Синеволосая ондео (СИ)

– Так вот почему у всех были такие испуганные лица.
– Я сам испугался. Ладно. Езжай с миром, кира.
– Прощай, Хиделл.
  
3. Чем веселее ты смеёшься
 
Аяна собралась, нагрузила мешки на Ташту и выехала со двора с Киматом за спиной. У складов суетились люди и стояли гружёные телеги.
– Я ищу обоз на запад, – сказала она какому-то мужчине, но он пожал плечами и отвернулся.
Аяна спросила ещё у нескольких человек, и наконец один из них махнул рукой в сторону.
– Там обоз на запад, вроде бы.
Радость Аяны была недолгой. Именно тот обоз, который направлялся на запад, принадлежал Хатеру.
– Уважаемый, я могу присоединиться к вам? – спросила Аяна без особой надежды, понимая, что ей, скорее всего, придётся ехать одной.
– Прикройся и езжай. И чтобы я не слышал воплей твоего мелкого.
– Ты согласен? – изумилась Аяна. – Мне можно ехать с твоими телегами?
– Я сказал, прикройся! Ты оглохла? Твои волосы меня раздражают. Я не люблю, когда рядом мельтешит что-то яркое.
Хатер стоял, с раздражением глядя на неё.
– Сейчас, – сказала она. – Сейчас!
Она быстрым шагом доехала до базара. Точно. Вот эта лавка, которую она тогда видела.
– Сколько стоит этот плащ?
– Десять.
– Восемь.
– По рукам.
Аяна спрятала руки за спину, на всякий случай, чтобы избежать рукопожатия с плевком.
– Держи.
Она отсчитала деньги и развернула плотный грубоватый плащ светло-коричневого цвета.
– Это не хлопок?
– Это канне. Конопля.
Ткань была тяжёлая, плотная и немного стромкая. Аяна приложила к себе плащ. Он был ниже колен. Отлично! Прикроет её яркий наряд.
Аяна ехала, довольная собой. Она убила одной стрелой двух птиц. Ей будет значительно теплее в плаще, хоть он и продувается ветром, а ещё она не будет привлекать внимания  дорогой тканью платья. Старьёвщик накануне предложил ей один серебряный за голубой наряд, при этом запросил четыре за неприметное коричневое платье, подобное тем, что носят здесь. Она усомнилась в здоровье его рассудка, но промолчала и просто отказалась.
– Когда отправляемся? – спросила она у Хатера.
– Сейчас. Спрячь это, – поморщился он, – показывая на её волосы.
Аяна достала из сумки нож и иглу. Она накинула на спину плащ, накрывая недовольного Кимата, и отметила пальцем нужное место, потом скинула плащ и быстро подпорола средний шов на спине.
– Ну, так-то лучше, – сказала она, затягивая последний узелок на обмётке края и накидывая плащ снова.
Голова Кимата торчала из отверстия в спине плаща, и он весело дёргал руками и ногами под тканью.
– Ты похожа на двухголовую горбунью, – сказал парень, который наблюдал за происходящим. – Не показывайся на глаза Хатеру, а то он спать не сможет. Если бы я увидел тебя, я бы сбежал.
Обоз из четырёх крытых телег уже несколько дней грустно месил колёсами и копытами грязь под моросящим дождём. Праздник рождения Кимата, прошедший четыре дня назад, был настолько же похож на праздник, как этот Арнай, встретивший Аяну, был похож на тот, который Конда ей описывал. В его Арнае было тепло и сухо, там светило солнце и плескалась бирюзовая вода в бухте под синим небом.
Её Арнай был холмистым, мокрым, промозглым, туманным, он пах дымом костров на обочине, залитых водой, и грязной рубашкой, которую негде было постирать, а ещё прелой листвой, которую постоянные порывы ветра выдували из придорожных рощиц, бросая ей на плащ.
– Всё, – сказал Хатер. – Это Далеме. Я на север. Бывай.
Аяна придержала Ташту на перекрёстке, глядя, как обоз сворачивает вправо перед очередным городком. Она старалась держаться подальше от Хатера всю неделю, пока ехала в его обозе, и лишь несколько раз обменялась с ним какими-то фразами, относящимися, в основном, к тому, что он слишком часто её замечает. И всё равно ей было немного печально видеть, как он уезжает.
– Ну что, сокровище моё, – сказала она Кимату, косясь за спину. – поехали?
Седло хасэ поскрипывало, и Ташта неторопливо шёл по размокшей улице. Вот и вывеска трактира.
– У вас есть комнаты? – спросила Аяна. – Мне нужна маленькая дешёвая комната и хороший ужин. Сколько это стоит?
 
– Семь, – сказал лысый владелец трактира.
– У вас можно играть на кемандже за деньги?
– Ты из бродячих артистов?
Аяна пожевала губу.
– Да, – сказала она наконец. – Я играю за деньги.
– Четверть заработанного – мне. Если никто не попросит вина – отдашь половину.
Аяна нахмурилась. Ей не нравились условия.
– Я даже ещё ничего не заработала.
– О стоимости переправы договариваются на берегу, кирья. – Лысый с удивлением посмотрел на голову Кимата, выглядывающую из плаща. – Ты ещё и... увечная?
– Это мой сын, – оскорблённо ответила Аяна. – Я ношу его за спиной.
– А-а, – протянул лысый. – Ну ладно. Уродцы обычно побольше денег собирают. Сейчас четыре... Приходи в семь. Тут будет побольше народу.
Аяна грустно обвела глазами пустые столы. Да уж, хорошо бы.
В этот раз она решила выбрать немного другие песни. Сола как-то раз сказала: «Чем веселее смеёшься, тем горше потом плачется». Это, конечно, не относилось к песням. Сола сказала это Аяне, когда та покраснела за завтраком, вспоминая про себя, как Конда пришёл к ней ночью и что они потом делали. Сола выразительно посмотрела на её румянец и сказала эту фразу, но теперь Аяне казалось, что не так уж тётя и ошибалась. В отношении песен, конечно.
Она поднялась в свою комнату, прикладывая руки к щекам, которые снова порозовели от того воспоминания, и выпустила Кимата из керио на тёмный дощатый пол. Он сразу попытался залезть на низкую кровать, и Аяна помогла ему., потом открыла короб.
Кемандже с готовностью откликнулась, издавая нужный звук. Да! То что надо.
Девушка принесла ей ужин, состоявший из жёлтой каши с курятиной и не очень хорошего ачте, она поела, покормила Кимата и села на кровать, глядя в стену, которая из-за цены комнаты была слишком близко.
«Кирья, ты слишком близко».
Конда, Конда, я иду к тебе. Я несу твоё сокровище за спиной. Где же ты?
Она несколько раз выглядывала из комнаты, и лысый качал головой. Наконец он кивнул, и Аяна взяла кемандже, распустила волосы и оправила свой запачканный в пути голубой халат.
Все сидевшие за столами замолчали и повернулись к ней. Аяна немного растерялась: комната, которая днём была пустой, теперь наполнилась народом. Кто все эти люди? Почему они не едят дома? Ладно, неважно.
Она отпустила Кимата на пол, поставила одну из кружек на стойку рядом с лысым и подмигнула сыну, присаживаясь на стул. Поехали!
Аяна просунула пальцы в смычок.
Мой брат – весёлый человек, скажу я вам, друзья.
От каждой выходки его смеётся вся семья!
Недавно он ходил менять корову на овцу.
И рассказал, как получил копытом по лицу!
Она взяла кемандже и наклонила, ведя смычком по струне и одновременно подкручивая один из колков.
– Му-у-у-у-у-у! – пропела кемандже.
Сидевшие за столами рассмеялись. Звук был в точности как мычание коровы.
Аяна услышала эту песню на окраине Фадо, после того как они прошли несколько деревень, и сочла её забавной.
Мешки зерна он отвозил на мельницу, к реке
И девушку прекрасную увидел вдалеке
К ней, ослеплённый, подбежал: «О, как же ты мила»
Поцеловал и понял вдруг, что обнимал осла.
На этот раз кемандже сказала «Ии-а, ии-аа», и все рассмеялись снова.
Он воду в птичнике менять собрался поутру.
Вдруг видим мы, как он, крича, несётся по двору.
«Спасайтесь все, там страшный зверь, бегите, от греха!»
Во лбу его остался след от клюва петуха.
– Ку-ка-ре-кууу! – закричала кемандже.
Публика смеялась, и в кружке оказалась пара монет.
Потом Аяна спела ещё одну шутливую песню. Посетители смеялись и одобрительно хлопали по столам. После третьей кто-то крикнул:
– А про вдову знаешь? Про вдову и овощи?