Обещания и Гранаты (ЛП)

— Что будем делать с Матео? Он не отдаст ее без боя.
Удовлетворение поселяется в моем костном мозге, вызывая головокружение. Почти опьяняющее.
— Я позабочусь о нем.
Глаза Рафа сужаются, снова изучая меня, и он цвыкает зубами; сосущий звук — шок для моей системы, триггер, которого я не ожидаю, и тревога наполняет мою кровь, прежде чем у меня появляется шанс ее контролировать.
Реакция последовала незамедлительно, и ее актуальность возрастает по мере того, как он продолжает чистить виниры языком. Мои плечи напрягаются, мышцы сжимаются, когда яростная потребность прекратить звук захлестывает меня, затуманивая зрение.
И на мгновение я вижу, как он обмяк в кресле с пулевым ранением, разрывающим плоть и кости на лбу. Вижу себя покрытым его кровью, когда срезаю хрящи и кожу с его ушей, собирая их, как фермер, приносящий овощи.
Его голос отрывает меня от этого эпизода, и я выныриваю, отгоняя навязчивую мысль, пока мое тело пытается приспособиться к реальности.
— Я знаю, что ты ничего не делаешь для меня бесплатно, — говорит
Раф. — Чего ты хочешь?
Глубоко вдыхая, впитывая аромат несвежих сигар и дорогого ликера, я подавляю угрожающую ухмылку на своих губах. Мой пульс учащается, облегчение сменяет порыв насилия.
Мои мысли возвращаются к стихотворению, которое я когда-то оставил Елене, обещание и угроза в одном флаконе.
Я просто не знал этого в то время.
Он, почти в одно мгновение, увидел ее, оценил ее, взял ее: так
быстро, как скоротечна любовь.
Изнасилование Прозерпины.
Не любовь, а нечто гораздо более зловещее и смертоносное, в данном случае.
Я думаю о фотографии, прожигающей дыру в моем бумажнике — карие глаза, такие же, как у меня, длинные черные французские косы. Боль вспыхивает в моей груди при мысли о ней, подтверждая мое решение, когда я вспоминаю о том, кто за этим стоит.
Если я хочу получить хоть один шанс на отношения с моей давно потерянной сестрой, это единственный способ.
Встречаясь взглядом с Рафом, я поднимаю брови.
— Душу Елены.
ГЛАВА 2
Елена
Большинство девочек, которых я знала в детстве, фантазировали о свадьбах своей мечты.
Моя младшая сестра Ариана мечтала о мягких пастельных тонах и девственно-белом цвете, несмотря на то, что была совсем не такой. Годы занятий балетом означали, что она точно знала песню и танец, на которые пригласила бы нашего папу, и выглядела бы при этом потрясающе.
Даже Стелла — самая младшая и умная дочь Риччи — писала меню на листе бумаги, используя его в качестве закладки для своих учебников.
Я же планировала свои похороны.
До сегодняшнего дня мое видение мраморной шкатулки и букетов георгинов и лилий казалось не более чем несбыточной мечтой. Иллюзия, которую я придумала, чтобы помочь смягчить унылую реальность, стоящую передо мной.
Однако теперь, когда я смотрю на свое отражение в зеркале, пока мама пытается застегнуть на мне платье, понимаю, что, возможно, эти два события являются синонимами.
 
Мой брак с любимым изменчивым плейбоем Бостона Матео де Лукой знаменует конец жизни, какой я ее знаю.
— Duo mio! (п.п.: от итал. Боже мой) Втяни его, Елена, — огрызается
мама, прижимая свой локоть к моему бедру, когда тянет. — Ты только примерила это платье две недели назад, как это возможно, что ты уже набрала столько веса?
Жар заливает мои щеки от ее вопроса, стыд пронзает кожу, как тупое лезвие лезвия.
— Это всего лишь пара фунтов, — говорю я, все равно пытаясь
подчиниться, вдыхая так глубоко, как только могу.
— Наверное, просто стресс или вода, — говорит моя тетя Анотелла,
сидя на краю кровати и грызя клубнику в шоколаде с тарелки с обедом, которую мне доставили. — Или все это время она проводит, уткнувшись носом в книгу.
— Или она уже расслабилась. Дети в наши дни больше не переживают фазы медового месяца. — Нонна(п.п.: от итал. бабушка), моя бабушка по отцовской линии, входит в комнату как раз вовремя, с ярко-синей подарочной коробкой в руке.
— Объясни, Фрэнки.
Нонна пожимает плечами.
— В мое время женщина ждала по крайней мере несколько лет, прежде
чем позволить себе расслабиться. Теперь они относятся к поддержанию формы как к опции, а потом удивляются, почему половина страны в конечном итоге разводится.
Напевая, мама делает последний рывок, вырывая дыхание из моих легких. Отступая назад, она убирает прядь темных волос с лица, пыхтя от приложенных усилий.
— Вот. Хорошо, что мы выбрали кружевные завязки, а не молнию.
Покраснев, я бросаю взгляд на себя в платье с рукавами — гладкое, плоское пространство моего живота, чрезмерное декольте, которое, как я знаю, скрыто под консервативным платьем, потому что Ариана настояла, чтобы я его надела.
— Это первый раз, когда Матео увидит тебя обнаженной, — сказала она,
улыбаясь мне из отдела нижнего белья магазина для новобрачных. — Заставь его съесть свое сердце.
По правде говоря, единственный человек, у которого я заинтересована в том, чтобы вызвать внутри что-то вроде ревности, скорее всего, даже не появится на церемонии.
В любом случае, он не увидит, что под платьем. Только не снова.
Скрестив руки на груди, я отворачиваюсь от своего отражения, от смущения у меня сводит живот. Пот стекает по спине и вдоль линии роста волос, а я занята тем, что проверяю таблицу рассадки, убеждаясь, что каждый гость учтен.
Нонна подходит, облизывает подушечку большого пальца и проводит им по моей скуле.
— Анотелла, возьми свою косметичку. Нам нужно будет держать ее
поблизости, если она продолжит все стирать.
Моя тетя спешит из комнаты, на мгновение открывая главный зал поместья де Лука. Обслуживающий персонал суетится, когда дверь возвращается на место, в воздухе витает тяжелый запах омара и соуса маринара, от которого у меня урчит в животе.
Я не ела со вчерашнего ужина, и теперь, когда мой вес, похоже, вызывает беспокойство, уверена, что если попытаюсь тайком перекусить перед церемонией, мама, скорее всего, оторвет мне голову.
Боже упаси, чтобы в день моей свадьбы хоть один волосок был не на месте, если только он не уложен так ее собственной рукой.
Однако имидж всегда был самым важным для моей семьи, особенно в последние годы, когда количество организованной преступности сократилось. Она все еще существует, но с ограниченным участием — за ширмами, скрытая в тени. Папа и его люди, наряду с другими семьями по всей стране, должны быть более умелыми в том, как они ведут бизнес.
 
— Контролируйте повествование, — всегда говорит папа. — Таким
образом, вы контролируете историю.
Если люди не считают вас жестокой преступной организацией, то у них нет причин сообщать о вас.
Вот почему меня выдают замуж за наследника ведущей медиа-фирмы Бостона, несмотря на то, что единственные чувства, которые я испытываю к своему будущему мужу, — это презрение.