Рабство. Маги. Суета (СИ)

Постепенно хозяин школы снижал цену за меня, и в какой-то момент меня тоже начали выбирать в качестве соперника. Желающих было четверо. За день как раз позволялось проводить не более четырёх боёв с одним рабом. Далее считалось, что гладиатор устаёт и драться с таким означает себя не уважать.
Нас повели на арену. Она находилась через пару домов. Нас не вели за руки, на нас не было кандалов. Считалось, что так нам отдают последние почести. Этим воспользовались двое молодых гладиаторов, живших в камере возле меня. Они решили сбежать. Но не успели они отдалиться и на десяток метров, как были убиты стрелами, пущенными в спину. Бежать считалось позорным для гладиатора. Таких мертвецов просто скармливали эйхо, в то время как поверженных гладиаторов хоронили со всеми почестями.
Мы пришли на арену, спустились под неё, в специальное помещение, где гладиаторы ждут своей очереди. Нас выпускали по одному. Мне было нехорошо. Моя очередь никак не наступала, а ожидать было всё тяжелее. Сейчас решится моя судьба. Может, ничего плохого со мной не случится, а может, я погибну или стану калекой.
Томительное ожидание закончилось, меня выпустили на арену. Арена напоминала Колизей в миниатюре. Я никогда не был раньше в Италии, но судя по фильмам и изображениям в интернете, которые я видел, он был намного больше.
Светило было в зените. Орки-зрители на трибунах аплодировали, предвосхищая предстоящее кровопролитие. Высоко в небе парила какая-то хищная птица. Прекрасный день, чтобы умереть. Ну а что такого. Как только я вышел на арену, страх куда-то исчез. Я смотрел на своего соперника, худощавого молодого орка, вооружённого, как и я, коротким одноручным мечом, и готов был убить его.
Распорядитель крикнул:
— К бою!
Экипированы мы были одинаково. Голову сверху и с боков защищал бронзовый шлем. На тело был надет доспех, состоящий из тканевой основы, на которую были нашиты бронзовые пластинки, скреплённые проволокой друг с другом. Он напомнил мне доспехи Римской империи. Ноги ниже колена прикрывали специальные наголенники. В правой руке у меня был одноручный меч, длиной сантиметров семьдесят, наверное, а в левой — круглый деревянный щит.
Мы побежали навстречу друг к другу. Орк занёс меч высоко над головой и нанёс удар со всей силы, словно топором. Его удар я встретил своим мечом снизу и отклонил в сторону и, продолжая движение руки, ударил орка по ногам, оказавшись после этого за спиной противника. Голени моего соперника не пострадали благодаря наголенникам, но он потерял равновесие и упал. Я хотел добить его, пока он был беззащитен, но он быстро поднялся и сразу же снова занёс меч для удара. Я чуть сдвинулся влево, отведя при этом его меч чуть вправо. Пока его меч по инерции двигался вниз, я успел ткнуть орка концом меча в бедро и быстро ушёл к нему за спину. Юный орк вскрикнул от боли, но сдаваться не собирался, вновь пойдя в атаку.
Он нанёс прямой колющий удар, который я заблокировал щитом. Конец меча воткнулся в одну из досок щита, я повернул свой корпус, тем самым вырвав меч из рук противника. После разворота меч выпал из щита и улетел в сторону. Я преградил сопернику дорогу к его оружию и пошёл в атаку.
Он пытался обманными движениями заставить меня уйти в сторону. Я не реагировал на его блеф. Тогда он решил поднырнуть под моим щитом и схватить меч, но не успел. Я резко развернулся и рубанул ему по шее сзади. Хрустнул позвоночник орка, перерубленный остриём меча. Он был мёртв, из шеи струйками била кровь.
Я поднял взгляд и только тогда понял, что толпа на арене аплодирует мне. Было странно видеть это, ведь я только что убил их сородича. Но у них это считалось нормальным. Пока орк-мальчик не пройдёт обряд посвящения, он не считался полноценным орком и смерть его не считалась трагедией. На численности орков подобные мероприятия не особо сказывались. Даже наоборот, такие события служили этаким регулятором численности населения в мирное время. Обычно у орков было не менее трёх жён, у каждой из которых за всю жизнь рождалось двадцать-тридцать детей. Половина из них умирала от болезней, не достигнув совершеннолетия. Выживал после ритуала примерно один из пяти юношей. Таким образом, на одного возмужавшего орка приходилось примерно по пять девочек. Поэтому численность орков от такой жестокости не уменьшалась. А смерть здесь считалась обыденностью, и никто не плакал над умершими детьми. Горевали родители лишь тогда, когда их чада боялись праздника Светила, плакали, сбегали из дома, чтобы не сражаться. Если в семье был такой ребёнок, то такую семью высмеивали. Это был огромный позор.
 
Зачастую рабов на праздниках не хватало, поэтому родители старались найти соперника старшим сыновьям, а младшим приходилось дожидаться следующего праздника, который проходил лишь через четыре-пять лет. Некоторым оркам из числа бедных и вовсе никогда не удавалось получить звание взрослого орка даже в преклонном возрасте из-за отсутствия возможности сразиться с соперником.
Я ушёл обратно в помещение под ареной для гладиаторов. Другие рабы меня поздравляли с безупречным боем, хлопали по плечу. Но я не слышал их слов. Нет, я не переживал по поводу убитого орка, по нему я вообще не испытывал никаких эмоций. Мне было страшно от того, что сегодня нужно провести ещё три боя. Когда я сказал об этом другим гладиаторам, раздался дружный хохот. Даже ящер, обычно не проявляющий никаких эмоций, оскалил свои острые зубы в улыбке. Это немного успокоило меня. Я решил устроиться поудобнее на расположенном здесь диване и наслаждаться жизнью, возможно, последними её часами. Я хотел съесть виноград, лежащий на столе, но ящер больно ударил меня по руке и сказал, что нельзя сражаться с набитым желудком. От этого я стану более медлительным и ленивым, и меня будет легче убить. А ещё любое ранение в живот будет в этом случае смертельным. Пришлось послушаться, хотя некоторые гладиаторы за обе щёки уплетали яства, которые были здесь.
Второй и третий бои прошли, словно в тумане. Я действовал на автопилоте, не осознавая того, что делал. Но, тем не менее, я убил ещё двоих орчат, а сам при этом остался невредимым.
Но везло не всем. Многие гладиаторы не возвращались с арены, а у многих были страшные раны, от которых они вскоре должны были умереть. Таким смертельно раненым давали выпить какую-то настойку с неприятным рыбным запахом и опять выпускали на арену. Это была настойка берсерка. По крайней мере, так я смог перевести её название. Для юношей-орков считалось почётным сразиться с воином, выпившим эту настойку, даже если у того не было половины конечностей, а он истекал кровью. От неё человек переставал чувствовать страх и боль и наполнялся звериной яростью. Правда, после того, как человек выпивал эту дрянь, жить ему оставалось не больше получаса, но этого хватало для одного боя. Пить её насильно никого не заставляли, но все соглашались добровольно, чтобы, умирая попытаться убить хотя бы ещё одного орка. Отлежаться до конца праздника всё равно никому бы не дали. У таких, как мы, было два пути: либо сгинуть, либо одержать победу над двадцатью четырьмя соперниками и получить свободу. Другого не дано.
Наступил вечер. Толпа на трибунах была пьяна от крепкого вина и пролившейся крови. Простые поединки один на один наскучили. Тогда распорядитель объявил, что сейчас будет бой десять на десять. Толпа орков на толпу гладиаторов.
Бой был последним на сегодня.
Поскольку праздник Светила происходил раз в несколько лет, возраст юношей орков, желающих стать полноценными взрослыми, немного отличался. Вот и сейчас против нас вышли не такие дети, как во время предыдущих боёв, а уже почти взрослые. Выглядели они более серьёзными соперниками. Кроме того, бой нескольких воинов против нескольких орков и так должен был быть более сложным. Ведь орков с самого детства учат не только сражаться мечом, но ещё и учат биться в строю, командной работе. У орков вообще, наверное, была одна из самых передовых армий этого мира. Учитывая скорость, с которой они размножаются, удивительно, что они ещё не захватили всю планету. Кто знает, может, когда-нибудь так и будет. Ну а пока мы планировали сократить поголовье зелёномордых хотя бы на десяток.