Вкус страха
Скарлетт была ошарашена.
— Может быть, это случайность? Может быть, просто так совпало, что все произошло прямо под твоей комнатой?
— Полиция так не считает.
— У них есть доказательства, что это было сделано намеренно?
— Меня их доказательства убедили.
— Но кто мог это сделать?
Сэл промолчал.
— Ты даже предположить не можешь? — спросила Скарлетт.
Он пожал плечами:
— Полиция ведет расследование. Дэнни тоже ведет расследование. Поэтому он и звонил. Рассказать, что ему удалось выяснить.
— И?
— И ничего. Он так ничего пока и не выяснил.
Скарлетт вспомнила злое выражение лица Сэла во время разговора. Это потому, что Дэнни ничего не узнал? С другой стороны, Дэнни говорил целых две минуты без перерыва. Это слишком долго, чтобы не рассказать ничего.
«Давай», — сказал ему Сэл. «Давай» что?
— Не могу поверить, что ты скрывал ЭТО от меня, — сказала она.
— Я сам узнал только на днях, — ответил он. — В тот день, когда ты угодила в больницу. Не хотел тебя этим грузить.
— Кто-то пытался тебя убить, Сэл! Это не груз. О таких вещах ты должен мне рассказывать… Что бы ни творилось вокруг, — она взяла его за руку и уже мягче добавила: — Я ведь все еще твоя жена. Не забывай об этом, глупенький.
— Я люблю тебя, сага mia.
— Я… я тебя тоже люблю, Сэл.
Скарлетт отпустила его руку и откинулась в кресле. Ого! Она ощутила слабость и волнение. Они продвинулись вперед куда сильнее, чем за долгие месяцы дорогостоящих сеансов психотерапии. Смерть, или даже угроза смерти, позволила иначе взглянуть даже на самые серьезные мирские дела.
— Что будет дальше? — она поняла, как этот вопрос может быть истолкован, и поспешила прибавить: — Я о «Принце».
Сэл пожал плечами:
— Ничего. Все кончено.
— А если они снова попытаются?
— Не попытаются.
— Откуда ты знаешь?
— Этим занимается полиция. Этим занимается Дэнни.
— Ты больше ничего не можешь сделать?
— Послушай, — сказал Сэл, отставив бокал. — Даже если кто-то и захочет мне навредить, я сейчас в Африке. Никто не знает, что я здесь. Ну, может быть, пара человек в офисе. Вот и все. К тому времени, когда я вернусь в Дубай, у полиции, возможно, уже будут для меня хорошие новости. Если они и не поймают виновного, то у них хотя бы будут зацепки. Вот тогда и посмотрим, — он встал и поцеловал ее в лоб. — Извини, я на минуту. Опять живот разыгрался.
Он вышел в туалет. Скарлетт снова развалилась в кресле и покачала головой, пытаясь осмыслить все, что только что узнала.
Кто может желать ему смерти?
Ее взгляд упал на ополовиненный бокал хереса на столике. Она взяла его и опрокинула в себя.
Плевать, что еще только полдень.
* * *В два часа пополудни Дэмьен Фицджеральд приехал на автосвалку, расположенную посреди загаженного промышленного квартала, в сравнении с которым все прочие загаженные кварталы в Аруше, через которые ему довелось проезжать, казались просто милыми местечками. Он миновал главные ворота и пошел вдоль рядов сданных в утиль машин, пока не наткнулся на служившую офисом шаткую хибару с ржавой гофрированной железной крышей. Он постучал в дверь. Никто не ответил. Он дернул за ручку. Дверь не была заперта, и он вошел. Стены в помещении были обиты листами ДСП, на полу валялся драный зеленый коврик, а немногочисленная мебель на вид была такой же ветхой, как и машины снаружи, включая сиденье, похоже, вынутое прямиком из старого автобуса.
— Есть тут кто? — позвал он.
Голос прозвучал более хрипло, чем обычно, и рука непроизвольно потянулась к шарфу на шее.
Задняя дверь открылась, и в кабинет вошел танзаниец в желто-зеленой футбольной майке.
— Привет! — весело сказал он. — Добро пожаловать!
— Я ищу запчасти для «Лендровера», — сказал Фицджеральд. — У вас есть?
— Да. Да, много-много. В этом городе «Лендрове-ров» больше, чем мух, из-за вас, мзунгу [6], с вашими сафари. Что тебе нужно?
— Передний карданный вал.
— Да. У меня найдется, да. Иди за мной.
Он вывел Фицджеральда через заднюю дверь на площадку, тоже уставленную старыми машинами, и показал на «Лендровер», стоящий на осях без колес. Дверь с водительской стороны была вдавлена, крыша смята в лепешку.
— Иле авария илитокеа алипо-потерял управление на ака-перевернулся и улетел в канаву, — сказал он.
— Что это за тарабарщина?
— Эх! Вот почему я говорю по-английски, а ты не говоришь на суахили? Или хотя бы не понимаешь суахили? Я сказал: «Авария произошла, когда он потерял управление, перевернулся и улетел в канаву». Но не беспокойся, друг. Пострадал только кузов.
— Мне нужен старый карданный вал.
— Зачем это?
— У тебя есть или нет?
— Да, много-много. Вон там, с деталями трансмиссии, — он указал на груду металлолома.
Фицджеральд подошел к груде. Там валялись муфты, дифференциалы, раздаточные коробки, шестерни и карданные валы. Он внимательно осматривал каждый вал. Шлицы и зубья на четырех из них были искорежены и стерты. Два выглядели вполне прилично, один был почти совсем лысый. Он выбрал лысый и спросил у танзанийца, сколько это будет стоить.
— Этот никуда не годный, — сказал тот. — Зачем тебе такой?
— Сколько он стоит?
— Пятнадцать тысяч шиллингов.
Фицджеральд расплатился и повернулся, чтобы уйти.
— Эй! — окликнул его танзаниец. — Ты так и не сказал мне, зачем тебе негодный вал.
— Neco quispiam [7].
— Это что значит?
— Ты же у нас полиглот, — бросил через плечо Фицджеральд. — Вот и переведи.
ГЛАВА 5
Вторник, 24 декабря, 16:43
Лондон, Англия
— Как тебе этот?
Яхья Аль-Ахмад посмотрел на жену Сару, державшую в руке пестрый шарф.
— Слишком яркий, — ответил он и снова принялся разглядывать стойку, на которой с крючков мертвыми змеями свисали ремни.
Ему был нужен черный ремень, поэтому на коричневые и белые он даже не смотрел. Сами ремни все были сделаны из кожи и походили один на другой. Выбор затрудняли пряжки. Серебристые и эмалированные, оловянные и стальные, квадратные, прямоугольные. Он взял черный ремень с простой пряжкой из оловянного сплава — это был лучший из тех, что пока попадались ему на глаза.
Они вместе с женой делали покупки в «Хэрродс» в Найтсбридже, в отделе модных аксессуаров, располагавшемся на первом этаже вместе с остальными отделами мужской одежды. Все вокруг было забито пластмассовыми рождественскими елками, омелой, мишурой, остролистом, Санта-Клаусами и гирляндами. Забавно, что все эти украшения корнями уходили в языческие обычаи, ничего общего не имевшие с рождением Мессии. Но варвары-христиане, бродившие по магазинам, то ли не знали, то ли не задумывались об этом. Для них Рождество было всего лишь поводом для покупок, обжорства и пьянства.
— А этот тебе нравится? — Сара показала другой яркий шарф.
Она была одета консервативно — в плотные шерстяные брюки и длинную зимнюю куртку. Волосы покрыты простым зеленым хиджабом.
— Нет, — ответил Яхья.
— Что ж, выбирать особо не из чего. Два дня до Рождества — не лучшее время для покупок.
Разумеется, они не покупали подарки на Рождество. Они были мусульманами. Яхья родился в Алжире, Сара — в Боснии, хотя ее родители были турками. Но Яхье был нужен новый ремень. В последнее время он стал меньше есть, и талия уменьшилась на два размера. Каждый вечер за ужином Сара спрашивала его, что случилось. Он отвечал, что просто решил сесть на диету. Она ему не верила. Если бы верила, не стала бы каждый вечер допытываться, что происходит. Но она была хорошей женой. У них крепкий брак. Она бы и за тысячу лет не догадалась о том, почему он потерял сон и аппетит.
— Мне не нужен шарф, — сказал он ей. — Только ремень.