104 страницы про любовь
ГАЛЯ. Красивые девушки, Владик, не прощают, когда их не узнают по телефону.
ВЛАДИК. Ну, совершенно не могу вас вспомнить. У вас весьма знакомый голос. Но вспомнить не могу. Ну, скажите… ну примерно, откуда вы меня знаете?
ГАЛЯ (роковым голосом). В жизни, Владик, так много ясного. Пусть у вас будет хотя бы одна загадка. Нет, пока вы меня сами не узнаете, я вам ничего не скажу.
ВЛАДИК. Вы меня не разыгрываете?
ГАЛЯ. Что вы, Владик! Мы взрослые люди. Вы просто мне нравитесь. Поэтому я вам звоню.
Входит СЕМЕНОВ, за ним ЕВДОКИМОВ с бутербродами.
СЕМЕНОВ (глядя на разговаривающих). Любопытно! (Саркастически.) Был один телефон – занимали. Добился – поставили два телефона. Два занимают! Поставим десять телефонов!.. (Махнул рукой, начинает быстро расхаживать по комнате.)
ВЛАДИК (шепотом в трубку). Здесь пришли. Позвоните завтра, хорошо?
ГАЛЯ (шепотом в трубку). Хорошо.
Вешают трубки.
Семенов молча продолжает расхаживать.
Бегуны прошли половину дистанции.
СЕМЕНОВ. Каждый раз я мысленно расстреливаю себя за то, что взял в лабораторию Острецову.
ГАЛЯ. Вы очень впечатлительный, Петр Сергеевич.
СЕМЕНОВ (походил, вдруг остановился, неожиданно заулыбался). Так вот. Трубы на «Альфе» в норме, герметичность – экстра. Короче, разрешение на опыт Евдокимова даю. И Гальперин тоже дает.
ЕВДОКИМОВ (стараясь небрежно). Ясно.
СЕМЕНОВ. Ты не стесняйся, ты улыбайся, Электрон. (Расхаживая.) Только нужна осторожность, ребятки. И главное – меньше темперамента. А то Евдокимов Электрон со своим темпераментом…
ЕВДОКИМОВ. Все ясно, Петр Сергеевич.
СЕМЕНОВ (поднимая трубку телефона, заученно). Третий? Алло! Милая, красивая, хорошая, Семенов Петр Сергеевич тебя беспокоит. Оформи мне заявочку. Значит, машина на установку «Альфа». Часикам к трем. Молодежь свою на экскурсию повезу. (Вешает трубку.) Ну, по домам! (Надев какую-то разбойную, помятую кепку и допотопное пальто, начинает на ходу делать записи в журнале.)
ГАЛЯ (одеваясь). Вы бы хоть кепку приобрели новую, Петр Сергеевич. Все-таки руководитель группы.
СЕМЕНОВ (не отрываясь). Зачем? Симпатичная кепка с остатками былой красоты.
ГАЛЯ. Знаете, Петр Сергеевич, современный человек может ходить в чем угодно. Только у него должны быть в порядке обувь и головной убор.
Уходит, за ней ВЛАДИК.
СЕМЕНОВ (по-прежнему не отрываясь от журнала, добродушно). Все вы тряпичники, забодай вас комар. Я в вашем возрасте водку пил, а вы тряпьем занимаетесь. (Засмеялся.) Хорошая девушка эта Острецова. Только язык – лезвие.
ЕВДОКИМОВ. До свидания, Петр Сергеевич.
СЕМЕНОВ. Подожди, вместе пойдем. Да, был у меня друг, понимаешь, на фронте. Было ему тогда столько, сколько мне сейчас. Один раз приходит и говорит: «Полюбил». Я ему вопрос: «Красивая?» – «Да нет, не особенно». – «Характер, – спрашиваю, – у нее, что ли, экстра или душа?» – «Да нет, отвечает, ничего особенного, просто молодая». Я тогда удивился, не понял. (Грустно.) А вот сейчас иной раз встретишь девушку и засмотришься. Потом думаешь: да что в ней особенного?.. Ничего. Просто молодая… Стареть стал?
ЕВДОКИМОВ. Не знаю.
СЕМЕНОВ. Когда-нибудь узнаешь. (Усмехнулся.) Тяжелая будет неделя. Только ты, смотри, постарайся обойтись эту неделю без своих «ля-ля».
Они выходят. Кабинет пустеет. Бьют часы. Бьют шесть.
Голос Наташи: «Товарищи пассажиры, в восемнадцать ноль-ноль мы будем пролетать над городом Ждановом».
Самолет. Кухня в самолете. НАТАША, в синей форме стюардессы, раскладывает обед на подносы. Входит вторая стюардесса – ИРА, очень маленькая, очень молчаливая девушка по прозвищу «Мышка». Потом появляется штурман ЛЕВА КАРЦЕВ.
КАРЦЕВ. Что хорошего, девочки?
НАТАША. Как всегда – характер.
КАРЦЕВ. В Адлере – тридцать восемь градусов.
НАТАША. Очень интересная публика. У меня сидит такой пожилой товарищ, похож на Жана Габена. Он чтец и все время говорит: «В данном театральном сезоне». Хочешь яблочка?
КАРЦЕВ (взял). Наташка, ты лучшая девушка Москвы и Московской области.
НАТАША. Ты ошибся. Я лучшая девушка в СССР.
КАРЦЕВ. Почему ты не носишь серую форму? Она тебе очень идет.
НАТАША. Пошел говорить глупости.
ИРА. Серая у нее в чистке.
НАТАША. А ну, Мышка, шустри в салон!
ИРА выходит с подносом.
КАРЦЕВ. Почему ты опоздала на рейс?
НАТАША (вдруг сделав па). Левка, мне предлагают стать манекенщицей. Согласиться? «Для полных женщин мы по-прежнему рекомендуем строгие формы. В этом году войдет в моду застроченная встречная складка». Сойдет?
КАРЦЕВ. Так я не понял, почему ты опоздала?
НАТАША. Это и понимать не надо. Проспала – и все. Ти-ра-ри-ра. (Повернулась, взглянула на себя в зеркало.) Ах! Ну до чего же прелестна эта женщина!
КАРЦЕВ. Что с тобой сегодня происходит?
НАТАША. Не знаю. Я несчастная сегодня, Лева, и почему-то счастливая. И где счастье, где несчастье – никто ничего не знает. (Засмеялась.)
КАРЦЕВ. У тебя отличный смех, Наташка!
НАТАША. Ты ошибся, Левушка. У меня глуповатый смех.
Возвращается ИРА.
КАРЦЕВ (сразу официально). Слушай, лучшая девушка Москвы и Московской области. Ты что, серьезно переходишь на спецрейсы?
НАТАША. Ага. С конца месяца буду летать в Европу. Хорошо! Только вот по Мышке буду тосковать.
ИРА вновь уходит с подносом.
КАРЦЕВ. Слушай, Наташка!
НАТАША. Опять, да?
КАРЦЕВ. Не надо со мной шутить. Ты меня знаешь.
НАТАША. Еще что?
КАРЦЕВ. Я люблю. Люблю!
НАТАША. Не надо повторять это слово. Нужно быть сдержанным. Ты чудный парень, Левка. Когда водишь самолет и свою машину, ты ужасно значителен. Мужчинам идет заниматься делом. Но когда ты начинаешь объясняться…
КАРЦЕВ. Это – из-за Мыши?
НАТАША. Что ты! Если бы я любила, ни на Мышь, ни на что.
КАРЦЕВ. Понятно. Ты просто восторженная дура!.. И пропадешь ты с этим ожиданием любви абсолютно ни за что!
НАТАША. Может, я уже пропала. Ну смеюсь, смеюсь. Я когда пропаду – сразу тебе дам знать.
Возвращается ИРА.
Ну, до свидания, до свидания, Левушка. Не мешай нам работать.
КАРЦЕВ уходит.
ИРА. Зачем он приходил?
НАТАША. А! Спрашивал, почему я опоздала на рейс. (Взглянув на Иру.) Глупая ты моя Мышь. Ты очень его любишь?
ИРА (вздохнула). Очень. Иногда мне кажется, что он меня позовет, и я за ним – вот куда угодно… Наташик, интересно, ты бы могла, куда угодно, только вот сразу?
Молчание.
НАТАША. Нет. Не могла.
Молчание.
Вообще, Мышь, все эти разговоры тебе ни к чему. Выкинь из головы все эти глупости. Тебе только семнадцать, ты еще зеленая!
ИРА. Счастливая ты, Наташка. Все за тобой ухаживают. Счастливая!
НАТАША (вдруг села, сжала виски, глухо). Иди в салон, Мышь.
ИРА. Что ты, Наташка?!
НАТАША (сразу спокойно). Ерунда, немного прожгло обшивочку. Эх ты, Мы-ышь! (Встала, привычным жестом одернула юбку. Взглянула в зеркало.) Ах! Ну до чего же прелестна эта женщина! (И ритмичной походкой стюардессы она направилась в салон.)
Ее веселый голос: «Товарищи пассажиры! Полет проходит на высоте восемь километров. Скорость полета шестьсот пятьдесят километров в час. В девятнадцать часов две минуты мы будем пролетать над городом Харьковом».
Улица. Справа – огромное окно парикмахерской. Окно раскрыто. В глубине, за окном, видна голова женщины. Линии проводов вокруг головы придают ей нечто марсианское. У окна, рядом с креслом, парикмахерша ЛИЛЬКА. Она переговаривается со стоящей на улице НАТАШЕЙ. Наташа, как всегда, с чемоданчиком и букетиком цветов.
Слева на улице, на скамейке, – очередь: ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ МУЖЧИНА, ВСХЛИПЫВАЮЩАЯ ДЕВУШКА, ЕЕ ПОДРУГА, ТОЛСТАЯ ЖЕНЩИНА.
НАТАША (Лильке). Только ты мне как следует уложи. Мне сегодня очень нужно выглядеть.