Воин в осаде (СИ)

Состав тронулся. Послышались первые выстрелы. Я распростерся на крыше, поплотнее нахлобучивая на себя шляпу. Теперь всё — вопрос десятка минут.
«Победа — это результат грамотной эксплуатации всех найденных уязвимостей противника. Если вы что-то пропустили, то именовать себя настоящим победителем права не имеете!»
Эти высокопарные и спорные слова мне говорил другой наставник. Отставной гвардеец российского князя Хабарова, которому не нашлось теплого местечка в каком-нибудь из столичных гарнизонов, а ехать к Халифату или к сибирским границам не хотелось. Калтропов Василий Леонтьевич великолепно владел револьверами, а еще пытался преподать мне основы тактики малых и средних групп. Нудно, настырно и самоотверженно, отрабатывая плату, которой хватало бывшему гвардейцу и на съём дома, и на содержанку, и даже на регулярные отчисления на родину, жене и детям. Наверное, именно он заразил меня прямолинейностью, постоянно приводя примеры того, как даже двухходовые планы летят ко всем чертям из-за мелочей и неизвестных факторов.
Натиск и эксплуатация уязвимостей. Используй всё, что можешь себе позволить.
У рода Ирукаи не было оптовых запасов отравы с отложенным действием, которой можно было нелетально вывести из строя несколько сотен человек, зато у молодеющего старика Сая оказался очень большой запас «лисьего хвоста» — особой дряни, которую кицуне применяли при бегстве, когда шкодили где-то слишком много. Запас на весь клан, если лисам придется драпать врассыпную. Сай расстался со всем «хвостом» под железную гарантию оплаты расходов и помощь в поиске и покупке расходных материалов. Поэтому мы подожгли хабитат, отравили еду и поезд, а теперь, совершив почти всё возможное, молимся, чтобы Федор как можно быстрее набрал ход поезда, чтобы дым от «лисьего хвоста» сносило ветром назад.
Снизу раздался жуткий металлический грохот — Праудмур высадила короткую очередь из своего автомата-пулемета. Следом Евгений выпалил несколько раз из укороченного ружья, притащенного им с собой. Наверняка не прицельно, просто показывая тем, кто решил узнать в чем дело, что тут большие калибры. Основная часть солдат, оставшихся на ногах или не получивших отраву, сейчас выскакивает из поезда и несется в темноту, вопя от режущей боли и взвывая о помощи. Остальные, у кого сил на побег из смердящих вагонов не хватило — завидуют мертвым.
Началось. Поспешно выстрелив из выхваченного из набедренной кобуры «атланта», я промазал по отчаянно работающему ногами бойцу, несущемуся по траве к набирающему ход паровозу. Промазал, но зато он меня увидел, тут же затормозив и пытаясь прицелиться из автомата, чем сделал себя куда более удобной мишенью. Вторая пуля очень красиво вошла в грудь спортивно сложенного японца, выбивая из его спины фонтанчик крови. Готов. Отстающие? Имеются, аж двое, повторяют за первым. Падаю на крышу, исчезая из их поля зрения. Теперь бедолагам вновь нужно разгоняться, при этом пытаясь прижаться поближе к вагонам.
Две короткие очереди демонстрируют, что я угадал. Эдна и Камилла ненавидят использовать что-либо помимо своих жутких ножей, но это совершенно не значит, что не умеют. Затем еще выстрелы. И еще. Звук некоторых мне знаком.
У угоняемого поезда было четыре уязвимых места — пассажирские вагоны, через которые можно провести атаку, крыша, позволяющая быстро добраться до головы поезда, а также две полусферы по бокам, откуда могли прийти оставшиеся на ногах патрули. Внутри можно бежать лишь по прямой, от чего быстро отучит русский, у которого даже укороченное ружье противотанкового калибра. Этим Евгений и занимается — просто стреляя регулярно по центру, пробивая навылет противников и двери. Патронов он не жалеет, у нас самый критический момент, пока поезд не набрал скорость, что позволит оборонять лишь крышу и прямой внутренний проход.
Стреляю из «атланта» еще трижды по неясной тени, проявившейся по другую сторону. Тень явно собирается обогнать еле плетущийся состав с какими-то недобрыми целями, но терпит крах замыслов. Захлебывающийся мужской ор показывает, что крупнокалиберную пулю в ноге тень терпеть молча не может.
 
Меняю барабан «атланта» на заряженный. Эти два револьвера — старшие братья «раганта» … в буквальном смысле. Не отличаясь от него калибром, они просто тяжелее процентов на 30, что позволяет мне делать несколько выстрелов подряд с претензией на прицельную стрельбу. Пока моя эффективность как стрелка настолько низкая, что Калтропов бы напился с горя, видя, как безбожно жжет патроны его ученик.
Снизу слышится приглушенная ругань, а затем короткая очередь из грохоталы Регины. Что-то там происходит, но я отвлекаться не имею права. Частично реабилитирую себя в глазах наставника, удачно попадая в еще двух догоняющих паровоз солдат, затем падаю ничком на крышу, растопыриваясь как морская звезда — вокруг меня жужжат пули. Слышится ругань рыжей, майор Праудмур изволит гневаться и стрелять одиночными. Гневается она на Федора, который, по ее мнению, слишком медленно разгоняет машину, но дядька Евгения английского не понимает. Бас Евгения между выстрелами его слонобоя, сообщает эту информацию нашему компактному инквизитору и та, после паузы, начинает костерить Федора в десять раз хлеще. На английском.
Выстрелы автоматов, что я выдал горничным, звучат чаще. Мы уже набрали скорость километров 10 в час, но у даймё Категавы какие-то невероятно упорные и спортивные солдаты. Мне становится легче — страдающие от «хвоста» бойцы в поезде пооткрывали окна, из-за чего сейчас весь состав кроме его головы и первых двух вагонов окутан мерзким желтым токсичным дымом. Можно больше не боятся, что еще кто-то шарахнет по мне очередью с крыши. Лежу головой к хвосту поезда, внимательно отслеживая движения по бокам и на крыше. Если обычные японцы ко мне в гости не заглянут, то вот практик техник может запросто…
Проходит почти минута. Крышу трясет, скользко, приходится цепляться руками и ногами. Выстрелы снизу стихли. Спина отчетливо сигнализирует, что автоматная очередь наставила мне сквозь «ирландскую паутинку» великолепных синяков. Хотя, возможно, речь о сломанных или треснувших ребрах. Крышу вагона начинает трясти еще сильнее, дядька княжича определенно заставляет тягач работать на запредельных параметрах.
Выстрелы… а нет их больше. Противогазов здесь не водится, а значит все бегуны либо по-умному отстали, либо по-глупому попали под действие отравы кицуне. Желтый густой дым, наполняющий поезд, стелится за ним длинным отравленным хвостом. Единственное место, где его почти нет на высоте человеческого роста — это крыша.
Справились?
Я их разглядел заранее за счет того, что в этом месте пути чуть изгибались перед тем, как выйти на прямую линию, заканчивающуюся у бывшего города Хагоне. По вагонам, смешно семеня, бежали трое людей, окутанных едва заметным ореолом фиолетовой энергии. Двое впереди с обнаженными катанами в левых руках и револьверами в правых, еще один позади, его руки свободны и направлены раскрытыми ладонями в спины бегущих спереди. Лица замотаны чем-то разноцветным.
— Да вы издеваетесь…, - опустошенно выдохнул я, возясь на подскакивающей крыше в попытках вытащить «грендели».
Три! Три офицера-дворянина из каких-нибудь младших провинциальных родов, да еще, судя по всему, два мечника! Бегут свободно, как-то небрежно перепрыгивая с вагона на вагон. Тряска насилуемого Федором поезда их не смущает совершенно! А тот дергается как норовистый конь, так, что мне просто удержаться лежа — и то сложно!
Бельгийские «грендели», за которые княжич попросил (и получит) столь много, оказались крайне неудобным оружием. Точно таким же, как длинный родовой меч. Нельзя быстро привести в боеготовое состояние, нужно долго упражняться, чтобы из посмешища это стало грозным оружием, а еще жутко сложно эффективно применять в ситуациях, когда под тобой всё трясется. Но зато это нивелируется огромной убойной силой. В случае же с этими громоздкими пистолетами — еще и возможностью стрелять дуплетом.