Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения

Решение «Хайлендской проблемы» и после подавления последнего восстания якобитов 1745–1746 гг. с точки зрения картографирования мятежной гэльской окраины по-прежнему содержало топографические допущения. В 1757 г. не меньшее значение для спокойствия в Горной Шотландии играло принятое Лондоном в том же году решение об активном привлечении горцев на военную службу в свете разгоревшейся Семилетней войны 1756–1763 гг. и возросших потребностей в расширении британского военного присутствия на театре военных действий в Америке.
Возвращаясь к Дефо как фокусу предпринятого анализа, необходимо заметить, что он пишет о Хайленде как об области, имеющей особый, отличный от остальной Шотландии культурно-исторический облик. «Северная Британия» находилась в состоянии острой конкурентной борьбы с «Каледонией», вытесняя ее за «Хайлендский рубеж» и стремясь к полному замещению того, что до 1707 г. являлось «королевством Шотландия». В споре с географическим фактом в итоге победил факт культуры, в том числе политической. Само название «Каледония» пришло из античной истории [197]. «Северная Британия» была скорее изобретением XVIII в. в сфере политической идеологии, которому следовало распространиться на сферу политической географии и политэкономии [198].
При этом «Каледония» в действительности не всегда включала Нижнюю Шотландию у самих античных географов, а «Северная Британия» еще очень долго на практике не включала Шотландию Верхнюю. Древность и современность помещались автором на одной карте, и тогда сам регион располагался где-то между древностью и современным миром, где-то между «варварством» и «цивилизацией» [199].
Так, под пером Дефо Горная Страна обретает не только географические пределы: «Северный Хайленд» (области Брэдалбейн, Этолл, Лохэбер, Бьюкен, Мар, Сазерленд, Росс, Стрэтнавер, Кейтнесс и остров Скай) и «Западный Хайленд» (Данбэртон, Леннокс, Бьют, Аргайл, Лорн и Кэнтайр). Один из отцов-основателей секретной службы Соединенного Королевства проводит в Шотландии и культурные рубежи. Упоминая о «доме Аргайлов, или, если точнее, фамилии или клане Кэмпбелл, вождем которого является герцог Аргайл», Дефо отмечает, что «люди этих областей [„Западный Хайленд, главным образом принадлежащий клану Кэмпбеллов“] несколько более цивилизованны, чем их собратья-горцы на севере» [200].
Горная Страна, таким образом, была пограничным, амбивалентным краем не только потому, что находилась в состоянии перехода от «варварства» к «цивилизации», но и потому, что пространственно вмещала весь этот процесс во всей его неоднородности. Это выстроенное вдоль шкалы исторического прогресса и наполненное задором философии эпохи Просвещения и «улучшений», оригинальной шотландской рецепцией этих общеевропейских идей, представление о культурной географии Хайленда, в свою очередь, способствовало начертанию этнографической карты лояльностей горцев, ставшей особенно актуальной во время последнего и самого крупного, в воображении современников, мятежа якобитов 1745–1746 гг.
  
§ 2. Пределы страны: картография Хайленда
 
Агентурная деятельность, или Полевые исследования
Ограниченное представление о географии «Горной войны» генерала Маккея было сфокусировано на решении «Хайлендской проблемы» как разгроме мятежников в Горной Шотландии. Географическое знание, не имевшее прямого отношения к особенностям военной кампании в крае, имело, таким образом, второстепенное значение. Однако в соответствии с решениями Короны и правительства, принятыми в 1724 г., хайлендские штудии должны были обеспечить эффективный военно-политический контроль Лондона в Горной Стране на постоянной основе [201].
 
Следовательно, привлечение информации о географических, этнографических, социально-экономических, политических, культурных особенностях Горной Шотландии, определявших, как считали комментаторы, социально-экономическую, политическую и культурную географию края, а также содействовавших его этнической картографии и составлению карты лояльностей, было призвано помочь пересмотреть взгляд на борьбу с якобитами в Хайленде. Если «Горная война» предшествовала попыткам постичь особенности горской культуры, то теперь, наоборот, этнографический анализ должен был предшествовать умиротворению Горной Шотландии. Результатом такого поворота событий стало широкое применение «шотландскими» чинами практики полевых исследований в этнической картографии и, шире, административной этнографии мятежного края [202].
В отличие от кабинетных исследований авторов памфлетов, мемориалов и рапортов королю и министрам, представлявших теоретическое осмысление хайлендской политики Лондона, полевые исследования отражали пионерские попытки перевода местных реалий ad hoc (как в случае с генералом Маккеем) и синтез вариантов такого перевода в процессе аргументации и систематизации полученных сведений.
География и этнография «Хайлендской проблемы» не только обеспечивали власти материалом для воображения их владений и подданных в Горной Шотландии. Полевые исследования в рамках ее этнической картографии представляли на практике скорее диалог с горцем, чем его таксономию, скорее попытку культурного перевода, чем просвещенческий шаблон хайлендского «варварства». При этом ответственные за умиротворение края чины и их агенты в Хайленде рассматривали местных информаторов как отдельные примеры, способные представить целую группу [203].
Такой подход неизбежно вел к обобщениям. Вопрос, таким образом, состоит не в наличии или отсутствии искажения географической и этнографической информации, но в характере ее искажения. В этой связи отправным пунктом рассуждений о практической составляющей в административной этнографии и этнической картографии горца является вопрос об источниках соответствующей информации.
Последние занимали в структуре управления Шотландии ответственные административные посты. Так, в 1689–1759 гг. основными, хотя и не единственными источниками сведений о положении в Горной Шотландии для правительства выступали последовательно 2-й Данкан Форбс из Каллодена, провост в Инвернессе в 1680–1690 гг.; сэр Джордж МакКензи, 1-й граф Кромэрти, один из основных участников переговоров с вождями горцев армии Клэверхауза, в 1692–1696 гг. — лорд-клерк Сессионного суда Шотландии, в 1702–1704 гг. — государственный секретарь по делам Шотландии, в 1705–1710 гг. — вновь лорд-клерк; Уильям Форбс, 13-й барон Форбс, тайный советник короля Вильгельма Оранского и королевы Анны в Шотландии, с 1715 г. лорд-лейтенант Эбердиншира и Кинкардиншира; Колин Кэмпбелл, 1-й барон Килбрайд, член Тайного совета Шотландии с 1690 г., в 1690–1702 гг. представлял графство Перт в шотландском парламенте [204].
При этом еще четыре фигуры в ряду информаторов Короны и ее правительств в Горной Шотландии имели совершенно особенное значение: лорд Ловэт; генерал Уэйд, командующий королевскими войсками в Шотландии в 1725–1740 и 1745 гг.; Джеймс Эрскин, лорд-клерк Сессионного суда Шотландии, лорд Грэндж; 3-й Данкан Форбс из Каллодена, лорд-адвокат, а затем лорд-президент Сессионного суда Шотландии, один из наиболее ценных агентов правительства в Горной Стране.
Лорды Ловэт и Грэндж и генерал Уэйд представили в Лондон в 1724–1725 гг. развернутые хорографические описания состояния Горного Края, оказавшиеся в своем роде единственными доступными Короне и правительствам при определении основных направлений хайлендской политики вплоть до начала последнего мятежа якобитов в 1745 г. [205] Лэрд Каллоден благодаря своему положению и влиянию в крае являлся едва ли не самым надежным и информированным агентом правительства в Хайленде в первой половине XVIII в. [206] При этом на практике власти имели дело по большей части с рапортами генерала Уэйда, которому было приказано перепроверить достоверность приведенных лордом Ловэтом сведений и предпринять необходимые меры к «успокоению… верных подданных и доброму устроению этой части королевства», и мемориалами лорда Грэнджа, призванными уравновесить влияние рапортов командующего на мнение Короны и правительства в Лондоне, так как решение «Хайлендской проблемы» стоило слишком дорого (четыре раза со времени установления протестантского престолонаследия власти расплачивались подавлением мятежей якобитов), чтобы доверять его одному, и только военному человеку [207].