Горацио Хорнблауэр. Рассказы (СИ)

Как ни старался Хорнблоуэр, Мак-Кул не выходил у него из головы. Блокада — скучное занятие для деятельного молодого человека. Ничто не отвлекало Хорнблоуэра от мыслей о последних часах жизни мятежника И странной сделке, которую он с ним заключил.
Приближалась весна, а с ней и долгожданное улучшение погоды. Как-то раз Хорнблоуэр открыл свой бумажник, и под руку ему попалось то злосчастное письмо. Лейтенант снова почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота от тягостных воспоминаний. Он раскрыл письмо и начал перечитывать, хотя к тому Времени уже успел выучить наизусть как само письмо, так и его стихотворное приложение. Он мельком пробежал нежные слова прощания и любви, чувствуя себя святотатцем при вторжении в интимную область отношений храброго и в чем-то даже симпатичного ему человека. Зато стихотворение он перечитал с несравненно большим вниманием.
 
 
Беда взмывает ввысь перед глазами
 
И крутится в зловещей тишине.
 
 
Что, интересно, навеяло возбужденному мозгу приговоренного столь странную метафору? И причем тут архангел и его два крыла, которые воспряли и упали над какой-то непонятной святыней? Что же все-таки хотел сказать Мак-Кул этим стихотворением?
Внезапно Хорнблоуэра осенила любопытная мысль. Письмо было написано без единой помарки и исправлений, что называется, на одном дыхании. А стихи — Хорнблоуэр отчетливо припомнил два смятых листка, валявшихся на полу камеры, — потребовали долгих и упорных поисков в подборе нужных слов и рифм. Не случайно Барри Мак-Кула удовлетворил только третий вариант, а два первых оказались отвергнуты. Что-то здесь не вязалось. Предположим, Мак-Кул находился в крайне расстроенном душевном состоянии, вследствие чего произвел на свет лишенное видимого смысла стихотворение. Но как тогда это согласуется с текстом письма и наличием, по крайней мере двух, первоначальных вариантов стихов. Им Мак-Кул уделил гораздо больше внимания, чем прощальному посланию жене, в этом Хорнблоуэр уже не сомневался. Но почему?
В мозгу у него вдруг мелькнула сумасшедшая идея. Он резко выпрямился. «И крутится в зловещей тишине». Почему беда должна крутиться? Если бы это были Беды, крылатые твари из греческой мифологии, — Хорнблоуэр позабыл, как их звали, — тогда еще можно было бы понять приведенную аналогию. Но здесь была просто беда и больше ничего. Крутящаяся беда… Как ни крути, а сравнение явно притянуто за уши. Хорнблоуэр начал подозревать, что в стихах скрыт какой-то тайный смысл или, что более вероятно, зашифровано какое-то послание. А при чем тогда здесь сундук. Почему Мак-Кул потребовал, чтобы вместе с письмом его вдове был отправлен и этот сундук, в котором не было ничего ценного или интересного. Хорнблоуэр вспомнил два детских портрета. Может быть, их оправы таили в себе какое-то послание? Сам сундук имел, конечно, определенную ценность, но все тем не менее казалось загадочным и непонятным.
Продолжая держать письмо в руках, Хорнблоуэр наклонился и вытянул сундук из-под койки. Блеснули золотом буквы на крышке: Б. И. МАК-КУЛ. Барри Игнациус Мак-Кул.
Пейн тогда, помнится, очень тщательно проверил все его содержимое. Хорнблоуэр открыл сундук и заглянул внутрь, но ничего любопытного или подозрительного не обнаружил. Он снова закрыл сундук и повернул ключ в замке. Опять на него смотрели эти буквы — Б. И. МАК-КУЛ… О Господи, а что если там есть секретное отделение?! Пораженный внезапной догадкой Хорнблоуэр снова открыл сундук, вытряхнул из него все вещи и тщательно исследовал стенки и дно. Но здесь его постигло разочарование — он почти сразу убедился, что толщина их слишком мала, чтобы содержать сколько-нибудь вместительный тайник. Крышка сундука была, напротив, весьма толстой и тяжелой. Но как ни старался Хорнблоуэр, ему не удалось обнаружить в ней ничего необычного. Он снова опустил крышку и начал дергать в разные стороны выпуклые буквы, но и это не привело ни к какому результату.
 
Он решил уже сложить вещи обратно и прекратить бесполезные попытки, но тут ему в голову пришла еще одна идея. В памяти вдруг всплыли строки: «Беда взмывает ввысь перед глазами».
 
 
«Беда взмывает ввысь»…
 
 
Хорнблоуэр лихорадочно дрожал от возбуждения, когда взялся за первую букву на крышке сундука и попытался сдвинуть ее вверх. Буква не поддавалась. Он собирался уже сдаться, но вдруг почувствовал, как она все же сдвинулась на волосок. Этот успех придал ему дополнительную энергию. Он вытер вспотевшие пальцы и потянул изо всех сил. «Б» подалась вверх примерно на полдюйма и на этом остановилась. Хорнблоуэр поспешно откинул крышку, но там все оставалось без изменений. Он вспомнил следующую строфу — «И крутится в зловещей тишине» — и попробовал покрутить букву «Б». К его удивлению она не сдвинулась с места. Хорнблоуэр задумался на минуту, мысленно повторяя строку из стихотворения: и крутится… и крутится… и крутится… Внезапно он вскочил на ноги и хлопнул себя ладонью по лбу. Как же он сразу не догадался?! Ну конечно же! «И» крутится, а вовсе не «Б»! Дрожащими пальцами Хорнблоуэр взялся за «И» и попробовал повернуть ее сначала слева направо, а потом наоборот. Вторая попытка принесла результат: «И» повернулась на полный оборот и остановилась.
Так, что дальше? Хорнблоуэр вспомнил следующую строфу — «Могила вдруг разверзлась под ногами» — и без колебаний нажал на букву «М». Она послушно ушла на полдюйма вниз. Поехали дальше. «Два крыла» — это конечно же двойная «К» в надписи на крышке. «Воспряли и упали вновь». Хорнблоуэр потянул за первую «К», а когда она подалась и вышла до упора, нажал на вторую. Что еще? «…над святыней». Нет, это слово приспособить не к чему. «Но завертелись ураганом духи зла». Завертелись… ураганом… Ясно! Он повернул букву «У». В отличие от «И» ее пришлось вращать слева направо. Последняя строфа уже не вызывала никаких сомнений. «Лев поднял голову». Хорнблоуэр потянул за последнюю букву, она с легкостью подалась, в ту же секунду что-то звонко щелкнуло внутри крышки, но больше ничего не произошло. Лейтенант осторожно приподнял ее. Но поднялась только верхняя ее часть, открыв хитроумно спрятанный в толще дерева тайник, набитый тщательно перевязанными пачками различных бумаг.
Первая же пачка изрядно потрясла воображение Хорнблоуэра, так как состояла из пятифунтовых банкнот. Вторая и третья оказались аналогичными первой. Здесь было достаточно денег, чтобы успешно финансировать новое восстание. Следующий сверток содержал в себе длинный список имен с короткой характеристикой и адресом каждого из их обладателей. Хорнблоуэру достаточно было прочитать всего несколько имен, чтобы убедиться — в этом списке предполагаемые вожаки будущего мятежа, а также сочувствующие и поддерживающие движение материально. Последняя пачка состояла из десятка различных прокламаций, которые надо было только отпечатать и распространить. Верхняя начиналась обращением: «Ирландцы!»
Хорнблоуэр уселся на свою койку и попытался обдумать сложившуюся ситуацию. Деньги в тайнике могли бы сделать его богатым человеком. Списки заговорщиков и другая информация, содержащаяся в бумагах Мак-Кула, попади она в руки правительства, привела бы к беспрецедентному валу репрессий по всей Ирландии. Хорнблоуэру вдруг привиделись виселицы на каждой городской площади, и ему стало нехорошо. Он снова встал, решительно сложил обратно в сундук все содержимое и захлопнул крышку.
Так и не определив своего дальнейшего поведения, он решил заняться более подробным изучением механизма, открывающего тайник. Оказалось, что все действия следует выполнять в строго определенной последовательности. Если эта последовательность нарушалась, механизм не срабатывал. «И», например, упорно не желало вращаться, если «Б» не было вытянуто на полдюйма вверх. «Б» же поднималось лишь после приложения значительного усилия. Случайный человек, не знакомый с секретом, никогда не смог бы вытащить первую букву просто так, от нечего делать. Восемь букв несли в себе столько комбинаций, что без ключа нечего было и пытаться открыть потайное отделение. Зазор же в крышке был настолько незаметен и хорошо замаскирован, что его трудно было бы отыскать даже с лупой.