Воин в осаде (СИ)

Теперь пришла очередь самой женщины, но с ней проблем возникло куда меньше. Тот же боец, что превратил лицо её мужа в окровавленный и пускающий пузыри блин, гораздо мягче изъял из рук тихо заливающейся слезами женщины молчаливо стоящую девочку лет четырех, которую и передал своим помощникам из числа гражданских. Девочку споро понесли к вагонам, находящимся ближе к голове поезда. Конвейер работал.
— Ариста? Опять полоски? — голос Рейко вывел меня из озлобленной задумчивости.
— Да это я так, — мотнул головой, — Просто когда-то давно думал, что именно так выглядит зло — солдаты, разлучающие семьи. А теперь стою здесь, вроде как контролирую процесс, так еще и пристрелил одного семьянина. Пусть он был и не очень примерным.
— Аната…
— Я бесконечно рад видеть, как близко вы принимаете к сердцу происходящее, — яда в голосе полковника Ятагами хватило бы, чтобы утопить слона, — Воистину, Япония приобрела достойного господина и феодала в вашем лице, Эмберхарт-кугэ. Но я бы пустил половину этих ублюдков на селитряные ямы!
— Хочу сказать в защиту бывших жителей Хагонэ, — я развернулся к полковнику, которого определенно мучили фантомные боли из-за недавно образовавшейся на фронте культе руки, — Они понятия не имели, что мы решили организовать из бывших деревень тануки госпитали. Иначе бы не планировали прыгать с поезда семьями.
— Ваша мягкость может стать серьезной проблемой, Эмберхарт-кугэ, — отрезал полковник, отворачиваясь, — Мы организовались в последний момент! Послезавтра прибывают первые поезда с беженцами, а нам нужно вывезти из Камикочи еще около двадцати тысяч человек! И успеть освободить линию!
Процесс шёл, но хорошо он шёл только благодаря стараниям полковника Ятагами. Однорукий инвалид пахал как ломовой конь с момента попадания в долину, и по словам Рюоки, поблагодарить за это стоило меня и Регину — мы ему не мешали.
Старый служака видел решения там, где мне и рыжей они даже не снились. Перед тем, как начать что-то строить, Ятагами решил посмотреть — нельзя ли что-нибудь с пользой разрушить? И у него удалось найти, что именно. Вместо комплекса из трех защитных линий на каждый перевал Камикочи, полковник просто одолжил мой красный дирижабль, загрузил его взрывчаткой и саперами… а потом просто спустил несколько лавин в два побочных прохода в долину. Сотни тысяч тонн скал и камней, вывороченных взрывами и собранных лавинами по ходу спуска, буквально уничтожили перевалы, сделав их совершенно непроходимыми хоть для какого-то количества разумных, могущих представлять для сил долины опасность. Полковник не исключал, что одиночные вылазки диверсантов вполне допустимы, но даже тем будет легче и проще перебраться через горы на воздушном шаре, чем выверять на протяжении десятков километров каждый шаг.
Более того, взрывы раздались и на верхушках гор, лежащих перед самой долиной. На главном, так сказать, входе. Риск повредить железнодорожную магистраль полковник доблестно учел и… проигнорировал, сочтя возможный ущерб и ремонт допустимыми потерями по сравнению с перспективой приобрести много дикого камня в нужном месте практически бесплатно. Овчинка оказалась достойна выделки и сейчас все свободные люди в хабитатах выходили в смены, длящиеся по двое суток, растаскивая и дробя упавшие скалы. Крепость, полностью закрывающая главный (и теперь единственный) вход в Камикочи, будет укреплена метрами дикого камня, которые планировалось использовать насыпью перед стенами.
Это была лишь малая часть того, чего смог добиться покалеченный японец. Он объездил с личным визитом все хабитаты, проведя там краткие, но, судя по всему, очень внушительные лекции о происходящем в стране. Его усилий хватило не только, чтобы в корне подорвать зарождающееся сочувствие к жителям Хагоне, но также и на то, чтобы вернуться в город с четырьмя сотнями рекрутов, часть из которых сейчас «помогала» уезжающим занять их места в вагонах. Предупрежденный кицуне, Ятагами за последнюю неделю предотвратил шесть попыток организованного бунта в бывшем монастыре сохеев. Его люди, одетые в мои доспехи, вламывались в дома, изымали втихомолку собранное оружие, арестовывали собравшихся… Проще говоря, единственными жителями Хагоне на сейчас остались лишь работающие в каменоломнях бунтовщики, которых потом выкинут из Камикочи, да около полутысячи гражданских, которые так или иначе самовольно встроились в хозяйство Ятагами.
 
— Тревога! Тревога! — донеслись до меня слегка истеричные вопли одного из солдат. Молодой парень, щеголяющий рукой на перевязке и перемотанной бинтами головой, вовсю орал, тыча пальцем в небо. Там, в синеве, был отчетливо виден большой пузатый корпус стремительно приближающегося дирижабля со странной компоновкой из четырех оболочек весьма внушительного размера. Выглядело это… угрожающе.
— Отставить!! — тут же рявкнул полковник, багровея лицом. Его можно было понять — толпа, на три четверти запиханная в состав, заволновалась, начав крутить головами. Повинуясь кратким и злым командам Рюоко, стоявший поблизости резерв из пары десятков японцев тут же сорвался с места, присоединяясь к остальным. Паникеру сильно потом сильно достанется за такую выходку…
— Это ваши, Эмберхарт-кугэ? — раздосадовано спросил военный, — Очень, очень невовремя!!
— «Большая Хильда», — вслух прочитал я через подзорную трубу большие полированные буквы на борту судна, — Да, это мои, Ятагами-сан. Боюсь только, у меня не было никакой возможности скоординировать с ними время прилета. Люди были в воздухе несколько недель.
И у меня не было кодов связи с их бортовым телеграфом. А еще это судно, модифицированное настолько, что я не мог угадать послужившего основой прародителя, никак не было похоже на обещанный мессиром Инганнаморте «скоростной дирижабль». Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Пусть он ест чем хочет, главное, чтобы работал. Хотя количество оружейных портов этого чуда инженерной мысли мне определенно нравится.
Мудро вылетевший за город воздушный корабль неспешно утвердился временными якорями на более-менее ровной площадке, дав мне, Рейко и Регине время, чтобы подойти встречать тех, кто сейчас опускался на малой платформе.
На людей они походили… не очень.
— Фридрих Мария Зедд, капитан отряда «Ржавые псы», — с отчетливым жестяным звуком проговорил восседающий на чем-то, очень похожем на бронированное кресло-каталку, человек, — С кем имею честь?
Нижней половины у него не было, как и возможности слету определить расовую принадлежность, к которой принадлежал этот очень тяжело аугментированный человек. Из доступных к обозрению частей тела биологического характера у Зетта была лишь верхняя половина бритой наголо головы довольно бледного цвета и усохшая левая рука, безвольно лежащая на специальной подставке. Его сопровождающие тоже были изрядно обременены искусственными дополнениями — у одного из воинов ноги от колен были заменены протезами, поршни от которых соединялись с механизмом на спине, второй был вроде бы цел, но носил глухой металлический шлем, крепящийся к громоздкой броне, которую можно было спутать с чрезвычайно облегченным железнодорожным костюмом.
Ветераны халифатских конфликтов во всей своей обеспеченной красе. Я представился, заодно представив жену и инквизитора. После оглашения фамилии рыжей, на какой-то момент взгляд всех трех наемников скрестился на ней, а затем… они ощутимо расслабились. По крайней мере, такое впечатление у меня создалось при взгляде на лицо бойца без ног. Оно оказалось верным.
— Мне описывали будущего нанимателя как худого, смуглого, высокого юношу, — медленно проговорил капитан наемников, — Мессир Инганнаморте чрезвычайно высоко отзывался о его качествах, но не забыл упомянуть о тяжелом жизненном пути этого человека. Пути, оставившем на теле, а точнее, лице лорда Эмберхарта трех шрамов, которые невозможно ничем убрать. Это мне подчеркнули особо. Шрамов нет. Ваши комментарии?
 
— Чудеса народной медицины, — спокойно отреагировал я, держа на всякий случай руки на виду.