Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии

Я опасался, что вагоны станут обыскивать в Комати Поорт, и очень волновался, когда поезд подходил к его окрестностям. В довершение всего, его на восемнадцать часов загнали на боковую ветку, то ли в самом Комати Поорт, то ли на следующей станции. Однажды мой вагон действительно стали осматривать и я слышал, как шуршал стаскиваемый брезент. К счастью, они не полезли слишком глубоко, и я, спасенный Провидением, благополучно достиг Делаго Бей и выбрался из своего убежища и места наказания, грязный, голодный, но вновь свободный.
После этого меня всюду ждала удача. Я добрался до британского консула, мистера Росса, который сперва принял меня за пожарника с одного из кораблей, стоявших в гавани, но затем с восторгом меня приветствовал. Я купил одежду, помылся, пообедал за столом с настоящей скатертью и настоящими бокалами. И судьба, решившая не упускать ни единой мелкой детали, позаботилась о том, чтобы пароход «Индуна» в тот же самый вечер отправился в Дурбан. В каюте этого маленького судна, которое идет вдоль песчаных берегов Африки, я дописываю заключительные строки этого письма, и читатель, наверное, поймет, почему я пишу их с чувством торжества, и даже больше чем торжества, с чувством чистой радости.
 Фрир, 24 декабря 1899 г. 
Путешествие «Индуны» из Делаго Бей в Дурбан было скорым и благополучным, и в полдень 23 декабря мы подошли к нашему порту и увидели высокий мыс, поднимающийся к югу от горизонта. Еще через час мы уже были на рейде. Более двадцати транспортов и грузовых судов стояли на якоре, еще три, набитые солдатами, нетерпеливо кружили, ожидая лоцманов, которые должны были провести их в гавань. Наше маленькое судно очень быстро добралось до мола, и я увидел внушительную толпу людей, пришедших встречать нас. И только ступив на берег, я понял, что это я сам являюсь объектом столь почетной встречи.
После часа суматохи, который, я должен признаться, доставил мне большое удовольствие, я бежал к поезду, и путешествие в Питермарицбург пролетело почти незаметно за просмотром месячной подшивки газет — либеральное противоядие нашей собственной версии событий восстанавливало мой вкус после ужасной газетной стряпни, которую я получал в Претории.
Я получил тогда, и до сих пор получаю, огромное количество телеграмм и писем от самых разных людей из всех стран мира. Один джентльмен пригласил меня поохотиться с ним в Центральной Азии. Другой одарил поэмой, написанной в мою честь, и хотел, чтобы я положил ее на музыку и опубликовал. Третий, американец, предлагал мне спланировать рейд на территорию Трансвааля вдоль линии на Делаго Бей, вооружить военнопленных и захватить президента.
Вся эта корреспонденция очень разнообразна по тону и по характеру, и я не могу не процитировать несколько телеграмм, в качестве образцов. Первая — от достойного джентльмена, который является не только солидным фермером, но еще и членом наталийского парламента. Он написал:
«Мои сердечные поздравления в связи с вашими замечательными и славными делами, которые вызовут такую волну гордости и энтузиазма в Великобритании и Соединенных Штатах Америки, что англосаксонская раса станет неотразима».
Намерения другого, хотя его послание было короче, были столь же ясны:
«Лондон, 30 декабря. Лучшие друзья здесь надеются, что вы больше не будете строить из себя осла. М. Нейл».
Я нашел время посетить госпиталь — длинные бараки, которые до войны были полны здоровых людей, а теперь забиты больными и ранеными. Все оказалось прекрасно организовано, все, что можно купить за деньги, вся забота были к услугам тех, кто пострадал на службе обществу. Несмотря на все эти приятные вещи, я был рад поспешить ночным почтовым поездом на север к лагерям. Когда поезд дошел до Фрира, занималось утро. Я вышел и пошел вдоль дороги, спрашивая, где находится моя палатка. Нашел я ее на углу той самой канавы, вдоль которой убегал от бурских стрелков, в пятидесяти ярдах от того места, где сдался в плен. Так после многих тревог и приключений я вернулся домой, на войну. Прошло шесть недель с того дня, когда был уничтожен бронепоезд. Холмы, которые я последний раз видел усеянными бурскими стрелками, были теперь увенчаны британскими пикетами. Долина, где мы залегли под их артиллерийским огнем, покрылась палатками многочисленной армии. Железный мост через реку Блю Кранц лежал путаницей ржавых обломков на дне оврага, а железная дорога проходила по скромной, но прочной деревянной конструкции. Вдоль всей линии около станции были построены новые боковые ветки, на которых стояли многочисленные поезда, занятые доставкой припасов. Когда я последний раз смотрел на этот ландшафт, он был наполнен страшной, непреодолимой опасностью, враг был повсюду. Теперь я был окружен дружественной армией. Но хотя кое-что с тех пор изменилось, многое осталось прежним. Буры все еще удерживали Коленсо. Их силы продолжали оккупировать свободную землю Наталя. Ледисмит был окружен врагами, и, прислушавшись, я уловил отдаленный грохот той самой канонады, который слышал два месяца назад.
 
Глядя на события последних двух месяцев, нельзя не восхищаться стратегией буров. С самого начала они ставили перед собой две основные цели: не допустить войну на свою территорию и сосредоточить ее на гористой, пересеченной местности, подходящей для их тактики. Ни одна местность не подходит для тактики буров больше, чем северный Наталь, однако посмотрите, как постепенно, но неуклонно нас втягивали туда, пока горы не поглотили большую часть армейского корпуса. Перед войной говорили:
— «Пусть они придут в Наталь и нападут на нас, если посмеют. Они побегут обратно быстрее, чем пришли сюда».
И вот буры пришли, начались яростные бои, однако отступать стали британцы. Тогда стали говорить:
— «Ничего. Просто силы еще не сконцентрированы. Вот когда наталийская действующая армия сосредоточится в Ледисмите, тогда все будет в порядке».
Но наступление голландцев продолжалось. Собравшиеся в Ледисмите силы, 20 эскадронов, 6 батарей и 11 батальонов вышли им навстречу. В штабе говорили:
— «К завтрашнему дню ни одного бура не останется в радиусе 20 миль от Ледисмита».
К вечеру 30 октября все войска, которыми командовал сэр Джордж Уайт, были отброшены обратно в город, потеряв 300 человек убитыми и ранеными, а 1000 солдат были взяты в плен. И тогда все сказали:
— «Это предел. Позиция в Ледисмите, это ne plus ultra. Досюда они дошли, но никак не дальше».
Но затем оказалось, что буры обходят эту позицию с флангов. Каков был их замысел? Блокировать Ледисмит? Невероятно и невозможно! Однако пошлите батальон в Коленсо, чтобы сохранить коммуникации, и убедитесь еще раз. И вот Дублинские фузилеры были отправлены на юг и окопались в Коленсо. Два дня спустя буры перерезали железную дорогу к югу от Ледисмита, у Питерса, обстреляли из пушек маленький гарнизон в Коленсо, захлопнули и заперли ворота перед армией в Ледисмите и утвердились на практически неприступных позициях к северу от Тугелы. И все же никто не понял значения этой блокады. Говорили, что она продлится не больше недели. Прошло два месяца. Но все это время мы говорили:
— «Ничего, подождем, пока подойдет наша армия. Мы скоро снимем осаду с Ледисмита».
Затем стала прибывать армия. Ее командир, зная о неблагоприятных свойствах местности, предпочел бы прорваться на север, через Оранжевую Республику, и освободить Ледисмит при Блумфонтейне. Но давление из дома было слишком сильным. Сначала две дивизии, затем четыре, артиллерия двух дивизий и значительные силы кавалерии были выведены из Капской колонии и переброшены в Наталь. Наконец сэр Редверс Буллер вынужден был последовать за основными силами армии. Потом произошла битва при Коленсо, и ее неблагоприятный исход продемонстрировал британским лидерам, что блокада Ледисмита — это не шаткая завеса, которую можно отдернуть, а прочная стена.