Американская королева (ЛП)

Я смотрю ему в глаза снизу-вверх.
— Это значит… мы… — Я просто не могу дышать.
Эш улыбается, глядя на меня сверху вниз.
— Да, мой нетерпеливый ангел. Я больше не собираюсь мучить нас обоих.
Я опускаюсь на колени. Не потому, что Эш собирался меня трахнуть (хотя и это тоже повлияло), а потому что я так сильно его люблю. Потому что я так сильно благодарна. Потому что он — Эш, и я — Грир, и когда мы были одни, я обычно стояла на коленях.
Это было так просто и так сложно.
Эш гладит мои волосы, спутанные и в беспорядке из-за шляпки, которую я одевала на улице, и позволяет мне потереться щекой о его бедро.
— Мой прекрасный ангел, — бормочет он мне. — Моя маленькая принцесса. Как я прожил так долго без тебя?
Я не знала, боже, я не знала, но теперь, когда мы были вместе, я тоже не знала, как долго так прожила. Я выживала, да. Но жить… как это вообще происходило до того, как я оказалась у ног Эша?
Я неохотно отступаю, склоняю голову и кладу ладони на свои ноги. Эш делает глубокий вдох, и его руки покидают мои волосы. А затем он опускается передо мной на колени, кладет руки поверх моих и опускает голову, чтобы встретиться со мной глазами.
— Грир, я хочу дать тебе то, что ты хочешь. В этот первый раз, я хочу, чтобы ты позволила мне служить тебе, и я хочу, чтобы ты позволила мне позаботиться о тебе. Не нужно, чтобы в наш первый раз мы… ну… Ты знаешь.
Я качаю головой до того, как он заканчивает. Это так чертовски по-рыцарски. Так чертовски осмотрительно с его стороны. Это сразу и похвально, и болезненно несносно (особенно сейчас, когда мои соски стали напряженными, ноющими от боли бусинками, а моя киска уже набухла от мысли о том, что Эш будет внутри меня). Часть меня отдаленно признавала, что для него это было тоже впервые: он был женат, и он доминировал в клубе, но это был первый раз, когда Эш смешивал любовь с извращенностью, и он хотел убедиться в том, что я получаю и то и другое в равной степени.
Но все же.
— Я хочу того же, что и ты. Ты ведь понимаешь, что не принуждаешь меня, да? Ты ведь знаешь, что я не просто играю? Я выбираю это. Я выбираю тебя. Каждый раз, когда я встаю на колени, я знаю, что могу подняться, и каждый раз, когда ты подталкиваешь меня к чему-либо, я знаю, что могу произнести твое имя, и это все закончится. И когда ты делаешь со мной разные вещи, я обладаю такой же властью над происходящим, как если бы делала все это сама, потому что я могу остановить тебя в любое время. Я выбираю то, что хочу, и я хочу тебя, такого, какой ты есть.
Сейчас, когда Эшн вглядывается мне в глаза, я надеюсь на то, что он, как и всегда, сможет увидеть в них правду. Через меня проходит крошечный поток гнева, и я позволяю ему вылиться в моих словах.
— Хочешь знать, чего еще я хочу? Я хочу того, о чем мечтала десять лет назад. Я хочу, чтобы меня притащили на грань стыда, страха и тьмы, я не хочу узнавать себя, и хочу, чтобы ты был великолепным требовательным зверем, которым и являешься. Хочешь позаботиться обо мне? Тогда, черт возьми, обладай мной. Погуби меня. Разорви меня и снова соедини меня так, как можешь только ты.
Губы Эша обрушиваются на мои, его поцелуй не предназначен для того, чтобы передать любовь, — он воплощает в себе какую-то глубокую благодарность, своего рода страстную радость.
— Ты прекрасна, — хрипло произносит он, его голос приобретает другой тон, тот, который терзал меня в моих самых сладких мечтах. — Ты невообразимо совершенна.
И с легкостью и благодатью, которая приходит вместе с силой, он поднимается на ноги.
— Сними мои туфли.
Облегчение, счастье, правильность — все это сплеталось вокруг возбуждения, делая его более резким и ярким.
Я делаю то, о чем он просит, и тяну за шнурки, пытаясь скрыть свою счастливую улыбку за завесой волос, но он все равно видит улыбку.
— Ты счастлива, ангел? — спрашивает он. — Счастлива прислуживать мне?
— Да, мистер президент.
— Я счастлив, когда ты мне прислуживаешь. Мне приятно видеть тебя на коленях.
 
Эш лениво ласкает мои волосы, пока я снимаю ботинки. После того, как заканчиваю, он приказывает мне встать и начинает раздевать. Горячие пальцы скользят между тканью и кожей, и задерживаются там на некоторое время. Глаза Эша загораются, по мере стягивания с меня одежды. Он снимает ее так, как снимают старые обои или выцветший ковер, чтобы добраться до античной поверхности под ними, прагматично и нетерпеливо, презрительно и почтительно. И вскоре я полностью голая и дрожащая застыла в холодной комнате.
Пальцы потерли мои соски, и я что-то пищу, мое тело жаждет настоящей стимуляции.
Эш хихикает.
— Нетерпеливая, да?
Я не смела ответить. Каждый раз, когда я играла в эту игру с Эшем, это было как в первый раз, словно я скидывала новый слой с самой себя с каждым унижением, которое терпела, разоблачая пылкую и чувствительную женщину с розовой кожей, находящуюся под всеми слоями.
— Руки на изножье кровати. Ноги расставь.
Я, сглатывая, подчиняюсь. Я знаю, что будет дальше, и, конечно же, чувствую большую руку между лопатками. Эш нежно, почти исследовательски, продвигает руку вниз по позвоночнику, а затем делает круговые движения по заднице и по бокам.
— Дыши, ангел.
Шлепок.
Первый шлепок никогда не бывает очень сильным. Нет, первый шлепок — в некоторой степени предвкушение — чем-то похож на боязнь дома с привидениями или на прыжок в холодный бассейн в жаркий день. Потрясающий, бодрящий, посылающий искры вниз по ногам.
Шлепок.
Шлепок.
Шлепок.
— Дыши, — повторяет мой хозяин.
Я делаю вздох.
Шлепок, шлепок, шлепок.
Я выдыхаю.
— Еще раз.
Я снова вдыхаю.
Эш преднамеренно нарушает ритм шлепков, сначала убеждаясь, что я расслабилась, а потом снова ударяет, или быстро наносит несколько ударов подряд, чтобы у моего тела не осталось выбора, кроме как уступить его господству. Боль мерцает позади моей грудины, словно живое существо, вцепившиеся за мои легкие и живот, и я дрожащими руками, пытаюсь сжать изножье. Все мое тело трясется, а в глазах горит. Скоро заплачу. Очень скоро.
Мои ноги подгибаются, и царапаются о пол, пока Эш продолжает свое нападение, одна нога невольно поднимается в попытке прикрыть стопой задницу. Эш отталкивает ее назад с шумным звуком, который можно описать только словами «злой восторг», и все сильнее меня шлепает из-за моего сопротивления. «Шлеп» раздается под его рукой, и я слышу, как Эш тяжело дышит, и вот она боль, поселяется в моей груди, словно знакомый гость. Я начинаю копаться в моих чувствах, как в кладовой, выкидываю страх, гнев и унижение, и оставляю лежать глубокую беззаботность, которая ощущается почти как блаженство. Остается только боль и Эш, а все остальное сжалось до точки и исчезло.
Шлепок, шлепок, шлепок.
И когда Эш накрывает меня своим телом — его джинсы болезненно царапают мою ноющую от шлепков задницу — его толстый член твердый словно сталь. Он сжимает в кулак мои волосы и дергает за них, откидывая назад мою голову, и целует щеки.
Нет… так он целует слезы на моих щеках. Видимое и неоспоримое доказательство моего подчинения.
Через мучительное мгновение он отстраняется, и я тихо стону от этой потери. А затем стону громко, когда чувствую его рот в самом необходимом месте.
Все начинается с поцелуя на моей киске, почти целомудренного, если такое вообще возможно. Затем переходит во влажные теплые ласки. Язык проделывает путь от клитора до входа, такой твердый, а в следующее мгновение становится плоским и широким. Боль в том месте где меня шлепали, вспыхивает вокруг горячей точки его рта, как корона солнца, как нимб вокруг святого.
Эш проводит рукой по моей спине, ласкает бедра, словно я лошадь, которая нуждается в приручении, и, помоги мне боже, мне это нравится. Я взбрыкиваю под его прикосновениями, и практически мурлыкаю, когда он проводит теплыми руками по моей ноющей от боли плоти, а время от времени я слышу, как он хихикает себе под нос, когда я становлюсь особенно нетерпеливой. Боль утихает, но блаженство остается, и все это пощипывание, облизывание и посасывание, возбуждает скручивающееся давление в колыбели моего таза. Я вот-вот кончу, меня поглотит восхитительный оргазм, который бывает только после боли и вызванных болью эндорфинов, но произхододит кое-что неожиданное. Руки Эша ложатся на мою задницу и медленно, так медленно, раздвигают мои ягодицы. У меня больше не остается от него секретов. Я полностью выставлена напоказ.