Обещания и Гранаты (ЛП)

Первое, что я замечаю, когда прихожу в себя, — это то, как пересохло у меня во рту. Мой язык прилипает к небу, практически сливаясь с гребнями, и я чувствую вкус мятной шипучей воды, которую пила по дороге в дом родителей, на своих вкусовых рецепторах.
Второе, что я замечаю, — это незнакомая комната; она маленькая, но роскошная, со стенами, обшитыми полированными панелями, и каменным камином напротив кровати, на которой я лежу. Тупая боль вспыхивает у основания моей шеи, там, где ключица встречается с плечом, и я сажусь, вытягивая руки над головой, преодолевая ее.
Третье, что я замечаю, когда шелковая простыня спадает с моей груди и обнажает мои соски холодному воздуху, — это то, что я топлесс.
Просовывая руку под белые простыни, я скольжу вниз между бедер, резко втягивая воздух.
Не топлесс.
Обнаженная.
Сжимая бедра вместе, я прикрываю грудь ладонями, оглядывая комнату в поисках своей одежды. Рюкзак, который был на мне дома, лежит расстегнутый на комоде рядом с кроватью, пустой.
В стене рядом с моей головой есть единственное круглое окно, и я протягиваю руку, поднимая штору, чтобы выглянуть наружу, подтверждая то, что страх в моих костях уже знал.
Я нахожусь в самолете.
Мой желудок подскакивает к горлу, блокируя воздух из моего пересохшего рта; Я изо всех сил пытаюсь вдохнуть, образ падения в воздухе повторяется, когда я смотрю на белые облака, портящие мой вид на землю внизу.
Завернувшись в простыню, я соскальзываю с кровати и на мгновение замираю, пока мое тело приходит в себя. Мои колени дрожат, все мое существо восстает против нашего воздушного состояния, но также бессильно против него.
Используя матрас в качестве якоря, я подхожу к комоду и выдвигаю ящики, надеясь найти внутри что-нибудь свое.
Но все они пусты.
Зачем ему говорить мне собираться, просто чтобы упаковать вещи?
Разочарование разливается по моей крови, принося жар к щекам, когда я хожу по кругу, пытаясь понять, что теперь делать. Один взгляд в ванную показывает безупречную гранитную душевую кабину, туалет и компактную раковину в углу, но опять же никакой одежды.
Ну, во всяком случае, моей одежды.
Единственная пара черных боксеров и черная футболка висят на двери душа, оргстекло мокрое от конденсата. У меня сводит живот при мысли о том, что Кэл разденется догола и примет душ всего в нескольких футах от моего спящего тела.
Он никогда полностью не раздевался во время нашей единственной ночи вместе, как будто все еще пытался сохранить часть своей тайны нетронутой. Это всегда заставляло меня задаваться вопросом, что, по его мнению, он скрывал.
С меня буквально содрали кожу, в то время как он оставался таким же напряженным, как всегда, заставляя мое тело изгибаться для него так, как я и не подозревала.
Вспыхнув при воспоминании, я двигаюсь так, что внутренняя сторона одного бедра трется о другое, чувствительная, искалеченная плоть трется о гладкую кожу.
Я должна была убежать в ту секунду, когда он приставил ко мне лезвие, но легкая боль, которую это вызвало, была стерта немедленным ощущением его языка, следовавшего за мной, удерживая меня от истечения кровью на простыни.
Всю свою жизнь я гналась за разбитыми щеками и окровавленными костяшками пальцев, создавал трещины под кончиками пальцев, потому что думала, что это сделает моего папу счастливым. Что он увидит во мне нечто большее, чем свою маленькую принцессу мафии, и, возможно, позволит мне жить так, как я хочу.
До прошлого Рождества я не осознавала, какое удовольствие может быть от того, что кто-то другой делает это за тебя.
Проглотив комок желания, застрявший у меня в горле, я двигаюсь, чтобы отвернуться от ванной, сразу же сталкиваясь со знакомой жесткой грудью.
Мое сердце бешено колотится о ребра, удерживая его в клетке, не давая вырваться на свободу.
— Кэллум, — выдыхаю я, мои глаза находят его, хотя я знаю, что не должна осмеливаться смотреть. Не после всего, что он натворил. И все же, как мотылек на пламя, я гоняюсь за его теплом.
 
Его глаза темнеют, цвет красного дерева затмевает похоть, мерцая на мне, когда его рука подносит мякоть яблока Грэнни Смит к губам.
Когда он откусывает, соки брызгают в разных направлениях, и я чувствую хруст всей своей сущностью. Он эхом отдается в моих ушах, мой взгляд опускается, когда он отодвигает яблоко, чтобы прожевать, его рот влажный, когда двигается.
Пульс стучит у меня между ног, от опасного выражения его лица у меня кружится голова.
Его горло сжимается, когда он сглатывает, делая шаг ближе, хотя мы уже на одном уровне друг с другом. Кровь приливает к моим ушам, временно останавливая те части моего мозга, которые обрабатывают логику и разум, заставляя меня забыть все причины, по которым я должна быть осторожна.
— Черт, — говорит он, его голос чуть громче хриплого шепота, — мое имя чертовски хорошо звучит у тебя на языке, малышка.
— Г-где моя одежда? — Я заикаюсь, пораженная своей способностью сформировать связное предложение, когда все, о чем может думать мой мозг, — это его губы на моих.
— Распакована и висит в шкафу в прихожей. Я не думал, что ты встанешь до того, как мы приземлимся.
Он делает еще один шаг, толкая меня обратно через порог в ванную.
— Мое платье?
На его челюсти дергается мышца, отчего на левой щеке появляется ямочка.
— Сожжено. Позаботился об этом перед тем, как мы покинули аэропорт.
Мой рот приоткрывается в шоке.
— Ты сжег мое свадебное платье?
— Мне не понравилось, что ты выходила за меня замуж в платье, которое собиралась оставить на полу сегодня вечером в спальне Матео.
Я хмурюсь.
— Честно говоря, я не планировала спать с Матео. Никогда, если бы мне это сошло с рук.
Он делает еще один шаг, подталкивая меня к раковине. Я закидываю одну руку за спину, чтобы не упасть, крепко держась за простыню, и он наклоняется, чтобы положить руку на стойку рядом с моим бедром.
— Нет? — спрашивает он, теплое дыхание обдает мое лицо. — Значит, ты не надевала откровенное нижнее белье для него? Не брила свою сладкую маленькую киску на случай, если твой новый муж захочет попробовать тебя?
Он облизывая губы, когда сжимает в кулаке узел, удерживающий мою простыню на месте, я качаю головой. Мое дыхание прерывается, когда он сдвигается еще ближе, так близко, что я даже не уверена, что мы больше не два отдельных существа.
Грудь сжимается, я смотрю на него сквозь опущенные ресницы, пытаясь выровнять дыхание, погружая палец ноги в бассейн притяжения, струящийся между нами.
— Может быть, я хотела, чтобы платье было на твоем полу этим вечером.
Радужки Кэла темнеют еще больше, дыхание перехватывает в его горле.
— Ты собиралась думать обо мне, когда он трахает тебя?
Не дожидаясь ответа, он тянет за атлас, разжимая мои пальцы свободной рукой, когда откусывает еще один кусочек яблока. Непристойный чавкающий звук, когда он отрывает фрукт, вызывает сильную дрожь у меня по спине, и я сжимаю бедра вместе, когда влага скапливается, согревая меня изнутри.
Одним движением его руки простыня спадает с моего тела, цепляясь за талию, где я прижата к раковине. Кэл прерывисто выдыхает, пока жует, обводя голодным взглядом мое тело.
— Такая же греховная, как я помню, — бормочет он, кладя яблоко на полочку позади меня, затем протягивает липкие пальцы, чтобы коснуться татуировки граната под моей грудью — той, которую я сделала, когда он начал называть меня своей маленькой Персефоной, как будто я могла дотянуться до него с помощью символа.
Его прикосновение ледяное, лишенное тепла, которое таят в себе его глаза, и все же оно обжигает меня в любом случае.
 
Что со мной не так?
Всего несколько часов назад этот человек шантажом заставил меня выйти за него замуж. Угрожал жизням всех, кого я люблю, только для того, чтобы я стала добровольной пешкой в какой-то странной маленькой игре, которую еще даже не понимаю.