Проклятая судьба (СИ)

— Ты уберешь наши саркофаги из склепа? — наконец спросил один из призраков после долгого молчания.
— Если честно, я вообще к оку Аданоса подходить не хочу, — вполне искренне ответил парень.
— Ты обещал!
— Я ничего вам не обещал! — рявкнул Всеволод, раздраженный очередной попыткой манипуляции со стороны призраков.
Те замолчали.
Он тоже, прежде всего потому, что осознал — у него было отчетливое нежелание приближаться к оку. Слишком не естественное. Как будто кто-то пытался его остановить. Но кто? Да и что не так? Управляющие же артефакты уничтожены…
Он нехотя спустился на площадку перед воротами.
Встал у обломков ворот.
И задумчиво уставился на око Аданоса, которое отсюда отлично наблюдалось. Казалось, что оно тоже на него смотрит. Таким большим немигающим глазом. Раньше такого ощущения не было. Значит, что? Значит божество заинтересовалось тем, кто его артефакты ломает.
Несколько секунд размышлений.
После чего Всеволод сформировал плетение воздушного молота. Очень небольшое по площади соприкосновения, но вкачивав в него массу манны и собственно воздуха, сжал его до состояния очень прочного материала. От чего воздух вокруг плетения задрожал, да и оно само отчетливо завибрировало от перенапряжения.
— Ты чего? — удивился обеспокоенный призрак, тот самый, что рассказывал ему о внутреннем устройстве крепости-тюрьмы.
— Я только пыль сдую… — произнес парень, нервно хихикнул и ударил, стараясь, чтобы его воздушный молот пробил сверхзвуковую скорость.
Бам!
И Всеволод полетел спиной вперед, отброшенный ударной волной назад. И хорошо так отброшен. Еще бы немного — и улетел в Черную бездну, вылетев с площадки.
Когда он очухался и осмотрелся, то наваждение, отвращающее его приближаться к оку, прошло. Да и само око выглядело совсем не так, как раньше. Оно треснуло и больше не вызывало ощущения божественного присутствия.
— Невероятно, — прошептал один из призраков. — Ты смог разбить божественный артефакт!
— Ладно. Рассказывайте, зачем вам нужно, чтобы я вытолкал ваши саркофаги. Я полагаю, в Черную бездну?
— Мы станем свободны! — воскликнул один из призраков.
— Относительно, — возразил другой.
— Наши души привязаны к костям, а медальоны защищают от развоплощения…
— Да. Если наши кости сбросить туда, то они окажутся уничтожены и наша привязка пропадет.
— А печать, едва коснувшись жертвенника, рассыплется прахом.
— Ясно. И что мне с того?
— Мы тебе помогли!
— Мы тебе рассказали!
— Мы тебе показали!
— Вы помогли себе. А я, если задержусь, то могу оказаться в ловушке. — возразил парень.
— Их смена придет только завтра!
— Ты ее тоже сможешь легко убить!
— Они не ждут подвоха!
— Мы покажем…
Всеволод не любил вести переговоры с нежитью. Он не чувствовал их эмоций, а значит и не мог сказать — врут они или нет. Но, немного побеседовав, пришел к выводу, что лжи в их словах скорее нет, чем есть. Во всяком случае в показаниях они не путались и все очень стройно вещали. Поэтому, тяжело вздохнув, он занялся тяжелым трудом — выкатыванием саркофагов, которые, к счастью, все имели колесики.
Камень, кстати, этот самый жертвенник, не принимал.
Поэтому к тому моменту как Всеволод закончил, из черной бездны торчали фрагменты саркофагов, сумевшие заполнить эту жижу и даже образовать некое подобие островка. К пущему неудовольствию некоторых призраков.
— Ну прошу, ударь как ты уже бил. Разметай саркофаги, — умоляло Всеволода несколько призраков. — Нужно, чтобы кости полностью оказались уничтожены…
Тем временем, в далеком мире на ровно срезанной катаклизмом вершине Золотой башни стоял Аэноран с Ар’дарой.
— Не могу поверить, что все это натворил мой сын.
— Тринадцать богов потеряли воплощение. Еще два отправлены за черту. Плюс один стал снова смертным.
— И сотни тысяч погибших… Эленаран никогда бы на такое не пошел.
— Миллиарды, — произнесла Ласселинда, подходя сзади.
— Что? — не поняв, переспросил Аэноран, оборачиваясь.
— Многие сотни или даже тысячи миллиардов разумных погибли. Не только в этом мире. Шар раскинула свои сети очень широко. И когда из нее стали тянуть силы, она, в свою очередь, забирала ее у тех, кого поразила. Не всю. Лишь пропорционально степени поражения, но многих это убило. Синдары почти вымерли сразу после возрождения. Альдары почти вымерли. Ну вы это и так знаете. В том мире, куда ушли синдары при Великом исходе, осталось едва десятая часть населения. Темных эльфов, моих подопечных, я насчитала всего сорок семь. Никогда бы не подумала, что Шар так глубоко пустила корни среди них. Исподволь. И так во всех мирах, куда ступала нога Шар.
 
— Чудовищно… Эленаран никогда бы так не поступил… — голосом полным печали произнес Аэноран.
— Эленаран давно умер, — спокойно возразила Ласселинда. — В сражении с Пылающим легионом старейшина Майрон пытался захватить его душу. И вырвал приличный кусок. Из-за этого он и сумел скрыться, переродившись человеком в тех мирах, где нет свободной маны. Там ведь его точно не стали бы искать.
— Это ничего не объясняет, — покачал головой Аэноран. — Мой сын… он никогда не был таким жестоким. Эленаран…
— Всеволод. Его лучше теперь называть Всеволод. Это имя намного точнее отражает его природу.
— А что оно означает?
— Владеющий всем.
— Какое страшное имя…
— А мне нравится, — возразила Ар’дара.
— Главное, — заметила Ласселинда, — это не имя, а те изменения, которые в нем шли и продолжают идти. Рана, нанесенная Майроном как-то сказалась на нем, как и долгая жизнь простым человеком. Столкнувшись со смертельной угрозой, он сразу начал действовать. Энергично, решительно, безжалостно, как и полагалось истинному эльфу. Но намного ярче. Это удивило меня. Ведь он был готов бросить вызов всему миру. Я поначалу думала, что это следствие непонимания. Что он просто еще не осознал с чем столкнулся. Но нет. Я ошибалась. В нем пробуждается что-то…
— Принц Нехекары? — спросила Лауриэль, также подошедшая к этому очередному диспуту.
— Это началось намного раньше, — покачала головой Ласселинда. — Он, еще будучи человеком, повел себя не так, как должен и завоевал уважение эредар. Говорят, что Майорон нахваливал Всеволода и ставил в пример. Дескать, если бы все синдары стали такими, то у демонов бы ни было ни единого шанса. Как вы понимаете такое уважение в глазах эредар не мог завоевать обычный синдар. Всеволод слишком пылал. Слишком рычал. А во время нападения на него жрецов Дол-Гула, незадолго до взрыва, у него из носа шел дым.
— Ты уверена? — переспросил Аэноран.
— Он направил в свою кровь ману и изменился. Стал быстр. Глаза ярко светились, как и меч в его руках. А из носа шел дым, словно он какое-то огнедышащее создание. Когда бой закончился — упал без сознания. Потом же, очнувшись, набросился на сырой кусок мяса и… спокойно откусывал от него, глотая не жуя.
— Боюсь, я не готов к такому сыну…
— Ты дурак? — с состраданием в голосе спросила Ар’дара. — Он вытащил тебя. Спас меня. Он сделал невозможное! И ты отказываешься от него? Это мой лучший потомок! Я о таком не могла и мечтать!
— Он… я не понимаю его. Это какое-то безумие! Синдар не мог так поступить! Просто не мог! Даже отец Ласселинды и тот старался избегать лишних жертв. И в своем стремлении уничтожить всех, кто не пожелает стать рабом, предлагал не убить их, а лишить возможности иметь детей. То есть, дать спокойной умереть своей смертью. А мой сын… это просто невозможно! Ни один синдар не пошел бы на это!
— Ты возненавидел край, что для любого рай. В твоей душе есть свет, но ей покоя нет! — произнес также поднявшийся на вершину башни Ар’дарон — кузен Всеволода, с которым он пробивался к Золотой башне. С ним шла Арен — королева Зеленых островов, точнее того, что от них осталось.
 
— Что она тут делает? — нахмурилась Ар'дара.
— Я привел. Возможно нам это поможет.