Стойкость (ЛП)

Мама заходит на кухню, берёт ключи, сумку и флисовую толстовку, потому что на фабричной охлаждающей установке довольно холодно. Однажды она вообще отморозила себе пальцы. Даже перчатки не помогли.
Я бормочу, пережёвывая хлопья Froot Loops:
— Не могу поверить, что они просто уехали.
Она пристально смотрит на меня, как будто планирует устроить мне первую взбучку со времён начальной школы.
— Я сказала им уехать. Твоя сестра стучалась к тебе минут пять. Нелл хотела зайти и растрясти тебя.
Мама выходит из дома, и я следую за ней, но она останавливает меня на пороге.
— Хватит. Я не собираюсь опаздывать из-за тебя на работу.
— Но тебе по пути!
Мама пожимает плечами.
— Видимо, не нужно было просыпать свою попутку. — Она открывает дверцу машины и задерживается у неё на мгновение, смотря сквозь меня. Затем выдыхает и качает головой. — Я надеюсь, ты достаточно умна, чтобы не залететь.
Она уезжает, выбив из меня весь дух.
Зайдя внутрь, я обнаруживаю Либби, откинувшейся на стуле и делающей самый долгий глоток кофе, который только можно увидеть. Её стул идеально наклонён, чтобы наблюдать через окно за нами с мамой.
Но дело не в этом, а именно в нас — в напряжении между нами. Я сердито смотрю на неё, надевая кроссовки. Либби опускает стул в ровное положение, подпирает свою большую грудь скрещенными руками, и поглядывает на меня с застывшей в глазах фразой: «Детка, я тебя знаю». Да уж, как будто она догадывается. Я бы могла так тяжело ранить правдой Либби, что она стала бы истекать кровью, но тогда я подставлю Нелл. Я открываю дверь, бросая ей:
— Тебе заняться нечем, кроме как подслушивать? — и захлопываю её прежде, чем она успевает ответить.
Сегодня жарко. Я прошла уже примерно шесть километров по Пятнадцатому шоссе, и, наконец, за холмом показываются степи. По моей спине стекает пот. Если я здесь умру, то мама получит по заслугам. Смерть от обезвоживания. Моё тело найдут в канаве, вороны будут клевать его, а маме предъявят обвинение в жестоком обращении с ребёнком. И вот тут-то я посмеюсь. Посмеюсь прямо из моей канавы.
Позади меня замедляется машина, но я даже не оборачиваюсь, потому что это происходило всё утро, а меня так никто и не подвёз. Тёмно-бордовый пикап переезжает через ограничительную линию и съезжает на обочину передо мной. Я узнаю ящик с инструментами и подбегаю к машине.
— Спасибо. — К кабине работает кондиционер, и я вздыхаю, прикрыв глаза на мгновение, пока меня обдувает воздухом. Под закрытыми веками начинает что-то искриться. — Правда. Я чуть не умерла.
Хант смотрит в зеркало заднего вида.
— Жаркий денёк для прогулки.
— И не говори. — Я вытягиваю шею, чтобы проверить встречную полосу. — Свободно.
Я откидываюсь на сиденье. По радио играет классический рока. Я задаюсь вопросом: знала ли мама, что Хант подберёт меня по дороге на работу, или ей было наплевать? Да, лучше ничего ему не рассказывать про наши семейные проблемы, иначе мама устроит мне ту ещё взбучку.
На нём рабочая одежда, хотя она практически не отличается от той, в которой он обычно занимается домашними делами: холщовая рубашка с засунутым в её карман толстым столярным карандашом, штаны марки Dickies и ботинки. Хант замечает на себе мой взгляд и одаривает меня улыбкой, смех которой отражается в его глазах.
— Хороший урожай в этом году?
— Да, конца и края нет. Выкладываемся по полной. — Мой желудок неожиданно сводит, что заставляет меня сесть прямо. Сглатываю. Фу. Во рту появляется кислый привкус. Хант наблюдает за мной. — Хм... думаю... может...
Он быстро съезжает на обочину. Слава богу, что я успеваю нагнуться, прежде чем из моего бедного желудка выходят аспирин, хлопья и всё оставшееся там со вчерашнего вечера.
Я стою, уперевшись руками в бёдра и опустив голову. На земле поблёскивает разбитая бутылка пива Bud. Мне настолько стыдно, что я готова убежать в лес, но тогда Хант точно решит, что я спятила и не умею выпивать. Сев в машину, я даже не могу взглянуть на него.
 
— Извини.
Он протягивает мне кружку от термоса. В неё налит холодный чёрный кофе, который пахнет как раствор для снятия краски. Скривившись, я делаю глоток.
— Лучше поешь немного. И не торопись. — Хант достаёт половину сэндвича с варёной колбасой и сыром — да это почти весь его обед. Я решительно отказываюсь от еды, но из-за серьёзного выражения его лица не могу противиться и ем, пока мой желудок не успокаивается. В конечном счете, он говорит:
— Бурная ночка?
Я слабо смеюсь.
— Ну да.
— Пожалуй, лучше бы тебя домой отвезти.
— Не-а, со мной всё будет в порядке. Я работала с ещё большим похмельем. — Хант не двигается. — Правда. И мне нужны деньги.
Видимо, он понимает, что я не вру, и включив первую передачу, трогается с места.
Хант высаживает меня на повороте в степь, и я машу ему на прощание. Я нисколько не переживаю о том, что он расскажет что-нибудь маме, ведь эта поездка так и останется между нами. Будучи ужасно неразговорчивой, мама никогда не поинтересуется, встретила ли я Ханта, ведь за весь день и мама, и Хант способны проронить всего одно слово на двоих.
Заметив удаляющийся пикап Ханта, Мэгс выпрямляет спину, но первой до меня добирается миссис Вордвел.
— Смотрите, кого ветром занесло. — Она разглядывает меня, сидя на своём шезлонге и обмахиваясь рекламной листовкой из супермаркета «Ханнифорд». К фургону приставлена грифельная доска, на которой она записывает претендентов на звание лучшего работника — в этом списке Шэй находится на шестом месте. Все остальные — мигранты, имён которых я даже не знаю. — Барышня, твоя сестра сказала, что ты неважно себя чувствуешь.
— Так и было. — Я ныряю в машину Мэгс за перчатками и ковбойской шляпой. — Сейчас мне уже лучше.
Она фыркает. Я направляюсь в поле и слышу, как она потягивает содовую, наблюдая за мной, а на спине чувствую прожигающий взгляд её соколиных глаз. Вот что я действительно ненавижу, так это опаздывать. Не хочу казаться плохим работником. Но вряд ли кто-нибудь поверит этому, когда я уже успела отличиться.
Мэгс интересуется у меня, собирая ягоды:
— Ты попросила Ханта тебя подвезти?
— Нет. Я шла по дороге, а он проезжал мимо.
Она молчит.
— Могла бы нам сказать, что поедешь на карьер. Мы ждали тебя. — Я ничего не отвечаю ей. А не сказала я им потому, что они бы точно попытались отговорить меня. — Дай угадаю. Кэт всё подстроила, а ты напилась и уже ничего не соображала.
Мои щёки заливаются краской.
— Я пила то, что хотела. И она не должна меня останавливать.
— Дарси, ей просто нравится смотреть на тебя пьяную. Она хочет, чтобы ты была посмешищем.
— Это я и без её помощи могу устроить.
— Мама уснула на диване, пока ждала тебя.
У меня перехватывает дыхание, и я замираю, практически теряя равновесие. Должно быть, этой ночью я прошла мимо мамы в темноте после того, как Кэт подвезла меня до дома. Может быть, она просто лежала на диванной подушке и наблюдала, как я пьяная осторожно пыталась пройти через гостиную и подняться по лестнице? Всё перевернулось после исчезновение Рианоны — теперь я это понимаю. Если ребёнок не появляется в назначенное время дома, то матери сразу же думаю об убийстве. Я опускаю взгляд. Мэгс больше и не нужно ничего добавлять.
Я сосредотачиваюсь на работе, пока не останавливаюсь, чтобы сделать пару глотков воды из бутылки Мэгс, и осматриваю все ряды вокруг себя. Увидев Джесси, я сглатываю. Он работает с загоревшим голым торсом — ну просто чертовски горячий. Шэй что-то бросает в него — поняв, что это уж, Джесси, смеясь, уворачивается и матерится на парня. Мейсон осматривает змею и затем уносит её на дальний камень. Воспоминания о прошлой ночи на карьере всплывают в моей голове, заставляя меня отвернуться.
 
Джесси тоже был там и лапал Эмму Боуэн. Ещё он обнимал за плечи Мэдди Кларк. Также хватал за задницу Кэт. Однако многие парни предпочитают лишний раз к ней не подкатывать в присутствии Кеньона, хотя ему на это наплевать. Скорее всего, я была единственной девушкой, к которой Джесси вчера даже не притронулся. И он вообще со мной не разговаривал — только поздоровался. И вот она я, сохнущая по Джесси, со вскруженной головой от пары старых перчаток. Прекрасно.