Больница в Гоблинском переулке (СИ)

Не особо надеясь на удачу, я раскрыла «Книгу исцеления» и несказанно удивилась, когда среди статей о благотворном влиянии кровопускания и пользе чеснока при лечении головных болей обнаружила главу о проклятии некроманта. Целитель прошлого среди причин возникновения уверенно называл черную ворожбу. Мол, некроманты таким образом тянут из своих жертв жизненные силы, либо желая продлить молодость, либо пытаясь побороть смертельный недуг.
Некромантия под запретом, опасные заклинания изъяты из курса обучения, книги закрыты в секретных хранилищах, да и сведения о черной ворожбе попахивали лженаукой сродни кровопусканию, но все же, все же…
Во всяком случае, это хоть какое-то объяснение. Нелепое, да, и все же некроманты не были выдумкой. Темная магия теперь строго карается, но во многих дисциплинах до сих пор можно отыскать следы древней магической науки. Даже в целительстве. Знание о том, как запустить сердце сразу после остановки, спасло многие жизни…
Я сомневалась, однако на всякий случай заложила страницу и на следующий день первым делом отыскала мэтра Ланселота в его кабинете. Мэтра Ланселота и его неизменную утреннюю чашку кофе.
– Грейс?
Он моментально оказался при виде меня на ногах. Скользнул обеспокоенным взглядом по фигуре, по книге, которую я держала раскрытой, – лицо расслабилось. Он улыбнулся, жестом приглашая присесть в кресло.
– Что-то случилось, монна Амари?
Я не стала ходить вокруг да около – сразу предъявила статью.
– Я знаю, звучит как бред, но ведь есть в этом рациональное зерно, как считаете? – спросила я, дождавшись, пока мэтр Ланселот пробежит глазами строчки. – Темная магия существовала, да она и теперь существует, просто никто не станет признаваться, что владеет ею.
Мэтр Даттон хмурился, между бровей залегла складка.
– И все-таки нет, Грейс. Я ни разу не ощущал следов магического воздействия. А вы… вчера?
Он очень осторожно произнес последние слова.
Я прислушалась к себе. Заметила ли я что-то необычное? Почувствовала ли? Нет, ровно ничего вплоть до того момента, как отекли ноги в туфлях.
– Нет, – призналась я. – Выходит, это лишь миф?
– Скорее всего. – Мэтр Ланселот ободряюще улыбнулся. – Но весьма похвально, что вы пытались найти причину. Хотите кофе?
– Хочу, – вздохнула я и тут же встрепенулась: – Слушайте, а что если возбудитель содержится в еде или в воде?
Мэтр Ланселот отправился колдовать с чайником, ответил не сразу.
– Признаюсь, меня посетила вчера та же мысль, – сообщил он немного скованно, а следующая фраза пояснила причину смущения: – Конечно, пищевые инфекции обычно проявляются не так… И все же я взял образцы пирогов с лотка разносчика, даже отыскал кусок того самого пончика…
– Что? Как вы о нем узнали?
– От Кирана. Простите, монна Амари. Не только ваша жизнь могла оказаться под угрозой, мне нужно было все проверить.
– И?..
– Все чисто.
– Слава светлым богам, вы не стали тревожить бедную госпожу Досси!
– А что с госпожой Досси? – подозрительно спросил начальник.
– Печенье, – призналась я. – Традиционное печенье гоблинов, которое они пекут на рождение ребенка. Госпожа Досси меня угостила. Но оно точно ни при чем!
Мэтр Ланселот поставил передо мной дымящийся, ароматный напиток, сел рядом, опустил подбородок на сцепленные в замок руки.
– Скорее всего, вы правы: еда здесь ни при чем. Пейте кофе, монна Амари, и пойдемте работать.
  
*** 22 ***
 
Неделя или около того прошла на удивление спокойно. Плановые роды, пяток переломов – у тех, кто живет в бедности, хрупкие кости, – парочка пострадавших от поножовщины. Не к добру такое затишье, непременно должна была случиться какая-нибудь пакость. И она, само собой, случилась.
Сон разорвало мерзкое металлическое дребезжание. Ланс подлетел на кровати: на столе кристалл сигнального артефакта светился тревожно-алым, мигал в такт звону
Что такое могло случиться в больнице, что Киран не справился? Ланс не стал гадать – приедет и узнает. Разбуженный тем же звоном слуга уже входил в спальню, неся таз и полотенце, и меньше чем через четверть часа Ланс выводил мобиль из конюшни, переделанной в гараж.
 
Кричали люди, звуки голосов отдавались эхом от стен, мешая понять, откуда они доносятся. Что-то случилось в городе.
Ланс активировал световой артефакт – такой же, что освещал операционную, – прикрученный к носу мобиля, и рванул к больнице, но только набрал скорость, как под колеса метнулась тень. Он едва успел ударить по тормозам.
– Мэтр целитель! – Орк прижался ладонями к стеклу мобиля, заглядывая внутрь. – А я к вам! Беда, мэтр целитель!
– Что случилось?
Орк казался смутно знакомым, но напрягать память было бесполезно, в бесконечной череде лиц и имен разумных запоминались лишь постоянные пациенты.
– Дом рухнул! Я сперва в больницу, а мэтр целитель сказал…
– Садись. – Ланс отворил дверь. – По дороге расскажешь.
Мобиль снова рванулся с места, и снова пришлось тормозить. Похоже, дурная весть уже разлетелась по кварталу, заставив жителей выбраться из домов. В окнах загорался свет, кое-как одетые нелюди и люди зачем-то выскакивали на улицы, как будто могли кому-то помочь.
– Мэтр целитель, который в больнице, сказал, что он вас позовет, но я подумал, ногами-то оно надежней, и… Куда вы, мэтр, нам в ту сторону!
– В больницу, – рявкнул Ланс, едва удержавшись, чтобы не обложить в три этажа гоблинку, едва не сунувшуюся под колеса. – Если пострадавших много, понадобятся зелья, а у меня в мобиле только самый минимум.
– Выходит, я зря бегал? – сник орк.
Ланс не стал отвечать, вместо этого поинтересовавшись:
– Большой дом рухнул?
– Три этажа. Может, вы его знаете, доходный дом старого Хельмута.
Ланс проглотил ругательство. Даже по меркам этого района доходный дом старого Хельмута был редкостной дырой. По весне в подвал поднималась вода, застаивалась, нещадно воняя, до середины лета, пока не высыхала, и снова набиралась осенью, когда начинались дожди. Зимой стены промерзали насквозь, змеились трещинами. Вспомнились выщербленные ступени, перила, о которые лучше не опираться, чтобы не улететь с ними в лестничный проем, треснувшие стекла в перекошенных рамах.
И все же этот дом круглый год был заселен полностью. Оборотница с двенадцатью тощими детьми-полукровками разных рас, рядом с ними следовало внимательно следить за карманами и содержимым саквояжа. Старший, подросток, «работал», вытаскивая кошельки на рынке, две средние девочки пошли по стопам матери, торговавшей собой, остальных она называла дармоедами, чередуя ласку и тумаки. Две человеческих семьи. В одной – беспробудно пьющий отец, неспособный даже к поденной работе, и трое детей, в другой отец работал на фабрике, но прокормить десяток ртов не мог. Еще оборотни, двадцать четыре ребенка. Семья гоблинов… Нет, те недавно съехали, уже лучше. Пара орков, как-то раз они попытались разменять у Ланса фальшивую ассигнацию. Еще одну квартиру делили трое приехавших из деревни парней – большую часть заработанного они отсылали семьям, экономя на всем. Спившийся актер, еще десять лет назад блиставший в столице, – Ланс немало удивился, услышав имя, а в лицо он этого старика с красным носом и трясущейся головой и вовсе не узнал бы.
Сам он часто бывал в этом доме. Рахит, чахотка, белая горячка, ревматизм с разнообразными сердечными пороками, бесконечные сопли и систематические травмы – описывая болезни обитателей доходного дома, можно было бы составить толстенный справочник.
Ланс прикинул маршрут. По пути в больницу нужно заехать за Белиндой, а оттуда, направляясь к доходному дому, прихватить Грейс. Глядя одним глазом на дорогу, Ланс вытащил из-за сиденья саквояж, активировал сигнальный артефакт – такой же, как тот, что разбудил его самого. Когда мобиль подъехал к дому Белинды, эльфийка уже ждала на улице. Орк уступил ей место и, взяв наскоро нацарапанную записку, помчался будить Грейс: тревожного артефакта у практикантки не было, а терять время, стоя у дома, пока девушка проснется и соберется, Ланс не хотел.