Любовь. Измена. Развод (СИ)

— Не спрашивай. Антипов опять все обговнял.
— Козел.
— Чистейший. Ладно, иди работай, Лиз.
Михеева убегает, а я все сижу и поверить не могу, что нас утвердили. Нужно собраться. Следующие три часа рисую, психую, сминаю листы, выбрасываю, снова рисую.
К пяти часам чувствую себя выжатым лимоном. Идей нет. Вдохновения нет. Только шок, стресс и адское волнение.
Как назло, еще мать звонит. Сообщает, что она приехала в город. Хочет увидеться. Спрашивает адрес и сообщает, что знает о предстоящем разводе.
Илюша, видимо, нажаловался.
Домой приезжаю взвинченной. Мать уже караулит меня у подъезда. Пропускаю ее вперед и тычу на кнопку лифта. Пятый этаж.
Пока переодеваюсь, мама успевает разогреть чайник и вытащить кучу еды, которую с собой привезла. Там и банка со щами, и пирожки с капустой, и картошка тушёная.
Сажусь за стол, рассматривая весь этот праздник живота.
— Опять после шести не ешь, что ли?
— Ем, мам. Ты чего приехала-то?
— А что мне уже к дочери в гости нельзя приехать? Навестить? Если нет, ты так и скажи, прямо сейчас на автобус пойду.
— Прекрати. Я просто спросила. Вкусные пирожки.
— Для тебя же готовила.
Мама вздыхает и присаживается напротив. Аккуратно касается моих пальцев.
— Как ты доченька?
— Нормально, — пожимаю плечами, потому что на удивление, мне и правда нормально. Я бы даже сказала хорошо.
Я столько дней мучилась, переживала, а теперь, после того как Илья показал свое истинное лицо и чуть не оторвал мне руку, в голове будто что-то прищёлкнуло и встало на свои места.
Все я правильно делаю. Нужно разводиться. Выкинуть наконец из своей жизни человека, который ее отравляет.
— Ну я же вижу, на тебе лица нет.
Показательно улыбаюсь, а мама только глаза закатывает.
— Ты мне что-то сказать хочешь?
— Ох, ну вот что ты придумала? Как еще развод, дочь? Вы же так любите друг друга.
— Судя по всему Илья не особо.
— Да конечно. Он ко мне приезжал, на мальчике лица нет. А ты же его даже выслушать не хочешь.
— Пф…
— Ну изменил мужик, подумаешь, с кем не бывает! Вернись к мужу, Света. В разладе всегда двое виноваты, доченька. Я давно говорила, ребенка надо было рожать, глядишь, и не загулял бы мужик. А то удумала — развод. Совсем мать не щадишь.
— Ты точно моя мать? Любовница моего мужа беременна. Это не просто измена, мама. Мы разводимся, и возвращаться я не собираюсь, можешь так и передать своему любимому зятю. Смиритесь. Оба.
— Мудрее нужно быть, дочка. Мудрее! — качает головой.
— Мудрее — это как Антипов? Не давать мне прохода, клясться в вечной любви, а когда не работает, сыпать угрозами?
— Его тоже понять можно. Он тебя любит. Переживает. Хочет вернуть.
— А не надо меня возвращать. У него теперь новая семья есть. Совет да любовь!
— Ох Светка, ты еще жизни не видела, — мама поднимается на ноги, упирается ладонями в столешницу. Поглядывает на меня через плечо. — Илья же все для тебя, были бы у тебя магазины твои, а поездки все эти по показам, если б не Илья?
Выпадаю в осадок от такого заявления, если честно. Смотрю на свою мать и погружаюсь в еще больший шок.
— Что молчишь? Нет. Сидела бы в своем ателье и копейки считала. Как мать хочешь? Всю жизнь экономить и колготки штопать? Мало мы с тобой одну картошку с морковкой жрали? Вспомни, как мы жили? Я еле денег нашла, чтобы тебя учиться отправить. Общага, одежда, тетради, карманные расходы — все это деньги. Ты в девятом классе с осени до весны в одних сапогах проходила, дерматин без всякого утепления. По трое носков надевала, потому что купить не на что было.
Помню. Прекрасно все это помню. Только вот у меня по-другому все. Я выживу и выползу. Зубами землю грызть буду, но в любом случае, чтобы ни случилось, встану на ноги. Сама.
— А как же самоуважение мама? Гордость? Почему я его прощать должна? Почему?
— Когда жрать нечего будет, посмотрим на твое самоуважение.
— Не переживай, такого не случится. Если Антипов отберет мой бизнес, я полы мыть пойду, дворы мести, но ни за что, слышишь меня, ни за что к нем уже вернусь и не прощу, — вскакиваю со стула.
 
— То есть ради гордости можно жизнь свою испоганить? Будущее?
— Странно что ты только об этом думаешь, ма. А как же так выходит, что твой хороший Илюша ребенка другой заделал? А теперь еще и бизнес у меня отобрать хочет. Мой бренд — мое детище. И он хочет все испортить, я чувствую это. Он угрожал мне, синяки оставил, — задираю рукав домашней кофты и сую свое запасть маме в лицо.
На руке все еще красуются синяки. Ровно пять небольших точек от пальцев Антипова. На работу я ходила, замазав все эту «прелесть» тоналкой.
Мама вздрагивает.
— Это тоже нормально, по-твоему? А когда он меня убьет, ты что говорить будешь? Как его оправдаешь?
Знаю, что преувеличиваю, но я должна до нее достучаться. Сколько можно то? Вечно Илья, Илья…я блин ее дочь, а не какой-то там Илья.
— Ты, блин, за меня должна быть. Потому что я твой ребенок. Не Илюша, а я. Ты в клочья его должна была разодрать, только за то, что он посмел после всего к тебе припереться. После другой бабы, после того как меня предал. Унизил. Растоптал. А ты…
Мама тихонько плачет. Беззвучно. Вытирает слезы, но меньше их от этого не становится.
Дрожащей рукой, аккуратно сжимает мою руку, над синяками. Смотрит. Всхлипывает. А я…я добиваю. Хватит уже молчать. Пусть знает всю правду.
— И детей у меня быть не может. После аварии не может. Я предлагала твоему Илюше найти суррогатную маму или взять из дома малютки детку, но он сказал, что нам и так хорошо. На фиг ему никакие дети со мной не нужны. Зато от какой-то левой девки, пожалуйста. Что ты смотришь мама? Что? Я теперь не женщина, по-твоему? Не человек может? Да не будет у меня детей. Не смогу я их выносить. Никогда! Можешь прямо сейчас в бабушки к Антиповскому отпрыску записываться, он только рад будет.
— Света…
Мама закрывает рот ладонью и не веря, качает головой. Медленно оседает на край табурета.
— Что? — смотрю в окно, сложив руки на груди.
Больно. От всего происходящего сердце рвется. Кровоточит.
Господи, да она же моя мать. Почему она ведет себя как монстр?
Все детство тыкала, попрекала. Да мы жили как нищие, но я-то, в чем была виновата? Кто ее просил выходить замуж за уголовника и рожать от него детей? Кто просил жить в нашей деревне и работать за гроши?
— Доченька, я же не знала…
— А какая разница? То есть подкладывать меня под него сейчас, по-твоему, нормально? Не претит моральным принципам?
— Боже мой, боже мой…
Мама что-то тихо причитает. Не разобрать. Тру свои огненное красные щеки и возвращаюсь за стол.
— Если еще хоть раз, ты будешь при мне за него заступаться, если выберешь его , а не меня, ты мне не мать. Поняла? Можешь тогда вообще забыть о моем существовании.
*Кампейн (campaign — англ. «рекламная кампания») — съемка рекламной кампании коллекции.
*Russian Fashion Week — Российская неделя моды Прет-а-порте, проходит два раза в год — в апреле и октябре. Участвуют только заинтересованные лица: дизайнеры, журналисты, редакторы глянцевых журналов, специалисты в области моды, маркетологи и продюсеры.
  
Глава 17
 
— Светочка, доченька, — мама испуганно вскидывает взгляд. Сталкиваемся глазами. — Что ты такое говоришь? Я же мама твоя. Света…
Молчу. Рассматриваю каждую морщинку на ее лице. Мама выглядит старше своего возраста. Всю жизнь на себе все тащила, вечно в долгах и с подработками.
Ей пятьдесят вот-вот исполнится, но чисто внешне можно лет шесть прибавить.
Стискиваю под столом пальцы в кулаки, чтобы не расплакаться. Так жаль ее становится. Она же ничего в жизни не видела. Я ее когда первый раз на море вывезла, она как ребенок радовалась, а сама постоянно напоминала мне, что все очень дорого и тратиться не нужно. Зачем в ресторан идти, если в отеле полный пансион? А экскурсии зачем? Лучше просто у моря на шезлонгах полежать, бесплатно же…