Больница в Гоблинском переулке (СИ)

Внутри с грохотом обрушилось что-то тяжелое, а спустя мгновение раздался пронзительный детский крик.
– Малыш! – заорала я во всю силу легких. – Что случилось?
Маленький оборотень не отвечал, он плакал навзрыд. Я заметалась вдоль дома. Что делать? Бежать за пожарными самой? А что, если непослушный мальчишка серьезно ранен и счет идет на секунды?
Я пойму, если мэтр Ланселот отругает меня и выгонит с практики, и все же я не могла оставить мальчика в беде. Да и кто бы смог?
– Я иду! – крикнула я. – Не шевелись!
Щелкнула пальцами, сотворив светлячок, послала его впереди себя. Переправила через подоконник сумку, потом перелезла сама. Ткань подола треснула, зацепившись за осколок, торчащий из рамы. Ничего, заштопаю.
Я пошла на плач, осторожно ступая между обломков. Деревянная балка раздавила стол, на полу вперемешку с осколками посуды и камнями лежали детские игрушки. Я задрала голову и увидела дыру в потолке. Части деревянного перекрытия напоминали переломанные кости огромного животного.
– Малыш, я иду!
Дом откликнулся на мой крик шорохом осыпающейся штукатурки. Придется помолчать. Я шла на голос маленького оборотня, он уже не плакал, но всхлипывал. Пробиралась почти на ощупь, в свете огонька по стенам змеились длинные тени, путали, сбивали. Пол прогибался под ногами, стены потрескивали.
Мальчик обнаружился в соседней комнате. Лежал навзничь, а его ногу придавливал тяжелый деревянный брусок.
– Сейчас, малыш! Я помогу!
Я бросилась вперед, забыв об осторожности, и дом не замедлил отомстить за мою оплошность – часть потолка вместе с тяжелой балкой рухнула вниз. Окажись на моем месте пожарный, его немедленно раздавило бы вместе с маленьким оборотнем, но я все же была магом, хоть и целителем. Никто не учил меня создавать защитный купол, однако, едва я вскинула руки в неосознанном жесте, как магия все сделала за меня. Обломки зависли в воздухе, едва не долетев до головы.
Мальчик таращил на меня испуганные глазенки, даже всхлипывать перестал. У меня от напряжения тряслись пальцы. Не знаю, сколько смогу продержаться. Стоит мне отпустить магию, и нас с маленьким оборотнем погребет под камнями.
– Тетя… Тетя… Я боюсь…
– Держу, – протолкнула я сквозь сжатые губы.
Не до разговоров. Вместо ободряющей улыбки вышла гримаса.
«Вот и конец практики…»
Удивительно, но я не чувствовала страха, лишь ощутила неловкость перед мэтром Ланселотом: ему придется распорядиться насчет моего тела, а потом объясняться перед советом университета.
– Прости, Ланс, – произнесла я вслух.
Сердце вдруг защемило от необъяснимой тоски. Почему-то вспомнилось, как я в первый раз увидела мэтра Ланселота Даттона, как он смотрел на меня, стоя на нижней ступени лестницы. Как холодны, но красивы были его глаза. А следом вспомнилось, как он согревал мои пальцы в ладонях, как обвел скользящим движением косточку на лодыжке… Этот мужчина никогда бы не стал моим, мы из разных миров, отчего же так тяжело прощаться?
По лбу скатилась капелька пота, ныл каждый мускул. Кровь стучала в висках, точно молот.
Глупо, глупо. И мальчика не спасла, и мэтра Даттона подставила. Его за гибель студентки-практикантки точно по головке не погладят…
Почудилось движение воздуха, свежего ветерка, разгоняющего смрад убогого жилища. Мальчишка вздрогнул и посмотрел куда-то за мое плечо. Я приподняла брови: «Кто там? Кого ты видишь?» Но вместо маленького оборотня ответил знакомый суровый голос:
– Грейс, я с тобой. Держу. Спокойно, – и тут же в сторону: – Господин Михель, сначала забирайте мальчика.
Мэтр Ланселот осторожно опустился рядом, одну ладонь положил мне на грудь, другую на спину: делился силой, вливал магию в опустошенный резервуар, а я изнеможенно склонила голову на его плечо. Потом станет стыдно, но сейчас я была полностью вымотана. Я ожидала сурового выговора, но мэтр Даттон сказал лишь:
– Ничего, Грейс.
Господин Михель споро подставил под балку, придавившую мальчишку, домкрат, его помощник подхватил маленького оборотня на руки, едва только нога оказалась на свободе.
 
– Моя мама… – прошептал тот и даже попытался вырваться. – Сначала мама…
– Ее нашли, нашли! Подлатают твою маму, будет как новенькая!
Малыш сразу обмяк, как тряпочка.
– Теперь вы! – буркнул начальник городских пожарных. – Давайте руку, дамочка!
– Мэтр Ланселот…
– Все хорошо, Грейс. Идите. У меня хватит сил продержаться еще несколько минут. Я сразу следом.
Свежий прохладный воздух после пыли и застоявшегося смрада ветхого дома быстро привел меня в чувство. Я даже не забыла прихватить с собой медицинскую сумку с дорогими настоями и вытяжками. Едва ли это меня спасет от строгой нахлобучки, но я оправдываться не собираюсь: заслужила.
  
*** 26 ***
 
Ланс осторожно отцепил с окна обрывок серого ситца. За стеной зашуршала, осыпаясь, штукатурка. Он повел плечами – ночной ветер пробрался под сюртук, морозом пройдясь по позвоночнику.
Кого он обманывает – не холод бил запоздалой дрожью, смерзался кристаллом в животе, хотя опасности уже не было. Страх.
Он сжал в кулаке тканевый лоскут. Безрассудная девчонка! Хорошо хоть сообразила позвать помощь прежде, чем сунуться в дом, а то поминай как звали. При одной мысли об этом ледяной кристалл внутри словно отрастил иглы, проткнул диафрагму, выстудив легкие, впился в сердце. Ланс заставил себя сосредоточиться на дыхании. Четыре счета – вдох – четыре – пауза, четыре счета – выдох. Снова пауза. Вдох… Еще и еще. Ничего не случилось. Все обошлось.
Грейс мазнула по нему взглядом и уставилась в землю. Поежилась, обхватив руками плечи. Ланс двинулся к ней, и, пока он подходил, девушка опустила голову, золотистая прядь, выбившаяся из прически, закрыла лицо. Ему захотелось отодвинуть эту прядь, коснуться щеки, ощутив гладкость девичьей кожи. Он мотнул головой, отгоняя наваждение, – совсем от усталости голову потерял!
Грейс снова поежилась, и Ланс молча снял с плеч сюртук, укутал ее. Девушка вскинула голову, с видимым усилием заглянув ему в лицо. Он протянул ей лоскут.
– Это, наверное, можно пришить? Я попрошу монну Озис посоветовать вам портниху…
– Мои родители держат швейную лавку, – неуверенно улыбнулась Грейс. – Я починю, и следа не останется.
На лице ее промелькнула тень. Ланс понял. Если бы можно было так же легко исправить, починить живое тело. Всех тех, кто был сейчас в булочной, тех, кто еще оставался в доме и кого живым из-под развалин уже не достанут. Он сжал кулаки. Владелец дома должен пойти под суд. Но это потом. Сперва – сделать все, что можно сделать. Сейчас чуть-чуть отдышаться и снова за работу.
Он вытащил из кармана плоскую фляжку, протянул Грейс.
– Пару глотков. Чтобы взбодриться.
– Я только что пила восстанавливающее зелье, – покачала она головой. – В смысле, перед тем как… – Грейс осеклась, поняв, что пахнет из фляжки вовсе не восстанавливающим зельем. – Что это?
– Бренди, – озвучил Ланс то, о чем она и так догадалась по запаху. – Раз уж с восстанавливающим зельем придется повременить.
У него в самом деле были не слишком приятные побочные эффекты. Дозировка чуть выше, чем нужно, – и начинает трясти. Вот как сейчас, когда слишком бурное воображение крутит перед внутренним взором картины открытого перелома черепа, компрессионной асфиксии и всего того, что он уже видел сегодня, – но на примере одной девицы. Той, что робко взяла в руки фляжку и, зажмурившись, глотнула. Закашлялась, слезы брызнули из глаз. Сюртук пополз с плеч, и Ланс подхватил его, свел полы на груди Грейс.
Она ткнулась лбом ему в ключицу.
– Я думала, сейчас получу нахлобучку. Я ее заслужила.
Ланс улыбнулся, не удержавшись, провел ладонью по пушистым прядям.
– Разве я сказал бы что-то, что ты уже не сказала себе сама?
– Но, может, из начальственных уст внушение подействовало бы эффективней?
Они рассмеялись хором и тут же оборвали смех – неуместно он прозвучал здесь, среди боли и смерти. Ланс выпустил девушку из объятий, отступил прежде, чем до нее дойдет, что они оказались слишком близко – куда ближе, чем следовало бы. Изобразил на лице вежливый интерес, хотя внутри все тянулось ей навстречу – обнять, прижать крепче, убедиться, что жива, что все обошлось. Она – студентка, напомнил он себе. Он – руководитель ее практики. Вот и все, а что там еще ему примерещилось, когда она льнула к нему, а над головой висели стоуны камня, – так это из-за адреналина и усталости.