Творцы (СИ)

— Вот Дэн обрадуется, когда узнает, что его вычислили.
Мила опять покачала головой. Даже захотелось покрутить пальцем у виска, но настроение было не подходящее.
— И что это нам дает? — спросил Ян и убрал телефон в карман джинсов.
— Да почти ничего, — ответил Сеня, — кроме радости постебаться над Дэном. Ну и еще над кучей творцов-брюнетов. Цвет крыльев, как правило, от цвета волос зависит.
— Угу, — кивнула Мила.
Ян нахмурился. Ну да, ему-то, наверное, не терпелось, чтобы убийца, которого больше двух месяцев поймать не могут, наконец бы обнаружился.
— Значит, толку от информации ноль? — уточнил он.
— Не ноль, но мало. Вот тебя можем исключить. Ты у нас светленький, значит, крылья у тебя белые. То есть, ты не маньяк, — обрадовал его Сеня.
— А у тебя, — Ян повернулся в сторону Милы, — у тебя рыжие?
— Не, белые. Как у ангела, — она улыбнулась.
Сеня хлопнул в ладоши, привлекая внимание к себе:
— Ладно, народ. Я к Ваньке, надо ему помочь с трупом разобраться и память стереть свидетелям. В общем, устроить «мэн ин блэк», по всей форме.
Ян недоверчиво сощурился и спросил:
— Стереть? Как в кино? «Пуф» и все?
— Ну не так, конечно, — Сеня усмехнулся. — Но в целом, да — «пуф».
— Как у вас все просто! Взял и стер!
— Да не возмущайся ты так, новобранец! Это в тебе сучно… — Сеня демонстративно запнулся и невозмутимо продолжил, — сущность журналистская беснуется. Броских заголовков требует. Но ты сам-то подумай, что будет, если все оставить, как есть? — он развел руками. — Паника. Хаос. Полный коллапс.
«Понабрался», — усмехнулась Мила, но вступилась за Сеню:
— Ян, ты же понимаешь, он прав. Иначе нельзя. Если мы…
Ее прервал телефонный звонок.
— Папа… — сказала она, ответила на вызов и услышала знакомый серьезный голос.
Сеня кивнул ей, махнул рукой и начертил в воздухе руну телепортации.
«Пуф», — подумала Мила, когда Сеня исчез.
Отец говорил достаточно громко, но Ян все равно прилип своим ухом к обратной стороне смартфона Милы.
«Лана теперь дома, отдыхает, приходит в себя. Я оставил несколько человек, дежурить неподалеку: так и мне спокойнее, и у нее там никто не отсвечивает. Еще она обещалась прийти на твою выставку. Не уверен, что у нее хватит сил, но она…»
Отец говорил и говорил, а Ян все лип и лип ухом к телефону. Мила не любила, когда вторгались в ее личное пространство, но Ян, как журналист, наверняка привык этим пренебрегать. Хотелось отодвинуться, но в тоже время не хотелось быть с ним грубой. Он брат ее лучшей подруги, к тому же когда-то давно Мила даже была влюблена в него. Хорошо, что она уже не подросток.
— Отодвинься ты хоть чуть-чуть, — проворчала она.
И в этот момент в кабинет без стука вошел глава Конклава Огня Густаф Маркони, приподнял бровь, но комментировать увиденное не стал.
Ян отлип от телефона, распрямился, а Мила спешно произнесла:
— Пап, мне пора. Давай я тебя позже наберу, ладно?
Отец еще что-то сказал, но Мила уже его не слышала. Она сбросила вызов и завела руки с телефоном за спину, как бы пытаясь скрыть и весь диалог, и эту их нелепую близость с Яном, когда они оба слушали вести о Лане, совершенно забыв о возможности включить громкую связь.
— Так ты и есть сын Виктора Смирнова? — спросил Густаф, оценивающе глядя на Яна, и Миле показалось, что он разочарован увиденным.
Чтобы Ян сам этого не заметил, она принялась рассказывать о том, что произошло. Густаф поглядывал на часы, и ей то и дело хотелось его стукнуть.
«Влепила бы тебе, вот честно, от души бы влепила!» — но знала, что никогда этого не сделает, ведь «кролик был очень воспитанным».
— Ладно, — прервал ее Густаф, на очередном подъеме в рассказе, — некогда мне тут с вами возиться. Тем более мы тут всей Башней дружно пропустили не то что новое убийство, но еще и обнаружение трупа обычными людьми. Так что чисти ему, — он кивнул в сторону Яна, — память и отправляй, откуда прибыл.
— Как это, «чисти память»? — возмутилась Мила, уже не скрывая раздражения. — Вы вообще слышали, что я вам рассказывала? Ян сам в Башню телепортировался! Сам! Я настаиваю на том, чтобы его приняли в сообщество творцов! — она чувствовала, что говорит громче и грубее, чем сама бы хотела, но сдерживаться больше не могла. — Я вообще считаю, что это наша общая оплошность! Яна давно надо было принять и обучить!
 
Зря распалялась: Густаф не был настроен лично против Яна, просто не хотел возиться с новичком и подбирать ему куратора. Жаль, что Мила поняла это лишь тогда, когда он прервал ее взмахом руки и вздохнул:
— Ты ведь помнишь, что инициатива наказуема? И раз уж так настаиваешь, тогда ты — куратор. Он — твоя ответственность. Сама играешь, сама отвечаешь. Документы со всеми подписями и магическими печатями тоже сама готовишь. Поняла?
— Но я…
Мила опешила: она хотела, чтобы Яна приняли, но куратором становиться не собиралась. Есть ведь Дэн, есть Мигель, Сеня в крайнем случае… Какой из нее куратор? Она художница, а не нянька.
Но по взгляду Густафа поняла, что спорить бесполезно. Еще и передумает принимать Яна, с него станется. Кивнула.
Густав усмехнулся, взмахнул рукой, и Мила подумала об очередном «пуф».
— Ладно… Ты все слышал, — спокойно сказала она. — Пойдешь со мной на выставку, раз уж я за тебя в ответе. Возиться с бумагами и инструктажем у меня ни времени, ни сил уже нет.
Ян какое-то время молчал, а потом ответил:
— Ладно. Пойдем твои каляки смотреть. Будить сестру сейчас все равно будет бесчеловечно.
— Каляки?! — возмутилась Мила, пропуская все остальное мимо ушей. — Мои работы — каляки?
Ян улыбнулся.
Теперь уже его, а не Густафа, захотелось побить.
Она успела сменить платье и поправить прическу, но все остальное шло кувырком. Пришлось поправлять картины, криво развешенные по залам, проверять освещение и здороваться с бесконечным количеством гостей, от глаз которых все эти недочеты не могли укрыться.
А тут еще Лана на проводе. Она что-то говорила ей в одно ухо, в то время как в другое что-то мямлил Алексей.
Разбираться со всем одновременно Мила не могла.
— Тебя встретят, — уверенно сказала она и сбросила звонок. Болтать с Ланой было совершенно некогда. У нее тут ЧП. По залу ходят люди, а одна из картин почти испорчена. Изуродована освещением.
— Ну что это за свет? Алексей! — почти простонала Мила. — Что с лампой? Почему одной не хватает?
— Перегорела, наверное, — он развел руками.
— Ага, перегорела! Я заметила. Еще пятнадцать минут назад заметила! А вы почему не заметили? Я искала вас по всем залам, еле нашла!
Он не отвечал, тупо смотрел то на нее, то на картину.
— И-и?
— Сейчас заменим.
— Спасибо! — Мила всплеснула руками. — Я буду о-очень признательна! — пытаясь скрыть раздражение, сказал она.
«Ну как можно? Как можно выставлять эту картину в таком свете? Это гробит всю идею…»
Она подошла ближе, наклонилась к полотну и вздохнула.
«Ну едва видно же. Стены здания с горой сливаются!»
Хотелось плакать.
— Едва-едва… — прошептала она и подавила желание коснуться картины.
Отстранилась от полотна и попыталась взглянуть на него со стороны. Лучше не стало. Она хотела, чтобы здание врастало в гору, чтобы было его частью. Хотела добиться иллюзии единства и добилась! А теперь что?
А теперь, в «неправильном» свете гора поглотила все.
«Надо будет потом извиниться перед Алексеем. Нельзя себя так вести. Но искусство…»
Мила выдохнула.
«Лана…»
Картины — это важно, но подруга важнее. Мила пообещала, что ее встретят, но так никого и не отправила за ней. Просить Яна не хотелось — боялась, что он подцепит Лану под руку и увезет домой, а Миле потом лови его где хочешь. Густаф обрадуется, если узнает, что она отпустила ученика без начального инструктажа! Ян, конечно, идеальный встречающий для сестры, но самый ненадежный из возможных. Можно было бы послать Алексея, но он уже ушел спасать картину. Да и в галерее полно народу, нельзя допустить, чтобы первое впечатление было испорчено вот такими осечками.