Миллион миров (СИ)
Уважаемое собрание заволновалось.
— Теперь представьте: наш неизвестный сеятель двадцать пять лет без перерыва, день за днём создаёт особые фигурки из удивительного вещества. И отправляет их через гипер наудачу, заранее зная, что они будут возникать в совершенно случайных местах галактики… Это нечто максимально неэффективное, кто будет так делать?! Лишь тот, у кого нет других, более эффективных способов решения проблемы. Создавать и запускать по фигурке в день, это требует времени и сил. Наверное, у него много свободного времени, которое нечем занять? — сказал Одиссей с таким выражением лица, будто вот-вот ухватит невидимую лису за хвост. — Словно он сидит в тюрьме, из которой не может выбраться. Но откуда в тюрьме уникальное вещество и кто позволит заключённому швырять фигурками в гипер? Если только это тюрьма иного рода: из которой не выбраться, но внутри которой ты свободен делать, что хочешь.
Детектив выдержал паузу.
— Например, необитаемая планета, на которой живёт одинокий Робинзон. Он не может сбежать оттуда, и единственное, что он способен делать — выживать и рассылать наугад бутылки с записками. В надежде на то, что одна из этих бутылок попадёт в руки адресата.
«Ну это уж слишком!» отреагировал сразу миллион зрителей.
«Неслабый гипер-прыжок логики!»
«Натяжка и домыслы».
«Объяснение может быть совершенно другим!»
«Какой-нибудь миллионер поставил машину и клепает эти фигурки автоматом».
«А может, в дебрях космоса прячется культ, и тысяча послушников красят фигурки».
«Сто возможных объяснений, и почему именно Робинзон?!»
Одиссей вздохнул. Он понимал зрителей, разум которых требовал простых и понятных ответов. Объяснить, почему из всех возможных версий его неотступно преследовал именно Робинзон, было нелегко. Но будучи мифотворцем поневоле уже много-много лет, Фокс хорошо понимал, как действует его разум — за интуицией всегда прячется несокрушимая жизненная логика.
— Вопиющая неэффективность одного действия при многолетнем упорстве в его совершении кричит об отсутствии выбора, — только и ответил детектив.
Он посмотрел на Ану; она следила за его нарративом, задумчиво прикусив губу, чтобы ничего не сказать. Ана уже дважды совершала ошибку, не веря в выводы Фокса и подвергая сомнению его доводы. Но в этот раз ей захотелось поверить. Потому что из всех приходящих в голову объяснений — именно одинокий Робинзон на затерянной планете, с которой нет выхода, создающий фигурки с таинственным посланием старому другу или врагу — был идеален. От этого образа у Аны по затылку пробежали мурашки.
Пленник, изо дня в день творящий безнадёжный ритуал, старательно кодирующий каждый шекл, чтобы он отличался от всех предыдущих и нес указание на новые координаты… Это подходило к тайне фигурок настолько полно и без зазоров, что хоровод пёстрых версий, высказанных Кизей, казался колодой одномерных баек. Ана осознала, что гипотеза Фокса просто блестящая. Жаль, что Кизя погиб, не узнав её.
«И вообще самая глупая версия на свете! Если он отправляет фигурки как записки о помощи, он бы делал их с единственными координатами: этой дикой планеты! Чтобы его нашли и спасли».
Это возражение поддержало сразу огромное количество людей, Одиссей даже рассмеялся их воодушевлённому и возмущённому единству. Всё-таки мышление большинства разумных существ по умолчанию торопится сделать очевидный шаг, не задумываясь хотя бы чуть-чуть дальше.
— Назовите, не сверяясь с нейром, координаты планеты, на которой вы находитесь, — предложил детектив.
Он знал, что сделать этого не сможет практически никто. Ведь ты не засоряешь память тоннами технической информации, особенно когда с детства привык к всезнающему ответчику-ИИ, живущему прямо у тебя в голове.
«Уел, сыщик».
«Если он застрял на дикой планете, то мог свалиться туда с аварией, а нейр повредился».
«Всё равно это сплошная фантазия!»
— Ну хорошо, — кивнул Фокс. — Пусть эта версия слишком смелая, пусть вместо Робинзона будет кто угодно, мы скоро выясним, кто. Сейчас важно, что посылатель шеклов знает нашего убийцу, между ними есть прошлое. И судя по тому, как сильно убийца старается не получить сообщение старого друга — это неприятное прошлое.
«Может, один бросил другого на той планете» отреагировали десятки тысяч энтузиастов. «Из-за денег».
Глаза Одиссея сверкнули: они уже мыслят его идеей, их удалось увлечь и зажечь. Впрочем, с энтузиастами, жадными до новых теорий, это было несложно.
— Но главный вопрос, на который мы ещё не ответили: почему четыре тысячи триста двадцать пять найденных шеклов указывают на четыре тысячи триста двадцать пять случайных координат?
«Да, умник, почему? Давай свою догадку!»
— Сейчас дам. Девятнадцать лет назад Корвин выдвинул теорию, что свойства шеклов являются кодом и это координаты, шифр и одновременно ключ к драгоценному наследию. Которое многие тут же возжелали отыскать. С этого момента шекловоды по всей галактике искали точку, на которую указывают шеклы. Пытались выявить закономерности и совпадения в открытых координатах, выдвигали объединяющие теории — но так и не нашли. Потому что всё это время вы искали особое потрясающее место, на которое указывают шеклы. А их создатель методично разбрасывал фигурки с координатами, которые указывают места, где его НЕТ.
«Не понял».
«И я не поняла».
«И мы не поняло».
«А я и не пытался!» зарябил эмо-блок.
— Представьте карту сокровищ с красной точкой в том месте, где зарыт сундук. Теперь представьте карту сокровищ с тысячами красных точек, которые указывают на места, где сундука точно нет.
— Но зачем? — воскликнул юный волаж, который с трудом справлялся с волнением. — Зачем тратить столько сил и столько времени, чтобы вводить нас всех в заблуждение? Чтобы… надсмеяться над собственным посланием?
— Ты уже ответил на свой вопрос, — улыбнулся детектив. — Чтобы поиздеваться. Но не над нами, ведь создатель шеклов не знает никого из нас. А над убийцей. Ведь он знает убийцу.
— Друг предал друга! — воскликнула Ана, сердце которой забилось в груди, как заведённое. — Предал ради богатства, ради сокровища… которое так и не получил.
— Оно осталось у Робинзона, — кивнул Одиссей. — И он методично посылает убийце карту сокровища, но каждый раз метка на карте указывает туда, где его нет.
«Вау».
«Но зачем?»
«Этот Робинзон сумасшедший или просто придурок?»
«Да что вы слушаете этого сыщика, он просто несёт бред».
«А прикольно!»
«В чём насмешка-то, не понимаю…»
— Это не просто насмешка, это напоминание, — ответила Ана. — Каждый шекл напоминает убийце о том, что он сделал. О предательстве, которое совершил, о друге, которого потерял. И о тщетной охоте на сокровище, которое он так жаждет обрести.
— И самое смешное, что… — Одиссей хотел добавить нечто замечательное, но усилием воли прервал себя посередине фразы. Он смотрел Ане в глаза азартно, ожидающе: ну давай, говорил его взгляд, ты можешь догадаться, дострой картину!
— Шеклы и есть то самое богатство? — ахнула она. — Они такие необычные, многоморфные… это какой-то новый минерал, материал?
— И насмехаясь над предателем, он отрывает от сокровища по кусочку, — жестом показал Фокс, — по маленькому слитку. Придаёт им нужную форму, фактуру и цвет. И кидает в поломанное устройство гипер-переброса, которое не способно перенести живого, но может отправить кусок материи, который выпадет… где-то. Наш Робинзон знает, что настолько необычные фигурки обязательно найдут, и убийца рано или поздно получит его послание.
Ана стояла с открытым ртом, глаза сверкали в полумраке сферы. Правда обожгла её — она смогла во мгновение ока провидеть прошлое и настоящее за слоями неопределённости и темноты. Это было потрясающее ощущение истины и восторга.
А в следующий миг она подумала: каково Фоксу ощущать такое каждый день? Каково это, быть способным выстраивать из мельчайших обломков живые панорамные картины, возрождать правду, которая была скрыта, и которую ты постиг вопреки всем препятствиям и раскрыл?