Рыжее счастье (СИ)
Вот только нам через пару минут играть на одной сцене влюблённую парочку. Не долго тебе, Дмитрий, упиваться своей надменностью.
К дверям театралки — того самого помещения, где проходили репетиции и находилась сама сцена — я подходила с самым воинственным расположением духа. Сейчас я тебе такой поцелуй в конце акта, театрального акта, устрою, Димочка, что вся дурь из головы мигом улетучится.
— Алисонька, душа моя, скорее, скорее, — Ава Михайловна, как обычно, парила по всей сцене, успевая снова отчитывать бедного Толяна, что-то чиркать в своём толстенном блокноте и давать установки каждому участнику процесса, — сейчас берёшь кого-нибудь из ребят и мигом в подсобку к Герману. Возьмёте там костюмы для главных героев и ураганом обратно, сегодня прогон в костюмах. Так, теперь по поводу снега…, — Авушка уже переключилась на абсолютно другую тему, а я мстительно потирала ручки, посматривая на Платонова.
— Потёмкина, не расшатывай мою нервную систему, ты уже должна была стоять тут с костюмами, а еще лучше — порхать в своём платье по сцене! Ананасики мои, не доводите приму до греха!
— Уже бегу, Ава Михайловна, уже бегу! — я резво соскакиваю со ступеней, хватаю ошалевшего и дезориентированного Платонова за руку, и со счастливой улыбкой на лице несусь в рай. Точнее, в подсобку Германа Петровича, где мы с сурикатом останемся вдвоём.
Где-то на заднем фоне моих мыслей играет зловещая музыка, а тараканы точат стрелы Амура.
Платонов спокойно преодолевает дистанцию от театралки до подсобки, сохраняя тишину и тотальный игнор. Руку свою, правда, так и не убрал из моего захвата, и это даёт мне ещё большую уверенность в своих действиях.
Моими стараниями мы буквально вваливаемся в помещение и оттолкнув Диму от дверей я подпираю её стулом. Под удивлённым взглядом Платонова я даже пару раз проверяю наше "убежище" на прочность, смело расценив, что никакой надёжности этот табурет времён моих древних предков не несёт. Значит в запасе всего пара минут, пока нас снова не хватится Авушка, и действовать нужно быстро.
— Потёмкина, для весеннего обострения еще слишком рано, так объясни мне, по каким таким причинам ты на людей кидаешься? — я тебе сейчас объясню, няшка ты моя любимая, я тебе сейчас так объясню….
Вовремя вспоминаю, что пришла соблазнять, а не убивать. Внимательный взгляд карих глаз мигом разрушает всю мою броню, но я упрямо продолжаю шагать прямиком к парню.
— Мне кое-что нужно проверить, можно? — шёпотом, у самых губ, спрашиваю Диму, а затем несмело пробираюсь руками под чёрную футболку, перебирая пальчиками напряженный пресс, — мне один гад покоя не даёт, — я продолжаю исследовать тело Платонова, неспешно обводя руками каждый стальной мускул. Лёгкие поцелуи, которые я оставляю на губах Димы, кажется, окончательно срывают ему крышу.
— Что за…что за гад? — закрыв глаза и откинув затылок назад, хрипло выдыхает парень.
— В моей жизни только один такой экземпляр, Ди-и-и-ма, — мне даже кажется, что мой шёпот звучит сексуально. В конец осмелев, или рехнувшись, одной рукой я медленно пробираюсь к пряжке ремня Платонова.
— Пчёлка, я ведь не железный, что же ты творишь, — парень машет головой, будто не веря во всю эту ситуацию. И когда я думаю, что сегодня мне реакции от него не дождаться, Дима одной рукой крепко прижимает меня к себе, а второй фиксирует затылок, чтобы потом смять мои губы в диком, просто первобытном поцелуе.
Таких страстей в наших отношениях еще не было. Сейчас все предыдущие ласки кажутся просто невинными попытками узнать друг друга.
Уже через секунду, продолжая нагло исследовать мой рот, Платонов приподнимает меня за попу и я всем своим женским началом чувствую возбуждение парня. От осознания того, что именно я стала причиной столь бурной реакции внутри разгорается чувство полного удовлетворения и нереального счастья.
Мои руки зарываются в густые тёмные пряди, и я слышу очередной стон, который Платонов уже даже не пытается скрыть.
Голос из коридора мы слышим одновременно, и мне приходится с разочарованием разорвать наш поцелуй. Дима не спешит меня отпускать, продолжая поглаживать ягодицы и тяжело дыша мне прямо в шею. Когда стул у дверей начинает подрагивать, а в подсобку настойчиво ломится Анатолий, Платонов наконец разжимает объятия, слегка задвигая меня себе за спину.
Я успеваю привести волосы в порядок ровно в тот момент, когда любопытный нос Толика просовывается в комнату.
— О, а вы чего тут застряли? Там Аве Михайловне уже карвалол капают. Что дышите так тяжело? Ого, да вы…
— Дверь закрой, Толян, мы сейчас вернёмся, — от тона Платонова мне даже как-то не по себе.
— Так я же это, меня же как его…
— Закрой. ЭТУ.ХЕРОВУ.ДВЕРЬ, — и вот вроде даже тон не повышал, а Анатолия уже и след простыл. Чудеса, не иначе.
После ухода Толика Дима заметно расслабляется и оборачивается. Только не в мою сторону. Он берёт костюмы с противоположного шкафа и молча направляется на выход.
— Платонов! Ты что, вот так просто уйдёшь?!
Дима замирает у выхода на секунду, но так и не произносит ни слова. Тихий щелчок дверей разносится эхом внутри меня и я готова выть от обиды. Что это вообще сейчас было? Больно сглотнув тугой ком в горле, я направляюсь следом за парнем, не проронив ни слезинки.
Хорошо, я оставляю всякие попытки добиться этого бесчуственного чурбана. У меня внутри, знаешь ли Платонов, тоже сердце имеется, и мне даже бывает больно.
Видимо на лице моём застыла весьма пугающая маска, потому-что до конца репетиции никто даже словом не перемолвился о нашем совместном отсутствии. Я ожидала идиотских подколок от Толика, однако парень вообще делал вид, будто мы с ним не знакомы.
Полностью сосредоточившись на сцене я буквально выплескивала всё то, что накопилось за эти недели. Меня немного потряхивало от тех эмоций, что бурлили внутри и готовы были разорвать мой мозг в клочья. Ава Михайловна только и успевала одобрительно хлопать в ладоши после очередной моей реплики.
Костюмы, которые Авушка принесла нам из своей личной коллекции были потрясающими. Я натянула своё платье прямо поверх футболки и брюк, но даже это не портило впечатления. Бирюзовая мерцающая ткань красиво переливалась в свете ярких ламп, что освещали сцену с потолка. На манжетах и по всей зоне декольте россыпью сверкали маленькие бусинки, а на талии расположились яркие цветочки, кажется, вышитые вручную.
Гад Платонов ничуть мне не уступал. Льняная белая рубашка невероятно шла Диме, оттеняя его смуглую кожу. Этот искусситель не до конца завязал шнурки на груди, так что ткань постоянно съезжала, оголяя участки загорелых мускулов. И самое главное — чёрные сапоги до колен. Просто смотреть и наслаждаться, пока не умрёшь от этого прекрасного зрелища. И если раньше я тащилась от парней в мотоботах, то сегодня поняла — вот он, предел женских мечтаний. Платонов походил на соблазнительного пирата времён ренессанса. И если бы сейчас он запрыгнул на сцену с криками "На абордаж!" я бы не раздумывая поплелась за сурикатищем верной собачонкой.
Платонов же явно понимал, какое впечатление произвёл на окружающих. Парень гордой поступью ходил по сцене, с чувством произнося каждую фразу. В те моменты, когда по сценарию у нас должен был быть диалог, Дима таким взглядом смотрел мне в глаза, что все обиды мигом улетучивались. Понять бы, что происходит в этой голове…
После того, как мы, уставшие и вымотанные, закончили на сегодня с прогоном и сдали Авушке костюмы, я медленно поплелась в сторону остановки. Асю отпустили чуть раньше, и подруга уже уехала, мне же предстояло в одиночку мариноваться в полном автобусе.
— Садись, подвезу, — знакомая черная машина притормаживает рядом со мной, и из окна высовывается хмурый Платонов.
— Обойдусь без ПМСных благодетелей, спасибо.
Я продолжаю гордо шагать к остановке, отчаянно пытаясь унять грохочущее сердце. Через секунды дверца машины Платонова хлопает и сам парень возникает прямо передо мной.