Дом на краю темноты

– Да, прямо новобранец. Зеленая во всех смыслах. Такая зеленая, что, когда мужчина начал описывать, что в его доме обитают призраки, я записала каждое слово.
– Я так понимаю, вы ему не поверили.
– Такой-то истории? – шеф Олкотт подносит кружку к губам, но потом передумывает и ставит ее рядом со шляпой. – Нет, черт возьми, я ему не поверила. Но я приняла его заявление, потому что это была моя работа. Кроме того, я подумала, что здесь произошло что-то странное, раз вы все остановились в «Двух соснах».
«Две сосны» – это мотель недалеко от города. Я проезжала мимо него по дороге сюда – два дерева-близнеца на неоновой вывеске перед домом ярко мигали каждому проезжему. Помню, я подумала, что это унылое местечко с рядом выбеленных солнцем дверей в форме буквы «Г» и парковкой, на которой было больше сорняков, чем машин. Я с трудом представила мою семью и шефа Олкотт, забившихся в одну такую крохотную комнату и обсуждающих призраков.
– Что именно сказал вам папа той ночью?
– Почти то же самое, что и написано в книге.
– Вы ее читали?
– Конечно, – отвечает шеф. – Это же Бартлби. Тут все ее читали. Если кто и говорил, что не читал, то он врет.
Слушая шефа, я смотрю на стену напротив колокольчиков. Она частично окрашена, с полосками серого грунта, покрывающего зеленый цвет.
На меня нахлынуло воспоминание – столь же внезапное, сколь и удивительное.
Я и мой папа. Бок о бок у той самой стены. Погружаем наши валики в миску с мутным серым цветом и используем его, чтобы стереть зеленый. Я даже помню, как случайно сунула туда руку, а папа велел мне сделать отпечаток ладони на стене.
«Так ты навсегда останешься частью этого места», – сказал он.
Я знаю, что это настоящее воспоминание, а не что-то из Книги, потому что папа не описывал такую сцену. И еще она очень яркая. Настолько, что я почти ожидаю, что мой отец войдет на кухню, размахивая кистью и спрашивая: «Готова тут закончить, Мэгз?»
Мое сердце пронзает очередной укол горя.
– Вы в порядке, Мэгги?
Я отрываю взгляд от стены и снова смотрю на шефа Олкотт, которая смотрит на меня с беспокойством.
– Да, – говорю я, хотя у меня уже кружится голова и я немного не в себе. Не только из-за воспоминаний и сопровождающего их горя, но и из-за того, что я вообще могу вспомнить что-нибудь об этом месте. Я не думала, что это возможно, и это заставляет меня задаваться вопросом – в равной степени волнующим и страшным – что я могу вспомнить дальше. Потому что это воспоминание о моем отце не совсем теплое и милое. Оно запятнано всеми годами обмана, которые последовали потом.
– А вы когда-нибудь… – я поворачиваю кружку с чаем в руках, раздумывая, как получше задать этот вопросу шефу Олкотт. – Вы когда-нибудь задумывались, почему мой папа сказал вам все это той ночью? Вы сказали, что не поверили ему. Так как вы считаете, зачем он это сделал?
Шеф долго раздумывает над этим вопросом. Запрокинув голову и постукивая указательным пальцем по угловатому подбородку, она напоминает участницу викторины, которая думает над ответом, который ей не по зубам.
– Я думаю, это была продуманная афера, – наконец говорит она. – Что ваш отец – возможно, и ваша мать – закладывал основу для того, что должно было произойти. И, наивная, я стала их козлом отпущения. Вряд ли они знали, что эта книга станет настолько популярной. Этого никто не мог предвидеть. Но я думаю, они надеялись, что их небылицы кто-то заметит. Если бы я их отшила, они, наверное, отправились бы прямиком в «Бартлби Газетт». Благодаря мне эта информация попала прямо к ним.
– А вы приходили сюда расследовать дело после разговора с моими родителями?
– Конечно. Ворота были широко открыты, а передняя дверь не заперта.
– Вы заметили что-нибудь странное?
– Вы про призраков? – шеф тихонько хмыкает, ясно давая понять, что считает подобную возможность нелепостью. – Я увидела лишь пустой дом. Ваши вещи были все еще здесь, из-за чего было очевидно, что вы уезжали в спешке. Но никаких следов насилия. Ничего, что предполагало бы, что на вас или вашу семью кто-то напал. Хотя вы порезались. На вашей щеке тогда была повязка, прямо под глазом. Я это запомнила, потому что тогда сказала, что из-за этого вы выглядите как футболистка.
 
Я рассеянно касаюсь левой щеки, мой указательный палец скользит по моему шраму.
– А что было после того, как вы проверили дом?
– Я вернулась в «Две сосны» и сказала вашим родителям, что тут все в порядке, – говорит шеф Олкотт. – Я сказала, что, что бы там ни было, оно ушло и теперь вы можете спокойно возвращаться. Тогда ваш отец сообщил, что он не намеревался сюда возвращаться. Я позвонила Уолту Хиббетсу, попросила его запереть дверь и уехала.
– И на этом все?
– Вы задаете ужасно много вопросов для той, кто все это пережил, – говорит шеф. – Не хотите сказать почему?
Я делаю глоток отвратительного чая и рассказываю ей все. Нет, я не помню своего пребывания здесь. Нет, я не думаю, что в Бейнберри Холл водятся привидения. Да, я думаю, что мои родители врали. Нет, я не знаю почему. Да, я определенно думаю, что они что-то скрывали от меня в течение последних двадцати пяти лет. И да, я полностью намерена выяснить что.
Единственное, что я упускаю – так это предсмертные слова папы. Они слишком личные, чтобы ими делиться.
Когда я закончила, шеф Олкотт проводит рукой по своим седым волосам и говорит:
– Так вот почему вы хотели поговорить.
– Да, – признаю я. – Я хочу поговорить со всеми, кто упомянут в книге папы, с кем могу. Хочу услышать их мнение о произошедшем, а не его. Может, тогда я смогу понять, почему мои родители так поступили и что они скрывают.
– Назовите меня сумасшедшей, – говорит шеф, – но вы спрашивали об этом родителей?
– Я пыталась. Без особого успеха.
– Ну, узнать все от здешнего народа будет не очень-то просто, учитывая, что большинство уже мертвы.
– Я уже слышала про Уолта Хиббетса, – говорю я.
– И Джейни Джун, – добавляет шеф Олкотт. – А вот Брайан Принс все еще здесь.
Я знаю это имя. Сложно забыть человека, который написал статью, изменившую всю жизнь моей семьи.
– Но все еще работает в «Бартлби Газетт»?
– Да. Только теперь он владелец, редактор и единственный репортер. Сдается мне, вы о нем услышите, как только он узнает, что вы снова здесь.
– Вы помните что-нибудь еще о той ночи? – спрашиваю я. – Что-нибудь, что, по вашему мнению, мне следует знать?
– Боюсь, это все, – шеф Олкотт хватает шляпу. – Хотя иногда я думаю о той ночи. Как выглядел ваш отец. Как все вы выглядели. Знаете эту фразу? «Ты выглядишь так, будто только что увидел привидение»? Так можно было описать всех вас троих. И время от времени я задаюсь вопросом, есть ли зерно истины в этой его книге.
Мои руки немеют от удивления, заставляя меня поставить кружку на стол.
– Вы думаете, что в Бейнберри Холл действительно есть призраки?
– Я бы не стала заходить так далеко, – говорит она. – Я не знаю, что происходило в этом доме в ту ночь. Но что бы это ни было, оно напугало вас до смерти.
С этими словами шеф Олкотт уходит. Я провожаю ее до двери и запираю замок. Учитывая неожиданное появление Эльзы Дитмер и слух о том, что фанатики «Дома ужасов» действительно проникали внутрь, это кажется хорошей идеей.
Снова одна, я продолжаю тур, который так внезапно прервали. Вернувшись в гостиную, я замечаю нечто странное. Похожие на крылья двери в верхней половине секретарского стола закрыты, хотя я почти уверена, что оставила их открытыми.
Но это не единственное, что странно.
 
Серебряный нож – тот, что с инициалами Уильяма Гарсона, который я оставила на столе, – пропал.
27 июня
День 2
Наш первый полноценный день в Бейнберри Холл начался довольно рано, в основном потому, что никто из нас прошлой ночью почти не спал. Я списал это на то, что на новом месте еще никто не привык к новым ночным звукам. Щелчки вентилятора на потолке. Жуткий скрежет ветки дерева об окно спальни. Бесконечный хор скрипов сотрясал дом, как летняя гроза.