Обещания и Гранаты (ЛП)

Она выглядит опустошенной, темные круги вокруг ее глаз больше похожи на кратеры, свитер на ней на три размера больше, чем нужно. Я медленно закрываю дверь, и она улыбается, когда подхожу к столу.
— Ты точно знаешь, как заставить девушку ждать, — говорит она, жестом приглашая меня присесть.
Знаю, но только потому, что я в замешательстве.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, оглядывая офис, чтобы посмотреть, не прячется ли кто-нибудь в углу. — Где твой брат? — спрашиваю я.
— Бойд устраивает затяжной обед со своей девушкой. Я был тем, кто попросил тебя встретиться.
Мои брови взлетают вверх.
— Что?
— Ты хотел знать, кто был твоим шантажистом, — говорит она, наклоняясь вперед и протягивая знакомую флешку через стол, постукивая по ней, когда она доходит до меня.
Я смотрю на флэшку, затем поднимаю взгляд на нее.
— Ты?
На ее лице расплывается улыбка, но она выглядит натянутой.
— Немного странно, как много я нахваталась за такое короткое время, но думаю, что это преимущество того, что теперь я постоянно нахожусь рядом с хакерами и ИТ-специалистами. Удивительно, что можно узнать о человеке, просто немного покопавшись. Даже о таком скрытном, как ты, доктор.
Я прищуриваю глаза.
— Правда?
Она кивает, доставая еще одну флешку — на этот раз немного отличающуюся от той, которую она только что вручила мне.
Ту то же самую, что я дал Рафу в тот день, когда убедила его отдать мне Елену.
Моя флешка.
Я смотрю на нее, беру флешку и засовываю ее в нагрудный карман, понимая, что это делает ее единственным человеком в мире, который знает мой самый грязный секрет.
Изначально никто и не шантажировал Ricci Inc.
Это был всего лишь я.
Мой разум кружится, пытаясь осмыслить то, что она говорит. Как восемнадцатилетняя девчонка держала меня за гребаные яйца последние несколько месяцев, но что более важно, почему?
Она сглатывает, когда я спрашиваю об этом, садясь на свое место.
— Я могла бы попросить своего брата, но ты специализируешься на секретности, верно? — Я сделала кое-что… плохое, и мне нужно исчезнуть.
ЭПИЛОГ
Елена
В большинстве версий мифов Аид — злодей.
Похититель, вор, мерзкое существо, низвергнутое с Олимпа и вынужденное жить в одиночестве в Подземном мире, среди душ умерших.
Они говорят о его жестокости, обвиняют в прошлых преступлениях.
Никто никогда не говорит о том, как он спас Персефону. Затащил ее в ад как свою королеву, управлял целым королевством
только для того, чтобы сделать ее счастливой.
Окружил ее любовью и нежностью, отдал ей свою душу в ту же секунду, как только увидел ее фигуру, пораженный ее красотой и чистотой.
Они видят в нем только плохого парня, потому что хотят видеть его таким. Нужен кто-то, на кого можно свалить свою неудачу или кого можно обвинить, когда случается всякое дерьмо.
Никто из них не видит того человека, которого вижу я. Который прямо сейчас сидит, прочно упершись задницей в мокрый песок, и ждет, когда следующая волна ударится о берег. Его руки такие большие, что полностью обхватывают талию нашей дочери, и он подбрасывает ее вверх и вниз каждый раз, когда на них плещется вода, их смех разносится по пляжу туда, где я сижу, работая над своим письменным запросом.
В итоге я не вернулась в университет; в течение нескольких месяцев после моего возвращения в Аплану я наблюдала, как жизнь, которую я знала в Бостоне, рассыпалась в прах, мои сестры внезапно оказались вытесненными из привычной жизни лицами и вынуждены были остаться с нами на острове на некоторое время. Кэл был занят инвестициями, стараясь не обращать внимания на тот факт, что он не получал известий от Вайолет с весны, хотя я могла сказать, что это беспокоило его.
Все еще беспокоит.
Затем, несмотря на то, что я добросовестно принимала противозачаточные средства, я забеременела, и хотя Кэл поначалу не решался проявлять волнение из-за своего прошлого, он был удивителен, держа меня за руку на протяжении всей беременности, полагаясь на свои собственные медицинские знания, чтобы успокоить любые вопросы или опасения, которые у меня были.
 
Я тоже колебалась из-за того, как он однажды сказал, что не хочет иметь детей, но когда я сказала ему, что у нас будет маленькая девочка, то поняла, что дело не в том, что он не хотел детей, а в том, что он думал, что не заслуживает их.
Он наказывал себя за то, что мои родители сделали с ним. Особенно моя мать.
Но когда родилась Куинси, все мои сомнения в его способности любить ее или отказаться от насилия исчезли в ту секунду, когда он посмотрел в эти большие карие глаза.
Не то чтобы он полностью отказался от этого. Иногда я нахожу его поздно ночью в старом флигеле, «связывающего концы с концами» той жизни, к которой он никогда не возвращался. Когда он ушел из «Риччи Инкорпорейтед», он оставил ее по-настоящему.
Или, насколько вообще возможно, уйти из мафии. Иногда, когда он царапает мою кожу, пока мы трахаемся, или снова исследует инициалы, вырезанные на внутренней стороне моего бедра, лаская меня, как будто ему это нужно, чтобы выжить, я задаюсь вопросом, не так ли он держит эту часть себя в узде. Если он излечит свою жажду крови, попробовав мою.
Не то чтобы я жаловалась.
Их смех снова отвлекает мое внимание от письма, и я вздыхаю, засовываю страницу в блокнот и откладываю его в сторону, обнимаю себя руками и начинаю спускаться по пляжу к ним.
Я закончила свою первую книгу, беллетризованный рассказ о том, как я влюбилась, за несколько недель до рождения Куинси, и с тех пор я пытаюсь набросать запросы агентам, но часть меня вроде как любит просто держать книгу в кабинете, сборник моих слов и воображения, где только я могу ее видеть.
Иногда я сижу на заднем дворике и читаю, глядя на цветочный сад, который наконец-то расцвел после моего возвращения в Аплану. Как будто весна все это время только и ждала, когда я поднимусь на борт.
В конце концов, я напишу письмо. Но прямо сейчас эта жизнь кажется мне более важной.
Кэл присвистывает, когда я приближаюсь, его пристальный взгляд затуманивается, когда он оглядывает мою фигуру, задерживаясь на моих ногах.
— Кью, — говорит он нашей дочери, утыкаясь носом в ее темные кудри, — возможно, у тебя самая красивая мама на планете. Я просто даю тебе знать сейчас, что твои друзья-парни захотят постоянно тусоваться у нас, просто чтобы мельком увидеть ее.
Я усмехаюсь, брызгая на него водой ногой.
— Пожалуйста, как будто им вообще разрешат войти в дом.
Он ухмыляется, его красивое лицо озаряется этим жестом.
— Я более развит, чем это, малышка. У нее могут быть друзья, даже друзья-парни. Кто знает, может быть, ей понравятся девушки, и мне придется беспокоиться о том, что вместо этого они разобьют ей сердце. — Запустив пальцы в его волосы, я смотрю вниз на них двоих, мое сердце болит в груди, зная, что независимо от того, кто разобьет ей сердце в будущем, мне не нужно беспокоиться о том, что это будет этот мужчина.
Наклонившись, я уютно устраиваюсь в их маленьком коконе, глубоко вдыхая, пытаясь запечатлеть запах счастья в своей памяти; потенциал и сладость, завернутые в нежную маленькую упаковку, иногда полную страданий и пятен, которые омрачают путешествие, но выводят вас целым с другой стороны.
Сейчас весна в середине зимы, лучик света, сияющий в твоей душе, который каким-то образом заставляет чувствовать себя менее одиноким.
 
Потому что это и есть счастье. Люди, которых ты встречаешь на своем пути, которые делают жизнь немного более сносной.
И как только ты их найдешь, то уже не отпустишь.