Синеволосая ондео (СИ)

Она шла, погружённая в свои мысли, по дорожке, засыпанной мелкими камешками, и рассматривала свою обувь, когда Чамэ вдруг остановилась.
– Добрый день, кир, – сказала она. – Моё почтение.
– Здравствуй. И ты здравствуй, кирья, – сказал приятный мужской голос.
Аяна уже было подняла глаза, чтобы прямо посмотреть, кто им встретился, но мужчина назвал её кирьей, и это напомнило ей о необходимости вести себя скромно.
– Здравствуй, кир, – сказала она, складывая руки и, следуя приличиям, очень медленно подняла взгляд.
Перед ней стоял солидный мужчина в добротных кожаных сапогах, суконных штанах, у которых на поясе висела толстая серебристая цепочка, частично скрытая камзолом, и белой рубашке с широким воротником, в вырезе которой тоже виднелась цепочка. Он был выбрит и гладко причёсан, и производил довольно приятное впечатление. Аяна скромно улыбнулась.
– Кир Усто Дулар, к твоим услугам, кирья.
– Аяна.
Брови кира приподнялись.
– Так ты актриса? Я думал, ты кирья из числа гостей, и ещё удивился, что не знаю тебя. Ну ладно, – улыбнулся он. – Удачного вечера.
Аяна слегка присела перед ним. Этому её тоже научил Харвилл, и у неё получалось гораздо изящнее, чем те вежливые поклоны с приседаниями, которые были приняты в Фадо.
Дулар одобрительно кивнул и прошёл мимо них в дом.
– Ты неплохо вжилась в свою роль, – сказала Чамэ с улыбкой. – Тебя приняли за кирью.
– Это хорошо, – сказала Аяна. – Я как раз шла и представляла себя воспитанной и скромной кирьей.
– Это не просто хорошо, а отлично. Я очень рада. Ригрета не может долго удержаться в роли кирьи, её несёт. Она показывает кончик языка и дразнит зрителей, и образ рассыпается. Знаешь, как она делала, когда играла кирью в одной пьеске?
Чамэ повернулась к Аяне и томно провела пальцем по краям выреза своего платья, поднимая плечи и вздыхая так, что её грудь волнующе вздымалась.
– Ну какая кирья так делает? Это немыслимо.
– Моя сестра Нэни такая, как ты сейчас показала, – сказала Аяна с улыбкой. – Они очень разные, но в них очень много общего. Моя сестра чуть пышнее в некоторых местах, но она так же... дразнила парней.
– Бедные ваши парни.
– О, да. Но она выбрала лучшего, как она сказала, и вышла замуж.
– В ваших краях и Ригрета бы вышла замуж, наверное. Но мы не в ваших краях. Ты видела уток?
Они как раз проходили мимо пруда, и Аяна покосилась на воду, но птиц там не было.
– Да, и я показала их Кимату. Чамэ, Анкэ сказала, что они дают потомство. А птенцы улетают?
– Некоторые – да. Одного оставляют, с его подругой. Остальных едят.
Аяна застыла на пару мгновений на месте, потом пошла дальше. Оставляют пару, а остальных едят. Конечно. Это же утки, хоть и рыжие. У них во дворе в долине тоже разводили уток, они были светло-серые, толстые, домашние, и несли вкусные яйца. Но этих, рыжих, было почему-то очень жаль.
Фургон стоял за конюшней, и Чамэ вытащила браслет с тремя нитями крупного поддельного жемчуга из какой-то коробки. Она взяла руку Аяны и застегнула на её запястье облезшую золотистую застёжку.
Они вернулись в дом, и Аяна села на кровать, глядя, как Кимат роется в корзинке с игрушками, которую ему принесли девушки.
– Тут просто куча игрушек, – сказала Ригрета, которая сидела на одной из кроватей с очень довольным видом. – Он как сел с этой корзинкой, так и играет. Только всё время просит свою лошадку.
– Главное, он спокойно играет, – сказала Анкэ.
– Да. Тут недалеко до их гостиной? Мне придётся спускаться к нему.
– Мы можем передать его на мужскую половину, к Кадиару. Он выходит только раз в начале и раз в конце, когда женит нас, – предложила Чамэ. – В остальное время он сможет побыть с Кимо. Только ты уже не заберёшь его до утра. Ну, вернее, это будет сложно.
Аяна вздрогнула. Нет. Она не хотела отдавать его на мужскую половину. Ей было неспокойно понимать, что она не сможет прийти к сыну, если захочет. Нет.
– Нет. Лучше попрошу девушек приглядеть за ним, если он не заснёт. Когда мы начинаем?
– В семь, – сказала Ригрета. – Будет уже темно.
 
– А где тут часы?
– Наверху. На втором этаже.
– Ты была наверху? – спросила Аяна.
– Да. А что? – улыбнулась Ригрета. – Что ты смотришь на меня, как волчица на овцу? Я просто прошлась по комнатам. Мне показали, что тут и как, – повела она плечом. – Я осмотрелась, только и всего.
– Я не смотрела на тебя, как волчица, – обиделась Аяна. – Я просто не поняла, как ты попала наверх. Нас не приглашали в комнаты. Я даже на первом этаже ещё не была. Мне тоже интересно, как тут всё устроено. Дом очень большой.
– Прости, я неверно истолковала твой взгляд. Я знаю, как тебе любопытно. Если хочешь, пройдёмся вместе после представления. Ты всё равно тут не играешь, так что освободимся одновременно.
– Ригрета, это не лучшая идея, – сказала Анкэ, и Чамэ кивнула.
– Да ладно вам, – поморщилась Ригрета. – Приличный дом, много народа. Может, нас и вовсе не пригласят наверх.
Чуть позже Аяна сходила на кухню и спросила у девушек, сможет ли кто-нибудь посидеть с Киматом, пока она будет на сцене.
– Мы, в общем-то, уже сделали основную работу, – сказала одна из девушек. – теперь дело за парнями. Они подают блюда гостям. Так что большинство из нас уже более-менее свободны. Что касается меня, то я с радостью посмотрю за твоим сыном.
– И я, – сказала другая девушка. – Я Иреса. А это Пирим. Мы посидим с ним. Иди спокойно. Одновременно мы точно не потребуемся на кухне.
– Иди, иди, – кивнула Пирим. – Мы покормим его, если хочешь. Кирио не обеднеют, если он съест немного мясного рулета.
– Спасибо, – сказала Аяна. – Спасибо вам.
На кухню заходили все катьонте без исключения, а сейчас, когда в доме были гости, здесь было довольно людно. Парни в тёмно-серых ливреях относили наверх закуски и бокалы, и Аяна то и дело отступала, давая им дорогу.
– Слушай, это везде так теперь будет? Во всех больших домах? – спросила она Ригрету.
– Что именно?
– Ну, вот этот выход на первый этаж с хозяйственного. Тут тесно.
– А-а. Ты об этом. Да. Это место считается опасным. Думаю, ты понимаешь почему, – рассмеялась она, вытягивая губы в трубочку, изображая поцелуй, и сжимая и разжимая растопыренные пальцы руки. – Тут постоянно встречаются парни и девушки катьонте, когда проходят по своим делам. В совсем больших домах есть отдельные лестницы на мужскую и женскую половину. Ну, с нижнего этажа. Катьонте идёт с кухни с подносом, например, с завтраком для кирьи, и проходит наверх сразу в женскую половину. И завтрак остаётся в безопасности, как и прелести девушек... и юношей.
Ещё одна катьонте встретила их и проводила в небольшую комнату, где ждали остальные, и Аяна с удивлением увидела волнение на их лицах.
– Ну вот. А мне говорили, что это пройдёт, – сказала она Ригрете и Айолу, но те лишь рассмеялись.
– Ну что, готовы? – спросил Кадиар. – Вперёд, птички.
  
28. Наверху
 
Зал был большой, большой настолько, что Аяна похолодела. Она не смотрела на зрителей, потому что по опыту предыдущих выступлений знала, что опять испугается нарядных платьев в первых рядах. Они вышли на сцену, где Кадиар с Айолом установили задники, половина из которых изображала стены, а половина – улицу, будто действие происходило на открытой веранде, и эхо шагов по гулкому деревянному полу показалось Аяне оглушительным. Её шея холодела от волнения, а по спине бежали мурашки.
Ригрета стояла на сцене и смотрела на неё, и она вдруг осознала, что не помнит ни единого слова. Ни-че-го. Ничегошеньки из того, что она учила.
Ригрета глянула на неё с растущей тревогой. Аяна по привычке прошла и села, слегка сутулясь, в уголок. Ригрета еле заметно склонила голову к плечу и вдруг широко улыбнулась, сверкнув глазами.
– Видала я намедни, госпожа, что розы расцветают в нашем парке. Не хочешь рукоделье отложить и выйти на часок, пока жара не началась?