Кровь над короной (СИ)
— А я не спасся, матушка, — глухо позвучал шамкающий голос, во рту прежнего красавца гвардейца не было зубов, только гнилые корешки торчали. — Я там под Шлиссельбургом и умер. А воскрес только для того, чтобы отомстить Ивашке за своих братьев…
Глаза Алехана полыхнули такой лютой, нестерпимой и еле сдерживаемой ненавистью и злобой, что Екатерина отпрянула от бывшего когда-то красавцем графа, ее пробрал страх. Но только на одну секунду, женщина снова взяла себя в руки, крепко обняла страдальца и пылко расцеловала, прижимаясь как можно теснее.
— Садитесь в это креслице, вам тут будет удобно, дорогой Алексей Григорьевич, — захлопотала бывшая царица, усаживая среднего из братьев Орловых в кресло и подкладывая вышитые ее собственными ручками подушки. За этими заботами и приятными для любого мужчины стараниями Екатерина Алексеевна спрятала постигшее ее мгновенно жуткое разочарование — впервые здоровяк Алехан не отреагировал на нее чисто по-мужски, как бывало раньше, его тело осталось безвольным.
Она еле сдержала горестный всхлип, отвернувшись на несколько секунд к столу. Страшно почувствовать, как под пальцами совершенно не отзывается мужчина на простую ласку, как не задрожали его мышцы. А ведь он должен по ней изголодаться?!
Но почему так?!
Он охладел к ней совершенно!
Постоянно ведь жаждал, а его старший брат Григорий только над тем посмеивался. А однажды в спальне, после горячих утех сказал мимоходом, что нет ничего постыдного в том, чтобы услужить своей императрице любыми способами. И она не выдержала — когда фаворит был в отъезде, порог ее опочивальни переступил его брат.
Это была восхитительная ночь!
— Алексей Григорьевич, милый мой, как я вас рада видеть, — голос Екатерины сочился любовью, теплотой и лаской — но только ни один человек не смог бы не то, что увидеть, даже почувствовать, как в ее груди в эти минуты замерзала ледяная глыба.
Алехан стал равнодушен к ней как мужчина, совершенно спокойным — это означало, что у него к ней не осталось даже капельки любви. Она еле сдержала рыдания — видимо увидел ее чуть раздвоенные, как у зайца губы, два выбитых передних зуба. Их замена из фарфора не давала возможности есть на торжественных обедах — они норовили при укусе мяса выпасть изо рта — а такой конфуз был недопустим.
Или граф заметил немного искривленный после злополучного удара шпаги прелестный носик своей возлюбленной?! Мужчины такое увидят сразу, и отшатнуться от женщины, их ведь привлекает идеальная красота — а она ее лишилась, вступив в схватку с офицером из Тайной экспедиции. Да, победа досталась ей, но сейчас отчетливо стало видно, что слишком дорогой ценой — любовник перестал ей восхищаться!
— Вы будете здесь в полной безопасности, дорогой граф. Отдохнете, оправитесь от своих тяжких ран, я вас окружу заботой, — заворковала Екатерина, причем ни капельки не лгала. В Голштинии ее сына Павла, ставшего Паулем-Петером (совершенно непривычное для герцогства имя), приняли как настоящего герцога и правителя.
Приехал любекский князь-епископ Фридрих-Август, его двоюродный дед, приходившийся самой Екатерине дядей. А как иначе — если покойный муж приходился одновременно ей двоюродным братом. Прибыл посланец и от шведского короля Адольфа-Фредерика, старшего брата епископа — в письме обещал всяческую поддержку, как внуку, так и ей самой. Но обольщаться не приходилось — в Стокгольме монархи превратились в игрушку среди закулисной борьбы «партий шляп и колпаков».
Приехал в Киль погостить у племянника ее младший брат герцог Ангальт-Цербстский Фридрих-Август, князь Йеверский или Еверский, со своей двадцатилетней супругой двадцатилетней Фредерикой Августой Софией. Екатерина яростно надеялась, что молодая жена родит брату сына, тогда она сама по «праву прялки» станет княгиней Еверской, а ведь Евер совсем рядом с Голштинией, рукой подать. А потому частенько поглядывала на живот молодой цербстской герцогини, надеясь на чудо — будто животик может округлится прямо на глазах. Однако новобрачная чета не торопила ее обрадовать известием, хотя с их майской свадьбы прошло все лето.
Но союз между Голштинским и Ангальт-Цербстским герцогствами уже был заключен — притязания прусского короля пугали сестру и брата, последний надеялся на союз с курфюрстом Ганновера, королем Англии, что являлся союзником «доброго дядюшки Фрица», при упоминании которого у женщины сразу холодел живот, и от ярости сводило зубы.
Какие миллионы, или даже полмиллиона — венценосный пройдоха выслал разной монеты в мешках на сумму 327 тысяч 649 талеров 15 крейцеров. И еще «великодушно» пообещал выплачивать ей, пока длится ее регентство, ежегодную пенсию в 26 тысяч. И герцогу Паулю-Петеру до его совершеннолетия согласился перечислять каждый год ровно 50 тысяч талеров, прислав заодно орден Черного орла с лентой.
Дарованные неблагодарным королем суммы взбесили вдовствующую герцогиню — такой оплаты своих услуг, сделанных ею как российской императрицей, она никак не ожидала. Вместо признательности беглая царица получила оскорбительную оплеуху.
Словно рассчитались с великосветской шлюхой, тщательно подсчитывая стоимость всех оказанных услуг. Ей даже во сне однажды почудилось, что король Фридрих сидит в мрачном подземелье и перебирает талеры в сундуках. Собственными руками, укладывая серебро в мешки, которые были предназначены для отправки в Голштинию, самую потертую и ходовую монету. Выбирая худшие образцы и бубня под нос — «ей за глаза хватит, я и так немыслимо щедр, крепко переплатил!»
И это при том, что старый скряга захватил графа Никиту Панина со всеми бумагами и расписками, и теперь спокойно отопрется от императора Иоанна Антоновича, если тот потребует пересмотреть итоги Петербургского мира, подписанного между королем и ей, но с подписями уполномоченных на то министров.
«Не видел и не брал этих миллионов. Спрашивайте у бывшей царицы и графа Панина, куда они дели столь огромные деньги. Я тут не при чем — разбирайтесь сами! Но воевать за Шлезвиг готов, как только, так сразу — жду ваших выплат, и начнем!»
Понятное дело, что русские не поверят, но прижать лгуна к стене можно только вооруженной рукой — но воевать с Пруссией один на один Россия сейчас не рискнет. Будет искать союзников для коалиции, а это сделать не так просто, как кажется.
Так что нужно внимательно наблюдать за «европейский политик», и уловить первой изменения в ней. А заодно вооружаться, чем только можно — лишь надежное войско способно уберечь ее с сыном от проблем. Благо гибель голштинской гвардии с генералом Шильдом, как и гибель супруга удалось списать на происки русской аристократии, связав все это одним узлом со своим бегством из заснеженной России.
Вроде поверили!
Сейчас карликовая голштинская армия из восьми полков, наполовину пехотных и кавалерийских, не шла ни в какое сравнение, не только с пруссаками, но и датчанами.
И союз с братом не поможет!
Соседи могли их прихлопнуть, как назойливых мух, двумя шлепками. А все потому, что у нее, из-за скопидомства «старого Фрица», не было денег на наем даже дополнительных пяти тысяч солдат!
Едва хватало на содержание трех владетельных замков (на ремонт которых ушли огромные суммы) и двора, как ее собственного, так и юного герцога. И сейчас Екатерина Алексеевна яростно надеялась, что ее тайное письмо, отправленное в далекую уже Россию, дойдет до венценосного адресата, и будет им внимательно прочитано…
Глава 5
Москва
Иоанн Антонович
полдень 28 сентября 1764 года
«Вот и все — двадцать три года Иоанн Антонович шел на коронацию, а теперь все свершилось», — мысли текли медленно, и так же ступал молодой император, выходя из Успенского Собора Московского Кремля под колокольный перезвон и оглушительные орудийные залпы.
Коронацию стали готовить с первых дней пребывания в столице только что вступившего на престол молодого императора. Отчаянно торопились — в Москву Сенатом была отправлена специальная комиссия, которую в середине августа возглавил прибывший из заграничного вояжа канцлер Михаил Илларионович Воронцов, обычно в жизни инертная особа. Но ставший активным участником, причем ему деятельно принялось помогать огромное число родственников, с превеликой радостью приветствовавших молодого монарха. Да и надежды этот опальный род связывал с императором Иоанном Антоновичем нешуточные.