Ночные танцы

Ощущение было странное и невероятно возбуждающее.
—Мне кажется, я высказалась вполне понятно, — с трудом выговорила Мэгги. Ей казалось, что она говорит уверенно и спокойно.
—Все становится очень понятно, когда я прикасаюсь к тебе. — Клифф подступил почти вплотную, так, что она оказалась прижатой к рабочему столу. Он быстро и аккуратно выдернул вторую шпильку. — И когда ты смотришь на меня вот так, как сейчас, мне все тоже очень понятно.
Ее сердце забилось, как тяжелый молот. Вдруг накатила слабость — руки и ноги стали ватными, голова закружилась. Ее собственное желание, собственное тело искушало сильнее всего.
—Я не говорила, что не хочу тебя...
—Не говорила. — Он вытащил последнюю шпильку, и волосы тяжелой волной упали ей на плечи. — Ты ведь не умеешь врать.
Еще несколько минут назад ей было так уютно и спокойно, куда же подевалось это ощущение? Откуда это невероятное напряжение? Казалось, каждая клетка в ее теле сопротивляется тому, что вот-вот должно произойти.
—Да, я не умею врать. — Голос ее был еще ниже, чем обычно. — Я сказала, что не знаю тебя. И что ты не понимаешь меня.
Что-то вспыхнуло в его глазах на мгновение — ярость или страсть?
—Какая, к черту, разница, знаем мы друг друга или нет! Мне это абсолютно безразлично. Я знаю одно — я хочу тебя. — Он запустил руку ей в волосы. — И мне достаточно только дотронуться до тебя — и сразу ясно, что ты тоже хочешь меня.
Ее глаза потемнели. Странная вещь, почему в случае с ним желанию всегда сопутствует гнев и еще какая-то возмутительная слабость?
—Ты на самом деле веришь, что все так просто?
Клифф знал, что должен в это верить. Ради спасения собственной... души он должен убедить себя в том, что между ними есть только физическое влечение. Они будут заниматься любовью всю ночь, пока хватит сил, а утром все пройдет. Все закончится. Он будет в это верить. Иначе... Но думать об этом не хотелось.
—Почему все должно быть сложно?
—И в самом деле, почему? — пробормотала Мэгги.
Кухня уже больше не казалась ей теплой и уютной. Она подумала, что задохнется, если немедленно не выберется отсюда. Они молча смотрели друг другу в глаза. В ее глазах бушевало пламя, его были спокойны и настойчивы. Зачем искать объяснения, зачем ждать романтики, стремительно подумала Мэгги. Она не юная дева с туманными мечтами, а взрослая женщина, даже вдова, твердо стоящая на ногах. Она прекрасно знает, что такое реальность. В реальности люди берут то, что хотят. А все остальное потом. И она поступит точно так же.
—Спальня наверху, — коротко сказала она и, отодвинув его, направилась к лестнице.
Нахмурившись, Клифф последовал за ней. Ведь именно этого он хотел, так? Чтобы не было никаких осложнений. Но то, что Мэгги уступила так неожиданно, так хладнокровно, несколько обескуражило его. Нет. Все же он ожидал не такого.
Он догнал ее у лестницы и схватил за руку. Она обернулась, почти яростно, и он почувствовал, что она буквально искрится от гнева. И это было как раз то, что нужно. Ему не нужно было ни холодное «да», ни легкое, беззаботное согласие. Он жаждал гнева и ярости, взрыва эмоций. Накопившееся между ними напряжение должно вырваться наружу, так чтобы к утру от него не осталось и следа.
Они молча поднялись на второй этаж. Дождь лупил по окнам и крыше, наполнял землю живительной влагой. Свет Мэгги зажигать не стала, луны тоже не было, и она пробиралась наощупь. Темнота была густая и плотная, почти осязаемая. Она вошла в спальню, зная, что Клифф идет за ней.
Что же теперь? Ею вдруг овладела паника. Зачем она привела его сюда? Эта комната была ее убежищем, чем-то очень личным, интимным. Он может узнать о ней больше, чем ей хотелось бы, а она не узнает о нем ничего. Они хотят друг друга. Это необъяснимо. И отрицать этого нельзя.
Ее нервы были на пределе. Мэгги даже радовалась, что в спальне так темно. Хорошо, что он не видит ее лица. Ее сомнений.
Он положил руки ей на плечи. Она почувствовала, как по спине пробежала дрожь. Он тоже почувствовал это и сам чуть не вздрогнул от предвкушения. Ему нравилось, что она не расслаблена, не податлива. Не сейчас. Еще рано. Она явно сопротивлялась своим ощущениям, боролась с неизбежным. Как и он.
 
—Ты не хочешь сдаваться, — шепнул он ей на ухо.
—Нет. — Его руки скользнули под тонкий шерстяной свитер, и она едва не застонала. — Нет, не хочу.
—А разве у тебя есть выбор?
Глаза немного привыкли к темноте, и теперь она видела очертания его фигуры. Он был близко. Совсем близко.
—Черт тебя возьми, — шепнула она яростно. — Нет. У меня нет выбора.
Он погладил ее голую спину, снизу вверх, коснулся затылка.
—У меня тоже нет.
Его тело было горячим и твердым. Она уловила запах мыла, свежий, резковатый, очень мужской. Черты его лица расплывались во мраке. Это мог быть кто угодно. Любой другой. Сладкая судорога свела ее тело, и на мгновение ей почти захотелось, чтобы это был любой другой.
—Давай займемся любовью, — решительно сказала она. Вот так, быстро и сразу. И никаких сожалений потом. — Возьми меня. Я хочу только этого. И ты тоже.
Только этого? Но думать было некогда, в голове стоял туман. Он жадно прильнул к ее губам. Вопросы, сомнения, беспокойства, вообще связные мысли — все исчезло. Остались только ощущения. И он, и она знали, что стоит только отпустить их на волю — и буря подхватит их и унесет неведомо куда. Знали — и все-таки оказались не готовы.
Они упали на кровать. Забыв о нежности, он принялся сдирать с нее одежду — так сильно хотелось ему чувствовать ее обнаженное тело. Но она и не ждала от него нежности, она сама была охвачена тем же нетерпеливым безумием. Не отрываясь от его губ, она так же яростно стала срывать одежду с него, и у него сбилось дыхание.
Смятые вещи валялись на полу. Аромат, исходящий от ее волос, от ее кожи, кружил ему голову, отбирая остатки разума. Обнаженные, сжимая друг друга в объятиях, они катались по кровати, не помня, где они и кто они. Вздохи, стоны, невнятные просьбы заглушали шум дождя. Она оказалась тоненькой, гибкой и неожиданно сильной. Это сочетание совсем свело его с ума.
Он гладил ее везде, где только мог, и любое его прикосновение отзывалось в ней почти болезненной дрожью наслаждения. И ей было мало. Она позволила ему все — и сама брала от него все, что могла, не чувствуя ни стыда, ни стеснения. Только бы утолить этот неистовый голод.
Его тело было совершенным, словно специально созданным для нее. Она трогала его мускулистую спину, сильные руки, узкие бедра. Из искры, вспыхнувшей между ними с первого же взгляда, разгорелось мощное пламя, быстро пожиравшее теперь обоих. Страсть — это безумие. Так говорилось в ее песне.
Они пришли к завершению вместе. Водоворот, вой ветра, раскаты грома — эти образы пронеслись у нее в голове. Она почувствовала, что ее засасывает в черную воронку, затягивает с немыслимой скоростью, услышала оглушительный рев и содрогнулась от сокрушительного наслаждения.
Что это было? — подумала Мэгги некоторое время спустя, когда в голове немного прояснилось. Если это и означает «заниматься любовью», то получается, до сих пор она была невинна. Как это может быть, что мужчина с таким нежным именем вызывает подобные бури в ее теле? Ей казалось, что каждая жилка в теле дрожит и пульсирует и болит сразу все — руки, ноги, спина. Словно она разом взбежала на высокую гору, а потом кубарем скатилась с другой стороны. Мэгги написала десятки песен о любви и страсти, но лишь теперь по-настоящему поняла свои собственные слова.
Только сейчас, с этим человеком, который лежал рядом с ней, она узнала о своих желаниях, поняла, что за смутные мечты или предчувствия владели ею, когда она сочиняла свою музыку. Но это новое знание породило в ней дюжины новых вопросов.
Она провела ладонью по своему телу, удовлетворенная и изумленная. Неужели оно столько лет ждало именно этой ночи? Возможно ли, что страсть кроется где-то глубоко-глубоко внутри, до тех пор, пока в назначенный судьбой час не появится некий определенный человек и не разбудит ее? Ей вспомнился сюжет фильма, работу над которым она только что закончила. С главной героиней как раз так все и случилось. Она была вполне довольна своей жизнью, пока в ней не появился мужчина, который изменил все. Между ними не было ничего общего — только страсть. Она была умна, успешна, независима — и тем не менее не смогла устоять. Он не сделал для этого ничего особенного — он просто был, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы ее жизнь раз и навсегда вышла из привычной колеи.