Стефан в гостях у ведьмы (СИ)
— Венчаться со мной не поедешь? — Стефан поднялся и тоже стал одеваться.
— Нет, пока ты не выпросишь у отца остаться здесь, или хотя бы в Ладии. Я даже Пшоничи и Калинки смогу пережить, но к яворам не поеду, заживо себя хоронить не дам.
Красотка завернулась в ажурную шаль и горделиво вздернула носик, показывая свою независимость и твердость.
— Каролина, а ты меня любишь? — с горечью проговорил Стефан.
— Любовь заслужить нужно, — холодно проронила она.
— А я, значит, не заслужил?
Любовница молчала.
Стефан, подхватив валявшуюся на полу саблю, выбежал прочь.
Пьяный до чертиков, в окружении таких же дружков-выпивох, Стефан, сильно шатаясь, добрался до королевского дворца. Помахав собутыльникам на прощанье, королевич попытался забраться по ступеням вверх, но преграда оказалась неприступной. Голова кружилась, ноги предательски подгибались, и Стефан съезжал вниз, ударяясь локтями о каменные ступени. Грязно ругаясь, он снова и снова кидался на штурм, пока не почувствовал, что что-то оторвало его от земли. В проблесках сознания Стефан понял, что это Михась, перекинув бесчувственное тело через плечо, тащит его в опочивальню.
Кровать приняла хозяина мягкими прохладными простынями. Стефан, промычав что-то невнятное, сбросил на пол пару подушек, а потом громко продекламировал:
— Птички с юга прилетают,
С похмела тянет в кабак.
Нет любви на белом свете,
Бабы стервы, я дурак!
— Ну, хоть раз путевые стишки написал, — похвалил голос Юраськи. — А собака сама издохла, никто не травил, — пробасил брат на ухо, — а тебя и травить не надо, сам упиваешься. Сапоги с этого дурня стащи, — приказал он кому-то.
— Я дурак, я точно дурак, — пробормотал Стефан, проваливаясь в сон.
Глава IV. Согласие
— Стешенька, голубчик, живой, — мать ворковала, слегка встряхивая Стефана, отчего в голову вонзались десятки острых ножей. Похмелье — штука неотвратимая и жестокая.
— Матушка, ну что вы? Это же недоразумение, все разрешилось, — пробормотал Стефан, пытаясь высвободится из цепких женских рук.
— Этот аптекарь — просто олух, и ничего не соображает. Ты в опасности, настоящей опасности, — Паулина тревожно начала оглядываться, словно за бархатным балдахином скрывался незримый враг. — Со мной приехал пан Ковальский, — понизив голос, произнесла она с легким волнением.
— Передай старикану от меня привет, — Стефан не удержался и потер виски.
— Сам передашь, ты должен с ним встретиться, — уже жестким, нетерпящим возражений тоном заявила мать, — и хватит пить, такая вонь, что мух в полете можно сбивать, — королева брезгливо помахала ладонью перед носом.
— Ну, встретиться так встретиться, — легко согласился сын.
— Так иди, он тебя ждет в янтарных покоях.
— Уже идти? Матушка, дозвольте, я сначала… — Стефан замялся.
— Опохмелишься? — недобро сузила мать глаза.
— Да нет, побреюсь и…
— Не к красной девице идешь, пан Яромир переживет твою помятую морду. Немедленно! — и для наглядности мать притопнула ногой.
Стефан вздохнул, но подчинился. Чувствуя, что вчера опрохвостился, сегодня он решил быть примерным сыном.
Выпроводив Стефана, Паулина тенью начала бродить по дворцовым переходам, сидеть на месте не позволяло волнение. Она сделала все, что смогла, теперь дело за красноречием старого лиса, сумеет ли пан Ковальский убедить королевича? «А если сын заартачится, встанет в позу? Он может, хоть и внешне не похож, а норов-то отца». Своего природного упрямства королева предпочитала не замечать. «Ну, должен же он понимать, что эта ноша для него непосильна, что я переживаю?!» Паулина бродила — бродила, и ноги сами принесли ее к янтарным покоям, отведенным во дворце для особо уважаемых гостей. Воровато оглянувшись, королева приложила ухо. Нет, ничего не слышно. «Что-то они долго?» Еще один кружок.
— Государыня, чего-нибудь желает? — присели в реверансе две проворные служанки.
— Нет, ступайте, — отмахнулась королева, — скажете, если за королевичем Стефаном пошлет король.
«Ну, когда же они выйдут?!» Нервы — натянутая струна.
Дверь тихо скрипнула. Первым из покоев с легкой ухмылкой на лице вышел пан Ковальский. Паулина взглядом спросила: «Ну, что?», но старик лишь кивнул в сторону выходящего следом королевича. Стефан был бледен и подавлен, боясь встретиться взглядом с матерью, он сосредоточенно разглядывал узоры дубового паркета.
— Стешенька? — осторожно взяла его за локоть Паулина.
— Королевич выслушал мои благоразумные доводы, и ради спокойствия матушки, — Ковальский сделал эффектную паузу, — согласился.
Паулина растроганно бросилась обнимать сына.
— Я это делаю только ради тебя, — насуплено буркнул королевич.
— Конечно, сыночку, конечно. А хочешь, мы тебе твою Каролинку в Пшоничи выпишем? — щедро предложила Паулина, хотя, как и Богумил, считала эту пампушку не парой для сына.
— Не надо, — снова отвел взгляд Стефан.
— Ты зря переживаешь, никакой подлости здесь нет, только благоразумие, — поспешила заверить королева, но натолкнулась на недовольный взгляд Ковальского, мол, не переборщи, уж я и так сделал все, что мог.
Мужчины отошли к стене, пропуская королеву вперед. Заговорщики отправились в тронную залу. Стефан шел, по-стариковски шаркая ногами, и глядя на прямую как струна спину матери.
— Она сейчас успокоится и будет считать меня трусом, — буркнул он старику.
— Лучше трусом, чем покойником, — категорично заявил Яромир Ковальский.
— Глупый план, ничего не выйдет, — тяжело вздохнул Стефан, чувствуя новый приступ головной боли.
— Ты в своих витаниях, — пан Ковальский изобразил пальцами порхающего мотылька, — мой милый крестник, видно не приметил, что отношения у короля с королевой, прямо скажем, дали трещину. Твой отец крайне ревнив, а королева чудо как хороша. Да и спят они давно в разных покоях. Ты чувствуешь, куда я клоню?
— Догадываюсь, — огрызнулся королевич.
— Если ты уедешь, она ему не простит.
— Все так плохо? — удивленно поднял глаза Стефан.
— Когда я тебе врал?
Король Богумил радостно потирал ладони — все складывалось как нельзя лучше: Паулина смиренно стояла, не возражая, и не перебивая, как и положено послушной жене; Стефан, после того как вся челядь вчера видела его словно козла, ползающего на четвереньках, стыдливо опускал голову и со всем соглашался; Ковальский охотно поддакивал, добавляя весомости словам государя. Богумил чувствовал сладкий вкус победы, слаще чем на поле битвы. Сломить сопротивление врага — это одно, а вот заставить строптивых домочадцев следовать монаршей воле — это задача посложнее, и тем приятнее видеть кроткий взгляд королевы.
— Если мать переживает, то я могу отправить с тобой часть войск личной охраны, — совсем уж расщедрился Богумил, — проверенные парни, любому бока обломают.
— Не надо! — неожиданно резко очнулась Паулина, и тут же поймала на себе недоуменные взгляды.
Она раздосадовано прикусила губу, но все же сумела взять себя в руки:
— Не надо его баловать, — с достоинством повторила Паулина, — наш сын справится и сам. Хватит и войск Ковальского.
— С чего бы это вдруг? — подозрительно прищурился Богумил, и Паулина заметила, как за спиной короля в отчаянье хлопает себя по затылку пан Ковальский.
— Я справлюсь сам, — хмуро произнес Стефан, приходя на помощь матери.
— Конечно, справится, — ухватился за слова крестника и пан Яромир, — вернулись доброхоты, мятежный Вепрь сидит на болотах, шляхта притихла, в Яворонке спокойно. Чего ж так много войск тащить, когда на юге все возможно в ближайшие дни?
— Да-да, Рыгор уже там, — пробормотал Богумил, сразу отвлекаясь на войну с альтами, — нужен перевес сил. Юрась пока останется при мне, кинем туда, где будет жарче.
Разговор был завершен, через два дня Стефану следовало выехать к войскам. Отец погрузился в обсуждение со стариком Ковальским каких-то планов южной войны. Паулина, незаметно подмигнув сыну, откланялась. После неуместного замечания ей хотелось скорее скрыться, чтобы не взболтнуть еще чего лишнего. Стефан потоптался у стола с картами, делая вид, что ему тоже интересно, но похмелье просто рвало голову и вникнуть в разговор двух седых волков глупому щенку не удавалось. Буркнув неразборчивое: «Отец, я, пожалуй, не буду мешать», он задом начал медленно отступать к двери и… снова напоролся на Юрася. «Следит он за мной, что ли?» — беспокойно обернулся на брата Стефан.