за углом затихло звяканье шпор и чавканье ног по грязи, Ферапонт Иванович повернулся и решительно снова зашагал к старому дому. Он вошел в ворота, ключом, вынутым из кармана, снова отпер дверь магазина и, войдя внутрь, прикрыл дверь за собой.
Глава IX
Ночь в восточной лавке
В то время как наверху жандармы и Филькин обыскивали комнату и магазин, осматривали подвал, арестовывали Вачнадзе, внизу, в подземелье, Николай и Василий находились в полном и длительном недоумении.
Когда дворник постучался в дверь и на вопрос Вачнадзе выкрикнул «телеграмма», Сандро прежде всего подбежал к капитальной стене и условным стуком предупредил товарищей, что наверху не все в порядке. Такие случаи бывали и раньше. Но тогда, по прошествии некоторого времени, Вачнадзе стучал снова, и они опять начинали работать. На этот же раз подпольщики ждали и не могли дождаться вторичного стука.
Согласно условию, они могли возобновить работу только после такого сигнала. А потому Василий сидел на кипе бумаги, Николай опирался на неподвижную машину, и оба с недоумением смотрели друг на друга.
Вдруг какой-то странный звук снаружи нарушил полную тишину. Он шел из прохода к колодцу. Как будто некое грузное тело тяжело свалилось вниз. Потом начались равномерные стуки; в глубине прохода осыпалась земля. Кто-то как-будто старался открыть дверцу потайного хода.
Одновременно Николай и Василий дунули на свечи. Черная темнота окружила их. Постукивание снаружи продолжалось. Николай сунул руку в карман и нащупал тяжелый маленький браунинг.
Затем постукивание прекратилось. Это Филькин, не найдя ничего, вылез из колодца к ждущим его жандармам и Вачнадзе.
– Товарищ, – услышал Николай шёпот рядом. – Это обыск, честное слово!.. Если нас найдут, я не дамся, я буду стрелять. Все равно: на каторгу или повесят!
– Не найдут! – Николай шептал тоже. – Слышишь, стука нет: он не нашел дверцы. Да и не мог найти. Внутри она выложена землей. Она не дает пустого звука. Если не найдут секрета механизма…
И они замолчали опять, считая удары своих гулко бьющихся сердец…
Когда Ферапонт Иванович вошел с улицы в лавку, он прошел в комнату и сел на табурет у постели.
Филькин не мог понять своей неудачи. Ведь он ясно, собственными глазами видел Николая сквозь ставень. Где-то должна быть тайная комната. Но где?..
В стенах подвала? Нельзя же разломать весь подвал… В колодце? Но в колодце стояла вода, было слишком сыро: нормальный человек не может работать в таких невозможных условиях! Встречаясь с революционерами тридцать лет, Филькин не мог понять до сих пор, что нет ничего невозможного для людей, работающих из-за идеи.
Он придумал более простую вещь: он решил дожидаться наверху до тех пор, пока не явится кто-нибудь из революционеров. Это был отчаянный план, но на Филькине был панцирь, в кармане болтался револьвер, к пуговице пальто был прикреплен роговой полицейский свисток. По первому свистку вся полиция должна прийти ему на помощь. И, войдя в комнату, Филькин прикрыл наружную дверь, вставил ключ в замок изнутри, положил револьвер на колени и стал ждать бесшумно и терпеливо.
Так прождал он с полчаса. Было тихо, только тикали стенные часы. Они тикали так громко, что, казалось, заглушали все остальные звуки. Внезапно легкий тройной стук раздался откуда-то снизу. Он шел от капитальной стены.
Филькин вскочил. Он стиснул зубы. Сигнал из потайной комнаты, подтверждение его догадок!.. Зачем подан сигнал?.. Нужно ли на него отвечать?.. Поколебавшись, он подбежал к стене и, как Вачнадзе, постучал в нее четыре раза…
Сам того не сознавая, он подал подпольщикам тревожный сигнал.