Притяжение (СИ)

— Ты же сама говорила, что Тимур для тебя открытие. Что ты любишь его так сильно, что не понимаешь, как жила без него, — перечисляет он.
— Дело не в этом, Руслан, — я чувствую снова зарождающееся раздражение, и стараюсь не пустить в голос яда, потому что это не та тактика, которая сейчас нужна.
— Дело в том, что ты не хочешь рожать, — не облегчает он мне задачу, язвя в ответ.
— Как ты не можешь меня понять! — всё же не удерживаюсь. — Ты хоть представляешь, что переживает женщина, во время беременности? А во время родов? Моё тело, это уже катастрофа! Я не оправилась от одних родов, а уже нужно готовиться к следующим.
— И какой срок? — вдруг перебивает он мою тираду.
— Не знаю я, — досадно поджимаю губы, — предположительно месяц.
— Месяц — повторяет он. — Какой он там? Примерно вот такой, — и он показывает пальцами сантиметров пять.
— Возможно, — отвечаю я, всё больше наполняясь виной.
— Совсем ещё и не человек, — продолжает Руслан.
— Прекрати, ладно, — перебиваю я, и, соскочив со стула, начинаю нервно расхаживать. — Вообще ещё ничего не подтверждено, может этот разговор и выеденного яйца не стоит.
— Ну почему же, — не соглашается Руслан, и отлипает, наконец, от окна, — очень содержательный разговор, — и ловит меня за запястье, прижимает к себе, и привычно берёт за подбородок. — Учти Вика, аборта не будет, я не дам убить своего ребёнка.
— Не тебе одному это решать, Руслан, — пытаюсь освободить свою руку, но безуспешно.
— Так, как тебе мозги отказали, то мне одному, — он сжимает пальцы, так что становиться больно, — завтра же едем в клинику, и ты сдашь все анализы.
— Отпусти меня, пожалуйста, — глаза мои вновь наполняются слезами, от ощущения собственной вины, и того, что он так категоричен в своих суждениях.
— Я приняла тебя Руслан таким, какой ты есть, приняла, и поняла, так почему же ты не можешь понять меня? — растираю сдавленное запястье.
— Всё так царица, и я тебе благодарен за это, — ни сколько не смутившись, соглашается Руслан, — но аборта не будет.
9
Руслан жадно впечатывался в дрожащие губы царицы, несмотря на то, что та, упиралась в его грудь острыми локтями, и пыталась отвернуться.
В нем бушевало и боролось сразу несколько желаний, успокоить её, затрахать и прибить.
Не думал он, что царица окажется такой сукой, будет манипулировать сексом, не подпуская его на пушечный выстрел, но это видимо есть в каждой бабе, эта сучность. Прописана, видимо в женских хромосомах, как память предков. Если что, сразу же отлучить от тела.
«Пусть знает козёл, что потерял!»
Она динамила его уже три недели, именно с того вечера, когда не с того, не сего заехала по роже. И тогда когда они узнали о второй беременности царицы.
На следующий день всё подтвердилось. Вика и вправду была беременна уже четыре недели. И вправду не хотела рожать, он видел её тоскливый взгляд, когда врач объявил о результатах анализов. И его это бесило и убивало. Он совершенно не понимал её. Да возможно он накосячил, не сдержался тогда, месяц назад. Руслан и сам не рассчитывал на такое быстрое пополнение в их семье. Но, чёрт возьми, это же их ребёнок. Неужели их ошибка, их беспечность, стоит жизни их ребёнка.
И больше всего его убивало то, что Вика могла быть способна на это. Убить их ребёнка.
Раньше человеческую подлость и жестокость, Руслан воспринимал нормально, не шёл возмущённой волной, заливаясь по глаза алым от клокочущей ярости и гнева. Он понимал, что таков порядок вещей в мире. Это есть.
Но рядом с царицей он размяк. Она размягчила его. Показала, как бывает по-другому, и сама же в эту мякоть и ударила. Просто вспорола нахрен своим нежеланием рожать от него ещё одного ребёнка. И мозг его не воспринимал все её доводы. Просто не понимал. И реакция на её слёзы, и покорное смирение его воле, просто бесили. Хотелось проорать, чтобы она шла куда подальше, раз всё решила одна. Что он её видеть после этого не хочет. И в то же время Руслан с тоской понимал, что не сможет без неё, даже без такой, какой он видел её сейчас. Кровожадной сучкой, строящей из себя жертву.
 
Неминуемый холод в отношениях он воспринял нормально. Он и сам не мог сейчас быть с ней ласковым. Хотя порой ему очень хотелось взять её за плечи и встряхнуть, прижать и вытрясти ответ, почему она, такая идеальная для него, позволяет себе быть такой мразью.
Их холодная война затянулась.
Руслан впервые не понимал, как действовать, что делать.
Вика покорно приняла его волю, не смела больше перечить. Говорила правда сквозь зубы, и теперь её отстраненность не была напускной, когда она хотела только казаться незаинтересованной в нём. Она и вправду смотрела сквозь, и говорила только то, что нужно было. Улыбалась натянуто, и даже жестом не показывала, что страдает. И Руслан накалялся всё больше. Потому что он как раз страдал, от их затянувшейся размолвки. Ему категорически не хватало, того что он познал рядом с этой женщиной. Тепла, уюта, любви.
Но исправить положение, как он не старался, не получалось. Вика была в глухой обороне, полностью погрязнув в Тимуре, она словно и не замечала, что рядом есть ещё один человек, который нуждался в ней.
А сегодня ночью, Руслан проснулся от ощущения полного одиночества. Пусть они уже недели три засыпали под разными одеялами, но он всё равно чутко чувствовал Вику. Порой прислушивался к её тихому дыханию, и каждому шороху движений. А тут, словно подтолкнул кто-то. Он открыл глаза, и понял что в кровати один. На тумбочке отсутствовала трубка радио-няни. И на мгновение ему показалось, что она ушла насовсем, и унесла с собой их сына. Его опалило таким страхом и яростью, что он просто подлетел на кровати, и помчался вниз, и застал картину, как Вика, сидя на кухне, за столом, жевала огромный бутерброд и ревела, растирая слёзы по щекам.
И тут у него, наконец, замкнуло все клеммы.
Он стремительно подошёл к ней, и вытряхнул из-за стола, увидев в глазах её испуг, и вжался в пухлые губы, пропитанные солёными слезами и ароматом огурца.
Мгновение она растерянно позволяла делать с собой всё, что ему хотелось, и он упрочнил позиции, перехватил её голову за затылок, и удобнее взял за талию, снова отмечая про себя, как она исхудала. А потом Вика начала сопротивляться, отталкивать его, и он непроизвольно сжимал её крепче, вторгаясь в её рот глубже, на инстинктах старясь подавить её бунт, подчинять, гнуть под себя.
От её вкуса рвало все предохранители. От ощущения напряженного хрупкого тела, по позвоночнику начал струиться жар. От запаха, свежего и сладкого, в грудине жгло. Руки горели от прикосновения к её коже.
Руслан понимал, что действует грубо, но ничего поделать не мог. Никогда не мог, и сейчас, сопротивляться своим инстинктам, своим желания, рядом с этой женщиной было бесполезно.
— Отпусти, — пропищала Вика, урвав клочок свободы, и тут же его лишившись.
Руслан жёстко подавил её самоуправство, вгрызся в её рот. Пусть знает, пусть чувствует, что он на грани, что он с ума сходит, и он не отпустит её никогда.
Раздевать её практически не пришлось. Задрал длинную футболку, отодвинул полоску трусов, и, не заботясь о её готовности, резко подсадил на стол, и вошёл с размаху.
Первый толчок отозвался в нём, огненной лавиной, которую прорвало, и она потекла по жилам. Вика закричала в его губы, и впилась ногтями в оголённые плечи.
— Больно, — невнятно всхлипнула она, хотя он чувствовал, что особых преград в проникновении не было.
— Тебе и должно быть больно, сучка, — прорычал он, отрываясь от измочаленных губ жены, и перехватывая её трепещущее горло, впиваясь в синеву её глаз, что искрились за пеленой слёз. — Также как мне, когда я каждый раз смотрю в твои безразличные глаза.
Вика попыталась запротестовать, но он не дал, продолжил вбиваться резче в неё, прижал к себе крепче, сжимая в объятиях.
Она непроизвольно выгнулась, открываясь больше, и снова глухо вскрикнула, когда он, подхватив её ногу, под коленом, натянул на себя, врезаясь глубже.