Авантюрист. Начало (СИ)

– Александр, я беременна, – Селия встретила меня этой обезоруживающей фразой. После того как кончились объятия и поцелуи я спросил:
– Значит, я как порядочный человек теперь должен на тебе жениться?
– Нет, конечно. Ты знаешь не хуже меня, что нам не быть вместе.
– А если я предложу тебе быть моей женой?
– Я откажусь, это не нужно ни тебе ни мне.
– А нашему ребёнку?
– Он всё равно будет твоим сыном, я знаю, что будет сын, вне зависимости жена я тебе или нет.
Это, безусловно, неожиданная но радостная новость, особенно для той части меня, которая является человеком двадцать первого века.
Так уж получилось что я к тридцати пяти годам был всё еще холост, женщин было много, внешность и доходы к этому располагали, а вот единственную я так и не нашёл, поэтому и детей не завёл.
А тут моя юная индианка сообщает мне, что ждёт ребенка. Значит, так тому и быть, тем более что она и не требует от меня замужества.
Еще одной новостью стало письмо, которое я получил из Парижа.
* * *
Едва стало понятно, что умирать после дуэли я не собираюсь, я начал думать о том, как слегка ускорить научно-технический прогресс. Помимо уже упомянутых мной динамита, медицины и резины, я держал в голове одно, действительно эпохальное изобретение. А именно пароход.
Вообще, паровые машины изобретены достаточно давно, чего стоит хотя бы машина русского самородка Ивана Ивановича Ползунова, которая была построена почти пятьдесят лет назад в тысяча семьсот шестьдесят шестом году. В более технически развитых странах паровые машины вообще, медленно, но верно завоевывают всё большую популярность.
Первые пароходы тоже успели поплыть, в тысяча семьсот восемьдесят третьем году француз д`Аббан продемонстрировал свой "Пироскаф", первый пароход в мире, после него было еще несколько работающих образцов.
Но первый пароход, который будет по-настоящему использоваться, еще не спущен на воду. Только через два года американец Роберт Фултон представит на Гудзоне свой "Клермонт", который будет совершать регулярные рейсы на Гудзоне.
Роберт Фултон, был вообще, как говорится "человеком-оркестром", чем только он не занимался: пароходы строил, подводные лодки разрабатывал, мосты проектировал. Даже в Санкт-Петербурге будет постороен мост через Мойку по переработанному проекту Фултона.
Планы у меня громадные, но чтобы они реализовались, мне нельзя всё замыкать на себя. Просто не может один человек быть автором такого количества изобретений в разных областях науки и техники. Хватит с меня медицины и взрывчатых веществ. Поэтому, мне нужны люди, которые будут двигать прогресс за меня. Фултона я хочу сделать одним из них и на счастье, мне есть что ему предложить и помимо денег.
Мистер Фултон еще в тысяча восьмисотом году представил Наполеону модель своей подводной лодки "Наутилус". Вот на это крючок я его и решил поймать.
Едва я прибыл во Флориду, я написал письмо Фултону, он в тот момент еще находился во Франции. В письме я пригласил его в гости и приложил чертежи своей подводной лодки и необходимую для путешествия сумму.
И вот ответное письмо Фултона лежит у меня на столе.
  
Глава 9
 
Ура, товарищи! К нам едет ревизор! Шутка, конечно, никакой ревизор к нам едет, а едет к нам фигура намного более интересная. Мистер Фултон, вот кто к нам едет. Не знаю, что стало основной причиной, толи деньги, толи красота моего полёта сознания, но в итоге, мистер изобретатель согласился.
Я никогда не жаловался на невезучесть, но после попадания в тело Гамильтона моя удача взлетела буквально до небес. Мне очень сильно везёт, практически во всем. Вот и сейчас я вижу очередной пример.
Я написал это письмо именно тогда, когда у Фултона образовалась пауза, еще пару месяцев и он сам принял бы решение вернуться в США и строить свой "Клермонт", вообще его пароход изначально назывался по другому, но первое название я просто не помню.
 
Но я очень вовремя написал своё письмо и Фултон вместо Нью-Йорка едет в Сент-Августин, вернее в Нью-Йорк, а оттуда плывёт во Флориду. В письме он оставил свой Нью-Йоркский адрес, первого марта он должен быть там.
И это отличный повод мне лично наведаться в будущее большое яблоко. Мне в любом случае надо туда наведаться: повидаться с детьми, разместить заказы на металл, а именно сталь, медь, бронзу и жесть, повидаться с друзьями и самое главное, отдать долги.
Если кто-то думает, что я буквально заставил друзей Гамильтона взять, или моих друзей голова пухнет, когда об этом думаю, я до сих пор не решил кто я, так и до шизофрении не далеко. Так, о чём это я? А, точно.
Если кто-то думает, что я, Александр Гамильтон, надавив на тухлую жилу, заставил кучу людей взять на содержание моих детей и отвалил в сторону, то он ошибается. Я никогда никому ничего не прощаю и ничего не забываю.
Во Флориду я прибыл полгода назад с двенадцатью с половиной тысячами долларов в кармане, из них десять тысяч дал мне в долг мой несостоявшийся убийца, мистер Аарон Бёрр. Итого минус три тысячи долларов, добавьте к этому сгоревший дом моего камердинера Барри. Сгорел то он исключительно из-за меня. Он стоит еще тысячи полторы. Итого четыре с половиной тысячи долларов долга.
Сейчас, даже без учета поднятых сокровищ, это абсолютно несерьезно для меня. Месяц работы моего резинового производства. А это значит что?
Правильно, настало время отдавать долги.
* * *
Двадцатого февраля в Сент-Августин вернулся Дукас. Вернулся он в несколько расстроенных чувствах. Его новая шхуна показала себя просто превосходно, а вот товар не пошёл.
Его обычные контрагенты неожиданно предложили совсем другие цены на многие товары, а сигары у него вообще не взяли. И я подозреваю, что это из-за меня, вернее из-за той истории с Кросби.
Поэтому я решил поговорить с Дукасом, хватить ему заниматься контрабандой, настало время выходить из тени.
Мы сидим на открытой терраске таверны "дел Кабалло". Я несколько раз обедал в этом месте в двадцать первом веке и сейчас нахожусь в том же интерьере, мелочь но приятно, маленькая частица прежней жизни.
Однако я опять отвлёкся.
Дукас мрачен, пьёт ром, курит вонючую трубку, я сам курю, но то что он забил просто ужасно.
– Друг мой, – говорю я, – может хватит уже бегать от таможенников? Все эти твои ром, сигары, красное дерево и шкуры аллигаторов это мелко.
– Мистер Гамильтон, а чем мне еще заниматься?
– Работать на меня и только на меня. Ты получишь намного больше, просто возя мои плащи, абсолютно легально, хочу заметить.
– Но у вас уже шхуна моего сына и вы купили с де Ремедиусом фрегат. Зачем еще корабли?
– Этого мало, очень мало. Скоро мне понадобится не два корабля, а десять, а то и двадцать.
– Мистер Гамильтон, это сопоставимо с Британской Ост-Индской компанией.
– Ну и что?
– За ней стоит корона, а вы частное лицо, – я оглянулся и увидев что мы на террасе одни, высыпал перед Дукасом десяток изумрудов.
– А за мной стоит вот это, – понизив голос я продолжил, – ты же помнишь, сколько мы с Яннисом подняли этих камней. Они стоят миллионы. Доходы США в прошлом году это чуть больше тридцати миллионов долларов. Если я прав, эти камни стоят миллионов пятнадцать.
У меня запершило в горле, я залпом осушил бокал вина и продолжил:
– В моем поместье лежит половина американских доходов за год. Но лежит мертвым грузом, чтобы эти деньги стали реальностью мне нужны люди. Мне нужны те кому я могу довериться и послать в Европу. В Лондон, в Париж, в Амстердам, в Санкт-Петербург, только там я получу за них реальные деньги.
 
Те, кто могут дойти, продать эти изумруды и вернуться. Пока, рядом со мной только один такой человек, правда, он возит ром в Бостон, а сейчас сидит в этой таверне и дуется на жизнь.
А вот Дукаса проняло, отложил свою трубку и думает, я буквально вижу как в его голове возникают мысли.