Перевести стрелки (СИ)
Однако не успел молодой человек подойти к листу, как был немедленно окликнут.
— Эй, Детка!
Народ притих, и стал медленно расступаться. Меньшиков — парень добродушный, но именно это прозвище буквально сшибало оковы с его внутреннего зверя, а становиться участником драки перед кураторами и инструкторами в день зачисления никто не желал.
— Что молчишь? — Насмешливо бросил еще раз задорный женский голос.
Толпа выдохнула... ЭТОЙ было можно.Николай же продолжал всматриваться в исписанный аккуратным твердым почерком лист.
Глава 2
— Эй, Ника! — Вновь насмешливо прозвучал звонкий голос над площадкой.
"... Макеев, МакАртур, Мезенцев...", — мозг автоматически отмечал фамилии, выискивая ту единственную, что сейчас действительно имела для меня значения. Моя собственная.
— Эй, Детка, чего молчишь-то? — Морщусь, но не отвечаю — занят.
Этот голос мне знаком. Так что пусть себе покричит. Обычно я на такое реагирую чуть менее чем адекватно, чтобы у следующего или следующей просто желания не возникло что-то подобное выкинуть, но в каждом случае есть исключение. Здесь и сейчас имя ему — Елена Терская.
"... Да!... Меньшиков!", — с восторгом прочел свою собственную фамилию в середине не слишком длинного списка. Все-таки в этом году количество претендентов было что-то уж слишком велико. Почти двести пятьдесят человек на семнадцать мест. Половина отсеялась еще на трехмесячных подготовительных курсах. Просто сами поняли, что не справляются, а вовремя подать документы в ряды, например, Пехотного Училища, совсем не поздно! А требования к кандидатам там куда ниже...
— Радуешься, малыш, да?! — Заметила злая отчего-то до чертиков Терская.
Народ стал опять отодвигаться от места назревающего скандала. Их понять было можно. С одной стороны, этот странный Меньшиков зеленоглазой блондинке прощал куда больше, чем всем остальным. Даже топтание на собственной "мозоли", но сегодня девушка явно переступала всяческие границы.
Мне же пока было не до того. Семьдесят шесть баллов! Из ста! Меня готовили с детства. Самого. Отец все надеялся, что я стану инженером, к чему, кстати, у меня были немалые таланты, а "вся эта дурь" лишь для того, чтобы самоутвердиться в обществе сверстников. Возможно, он чувствовал себя виноватым за то, что где бы я не появлялся, меня преследовало позорное прозвище "Детка". И все благодаря ему... В общем, когда он заметил, что моя подготовка под надзором дядьки Игоря перерастает в нечто большее, чем желание "помериться письками со сверстниками", остановить меня на пути к цели не смог бы уже и отвал идущей на полном ходу "пятидесятки". Увы, но понять, что добрым словом и кулаком добиться можно куда большего, чем просто добрым словом, пришло ко мне рано.
Пара разбитых носов, и вот уже выводящее меня из себя слово "Детка" стараются избегать. Еще пара лет — и вспоминают даже с уважением... И только когда меня нет рядом.
И все-таки результат испытаний порадовать не мог. Я рассчитывал на куда больший. И тот факт, что мало кто справился лучше, для меня оправданием не служил. С самого детства мне было все равно на успехи других. Приоритет — собственный результат.
Спи, засыпай, глазки закрой!
Осенней порой, Детка, отбой.
Ветры шумят, листья кружатся,
Ты сладко уснешь, и все может статься:
Мирные дни и добрые ночи,
Всего ты добьешься, если захочешь!
От моего негромкого голоса народ как-то совсем "расстроился". Даже Терская чуть примолкла. Одно дело нарываться, другое — видеть своими глазами, как я напеваю ненавистную мне песенку (одну из!), под которую вот уже который год засыпают сотни тысяч детей по всей империи.
Ее сочинил мой отец — один из лучших детских композиторов и сказочников страны. Хотя, как по мне, строки были достаточно грубыми и... Не знаю! Людям вот нравится. Задевают что-то в их душах нехитрые рифмы и аккорды. Детка — это я, чтоб вы понимали. Отец мой, наследное дворянство получивший за свое творчество, всегда хвастался, что все его вдохновение — это я. Иногда он любил поднимать меня на руки, демонстрируя всем, кому именно обязан своими успехами. Видел я свои ранние фотографии. Действительно очаровательный, если смотреть объективно, малыш, который великолепно смотрится на черно-белых изображениях... Проблемы начались позже. Когда мне исполнилось лет семь. Ангельская довольно узнаваемая внешность никуда не делась, став объектом для довольно жестких издевательств. Дети жестоки. По себе знаю. Годам к десяти со мной старались не связываться, так как это могло легко закончиться разбитым носом.
Однако по-настоящему неприятно стало лет в пятнадцать. Никому же в голову не пришло меня одеть перед фотосессиями. Так что стартовал новый цикл шуток на тему, "а у тебя там выросло или все так же осталось?". Некоторое время даже навыки, уже крепко вбитые дядькой Игорем, не помогали сдержать шквал насмешек...
Все устаканилось спустя пару лет. Тот замечательный возраст, когда молодежь начинает куда больше занимать собственное будущее и вопросы получения профессии. Мы же не изнеженные "сынки и дочки эпохи Изобилия", когда отпрыски спокойно сидели на родительских шеях лет до тридцати, а дальше жили "как кривая вывезет".
Сейчас так нельзя. Вернее, можно, наверное. Но это очень-очень плохой путь! Мало кто готов им идти...
В общем, большинство "болячек" тех лет я пережил, но на обращения "Ника" или "Детка" я до сих пор реагировал не самым адекватным образом. Вполне сознательно и расчетливо выбрав именно такую линию поведения с самого детства.
Исключение — Елена Терская. По своим причинам.
"Вот только что началось? Нормально же общались!", — информации для оценки ситуации не хватало катастрофически. А делать выводы на пустом месте командир группы бронебойщиков не имеет право. Будущее ближайшее свое я видел именно таким, так что соответствовать ему нужно начинать уже сейчас!
— Что-то не так, Елена Олеговна? — Мягким вкрадчивым голосом поинтересовался я.
Девушка притихла.
Я знал, как это выглядит со стороны. Лицо мое с годами, увы, не утратило части детской мягкости. Некоторым такая "мягкость" черт даже нравилась. Но, с моей точки зрения, такая физиономия не слишком подходила сложению тренированного бойца. А таковым я себя полагал лет с пятнадцати, когда ради практики начал ходить в свои первые патрули вместе с городской стражей.
Поначалу было нелегко. Многие суровые мужчины и сами напевали известные колыбельные своим детям, так что отношение по первому времени ко мне было тем еще. Потом стало как-то легче.
Зато сочетание сверкающих холодным рассудочным бешенством карих глаз и насмешливой жесткой усмешки с общим образом выходило просто убойным. Все как-то сразу вспоминали, что помимо добродушного вида, я еще и владелец пары сбитых в постоянной боевой работе кулаков.
Уж на что Терская была оторвой, но тут и она решила не нагнетать.
— Все в порядке, Николай Александрович! — Сквозь стиснутые зубы выдавила она.
— Вы уверены? — Еще чуток давлю тоном.
— Абсолютно! — Улыбнулась она холодной усмешкой, какой я никогда до сего момента на ее лице не видел.
К чему бы это?
— В таком случае, не смею вас задерживать... Детка! — Учтиво поклонился я, заканчивая разговор.
Вообще-то, у Лены было не мало и своих "мозолей", по которым я мог бы хорошенько потоптаться, да вот только зачем? Сначала нужно понять, какая муха ее вообще укусила? Я бы мог бы понять, если бы дело было в моем зачислении, а она провалилась. Так нет же, она поступила на бронетанковое направление, набрав рекордные в нынешнем потоке восемьдесят два бала. Говорят, у нее были все шансы установить новый рекорд при зачислении, но танк под ее командованием слегка заехал за "стоп-линию" на огневом рубеже. Ничего серьезного. Вопрос буквально сантиметров, но этого вполне хватило, чтобы комиссия срезала десяток баллов. Ситуация неприятная, но... Причем здесь, собственно, я?