Ранний старт 2

Кое-какие идеи у меня есть, но пока сырые. Будет над чем голову поломать в ближайшие дни.
— Ладно, — очухивается директор, — иди. Хватит с тебя на сегодня.
Ржать начинаю, когда подальше от кабинета отошёл. Нервное, наверное… ха-ха, каламбурчик…
Вечером, на прогулке во дворе.
— Ты первое место на олимпиаде по физике в городе занял, не так ли? — Спрашивает Катя, по-французски, и маленькая Настя смотрит вопрошающе. Что бы ты понимала, пигалица!
— Неправда. Только третье. Там по очкам считают. Набрал двадцать — третье место, двадцать пять — второе, примерно так.
Рядом проносится Обормот, за ним с лихим гиканьем Кир. Настя глядит с отчётливой завистью, она так пока не умеет. Гвардейцы, Димон и Зина устраивают свалку в стиле «все против всех». На них уже я смотрю с завистью. То и дело из кучи малы вылетают тела, отряхиваются от снега и снова в бой. Даже Обормот боится туда соваться, затопчут нахрен.
Хотелось ответить по схеме: «Правда. Только не по физике, а по математике. И не первое, а второе. И не занял, а только собираюсь». Но решил не морочить голову друзьям.
— Николай Михайлович составляет список номеров на Новогодний концерт, — сообщает Катя. — Моя-ваша песенка вошла. «Школьный вальс»**. Тебе две песни на саксофоне назначил. На твой выбор. Из восьмой школы ребят пригласит.
— Что-то такое он мне тоже говорил, — соглашаюсь. Но не соглашаюсь с Настей, которая тащит нас ближе к месту побоища.
— Нет, Настя, — Катя изображает строгую метрессу и у неё получается, — тебе туда нельзя. Ты — девочка и ты — маленькая.
— И Сверчок будет пиликать, — удовлетворяет моё любопытство Катюша.
— Надеюсь, одной мелодией концерт не испортит…
Девчонки смеются. Обе. Настя понимает французский? Да не, не может быть!
** (переименовал «Окончен школьный роман» в исполнении Натальи Штурм, прим. автора)
13 ноября, классный час после уроков.
В субботу классный час проводить удобно. Уроки сокращены на десять минут, разница накапливается за пять уроков почти час, да ещё сам классный час шестым уроком. Субботу, преддверие воскресенья, мы любим. Ещё больше, чем взрослые пятницу.
Подозрительно начинается классный час. Рядом с Геной Макаровым сидит взрослый крупный мужчина с недовольным чем-то взглядом из-под кустистых бровей. Лежат на парте мощные, как у моего папахена руки. С удовлетворением отмечаю, что по физическим параметрам отец ничем не уступает старшему Макарову, а в росте заметно превосходит.
— Дети, — вроде ко всем обращается, а смотрит только на меня, — внеплановый классный час по поводу травли, которую устроили Гене Макарову. Ты, Колчин, устроил.
О, персонифицировала всё-таки.
— Не понимаю, о чём вы говорите, Лидия Михайловна, — тут же открещиваюсь от возмутительных обвинений.
— Колчин, не надо делать невинный вид! Всё ты прекрасно понимаешь, — классуха наращивает давление. Она что, хочет… впрочем, прямо об этом и спрошу.
— Лидия Михайловна, давайте конкретно. Что произошло? — Оборачиваюсь к Макаровым. — Вот сидит Гена. На лице никаких синяков и шишек. Гипса на нём тоже не вижу, то есть, руки-ноги целы. Что случилось, Лидия Михайловна? Давайте без туманных обвинений незнамо в чём.
Слегка привожу её в замешательство. Говорить ей не хочется, тем более прямо.
— Вы на переменах неизвестно что с ним делаете…
— Если неизвестно, тогда о чём разговор? — Нравится мне припирать к стенке манипуляторов. А классуха именно попыталась манипулировать мной.
— Вы швыряете его вверх и ловите! — Густым басом удовлетворяет мою просьбу о конкретизации старший Макаров.
— И что? — На моём лице пай-мальчика глаза раскрываются до максимального размера. — Ловим же! И, между прочим, Гена никогда не жаловался, что ему больно и обидно. И не просил прекратить. Гена! Почему ты не просил меня заканчивать наши тренировки? Тебе, кстати, благодарность от Бори, ты ему сильно помогаешь.
 
Первое хихиканье в классе Лидия Михайловна давит грозным взглядом. Но тут же прорывает в другом месте.
— Гена! — Мой голос приобретает патетический тон. — Тебе стоит только попросить меня. Давай, проси. Не забудь сказать волшебное слово.
Даже не от моих слов, а безмятежного лица не повинного ни в чём паиньки моих одноклассников разбирает от смеха. Они ведь видели, как срубал того же Гену одним лихим ударом, знают, что дружба с Большим Борей началась с моего вызова схватиться в честном бою, не жалея живота своего. И образ пай-мальчика иногда слетал, что заставляло многих поёживаться и вести себя со мной осторожно.
После моих слов на покрасневшем Гене сконцентрировались взгляды всего класса. Хуже того, классуха и собственный родитель тоже смотрят. Гене пришлось встать после подталкивания отца локтем.
— Э-э-э, Колчин… давайте, вы больше не будете… играть мной… в волейбол на переменах… пожалуйста, — и быстро садится, пряча глаза.
— Никаких проблем, Гена! — Натурально ликую. — Больше не будем играть тобой в волейбол, раз ты не хочешь. Народ, анекдот хотите?
— Колчин! — Дёргается классуха, но я уже излагаю.
— Этого, этого и этого — расстрелять! Что? Зачем?! Нет!!! Я не хочу! Этого не надо — он не хочет…
Класс секунду молчит, потом сваливается в хохот. Пока никто не замечает, смотрю на Гену своим настоящим безжалостным взглядом, совсем не ботаника.
Гена знает, где собака порылась. Он один из самых крепких и авторитетных парней в классе. Троих-четверых трогать опасается, зато на остальных отрывался на полную катушку. Чуть ли не с первого класса. Филипки мне рассказывали. Нет, они мужественно не жалуются, только мне представить всю ситуацию несложно. По отношению к Гене, — ненависть и страх, — оброненные невзначай фразы, неподдельная радость от наблюдения, как их обидчика публично бьют и унижают. В эту же категорию вечно шпыняемых филипков он пытался загнать и меня. Не мог себе представить, что мелкий пацанишка способен перевернуть ситуацию и поставить на место парии его самого.
— Кстати, Лидия Михайловна, почему не поздравляете меня? Я призовое место на городской олимпиаде по физике занял.
Народ шумит. Оказывается, не все знали.
— Директор хочет тебя на общешкольной линейке поздравить и грамоту вручить, — после секундного замешательства приходит в себя классуха. Уж больно резко у нас тема разговора меняется.
Взрослые сейчас не понимают, что только что сами поставили Гену в унизительное положение просителя. В очередной раз его опустили. Так сам виноват, нечего было жаловаться.
15 ноября, время 14:30.
Один из кабинетов Департамента образования.
— Что будем делать, Галина Васильевна? — Директор 8-ой школы смотрит на инспектора, строгую и на глазах мрачнеющую даму.
На столе две олимпиадные работы. Обе — перьевой ручкой, что само по себе годится для идентификации пишущего. Не на сто процентов, но всё-таки. Но ведь ещё почерк одинаковый и структура решений одна и та же. И даже ошибки, — их немного, — одинаковые. Нет никаких сомнений, что писал один и тот же человек.
Только титульный лист одной работы написан так же, перьевой ручкой. А другой — обыкновенной, шариковой. И явно другим почерком.
— Как же так, Юленька? — Спрашивает про себя инспектриса. Вторая подозрительная работа подписана Юлией Чеботарёвой.
— Девочка, скорее всего, ни при чём, — осторожничает Анатолий Иванович. — Сама, наверное, удивилась такому результату.
— М-да… — инспектрисса явно не знает, что делать.
— Это ещё не всё, — Кулешов подаёт ещё одну бумагу.
Инспектрисса берёт её в руки с таким видом, будто жалеет, что нет толстых перчаток.
— Этого ещё не хватало! — Издаёт стон через несколько минут. — Неправильное решение из министерства образования! А школьник поправляет!