Синеволосая ондео (СИ)

– Но... как?
– Я представил себя тобой. Я запомнил твой взгляд на него и повторил его, и это помогает мне почувствовать себя тобой.
– Я так смотрю на него?
– Ты смотришь на него так, будто это твоё сокровище, и нет его дороже. А теперь попробуй ты. Посмотри на меня, как будто любишь так же, как его отца.
Аяна сосредоточилась, глядя на него. Она видела его тёмные русые волосы, светлую толстую кожу, тёмно-серые глаза, короткие русые брови, недлинный нос с хрящиками на переносице, и напрягала воображение до тех пор, пока ей не стало казаться, что она видит Конду, его тёмные прямые брови на светло-коричневой коже, глаза цвета орехов ташты, соразмерный нос с подвижными ноздрями и красивые, будто вылепленные, чётко очерченные губы. Она чуть не заплакала, когда Айол нахмурился, и видение развеялось.
– Нет. Ты представляешь его, а ты представь, что это именно меня ты любишь. Давай, пробуй ещё.
Ригрета сидела под окошком с булавками во рту и с усмешкой поглядывала на них.
Аяна представила ещё раз, но у неё не получилось. Айол прищурился.
– Вообрази, что несколько лет назад мы встретились с тобой на набережной Чирде, куда ты, капойо, пришла купить морских ежей для юной капризной кирьи, – сказал он. – Ты увидела, как я играю, сидя в расстёгнутом камзоле, на одной из открытых веранд хороших заведений, и моя музыка увлекла тебя. Ты немного покраснела, когда я подмигнул тебе, я от этого сбился с ритма, и владелец заведения, проходя мимо, отвесил мне оплеуху. Я обиженно посмотрел ему вслед, а ты хихикнула в ладошку. А потом вечером я неожиданно пришёл к большому дому, где ты служишь, и, сидя за оградой, наигрывал тебе мелодии, а ты гуляла по парку с юной кирьей, делая вид, что рассматриваешь цветы, и слушала мою музыку. И с тех пор мы иногда встречаемся на набережной, и ты знаешь, как я буду смотреть на тебя, а я знаю, что ты будешь ждать этой встречи.
Аяна зачарованно смотрела на него, и перед ней проносились картины этой истории, которой никогда не было. Она тоже оперлась щекой на ладонь и посмотрела на Айола ласково и грустно.
– Ничего себе, – сказала Ригрета. – Айол, погляди.
– Да я уже вижу. Аяна, у тебя хорошо получается. Только я должен предупредить тебя. Если долго придумывать эти истории, можно по-настоящему влюбиться в своего напарника по роли. Каким бы старым и некрасивым он ни был. Я серьёзно.
Аяна улыбнулась.
– Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь. Я теперь поняла ещё одну вещь. Мой муж говорил мне, что у вас девушек часто выдают замуж вообще без их ведома, и они узнают, кто стал их мужем, только когда он приезжает забирать свою жену из дома родителей. Он сказал, что у вас тут бытует мнение «стерпится – слюбится», и меня это ужаснуло. Я не понимала, как девушка может жить с нелюбимым. Теперь я понимаю, что это, наверное, и есть их способ примириться. Если годами, с детства, тебе твердят, что ты должна любить мужа, то при должном старании, думаю, можно перестать испытывать омерзение от того, что тебя касается этот человек, которого ты не выбирала и не желаешь. Если рисовать себе картинки, как мне сейчас рисовал Айол. Но это ведь ложь. Это ложь! И Айол предложил мне делать это для сцены. А они живут с этим.
– Да, – сказала Ригрета со вздохом. – Женщина может притвориться... потерпеть. Ну, ты, наверное, понимаешь. А мужчины, которых женят на нелюбимых, вынуждены убивать, душить в себе любовь к той, которая в их сердце, или затаптывать в себе всё живое, человеческое, чтобы, думая об одной, посылать вечерами за другой.
– В каком смысле мужчин женят? – не поняла Аяна. – Я думала, тут у вас мужчинам дозволено всё.
– Ну, бывает, отцы устраивают браки сыновей для укрепления связей. Это не про семью крейта, там-то, понятное дело, иного и не бывает. Я имею в виду кирио. Они женят своих внебрачных сыновей от катьонте на знатных девушках, чтобы такой женитьбой повысить статус сына. Конечно, им чаще всего подбирают красивых, достойных девушек, но, сама понимаешь...
– А, мне говорил мой друг, что его взяли в род только с условием, что он выгодно женится, повысив свой статус.
 
– Да, да. Такой брак иногда даже заключается, минуя самого жениха. От его имени подаётся прошение в ратушу, и, если приходит одобрение, и за невесту платят выкуп, брак считается заключённым. Оформляются бумаги и всё такое. Этого твоего друга могут женить, даже если он об этом не знает.
– Знать бы, где он сам, – сказала Аяна печально. – Его арестовали в Фадо. И даже об этом знаю только я.
– В Фадо? – вскинула глаза Ригрета. – Это плохо. Долго искать. Погоди рыдать, Аяна! Я не сказала, что это невозможно! Просто это стоит денег. Тебе нужно добраться до Ордалла и уведомить его родных. Они соберут нужную сумму и, быть может, подключат каких-нибудь именитых знакомых, чтобы было проще вытащить его.
– Я знаю там людей, которые занимались розыском по Арнаю и другим землям, – сказал Айол, серьёзно глядя на Аяну. – когда мы доберёмся до Ордалла, я напишу тебе адрес и имя человека, к которому можно обратиться. Но это дорого. Очень.
– Спасибо, Айол, ты очень выручишь меня.
– Примерь, пожалуйста, рукава, перед тем, как уйдёшь, – сказала Ригрета. – Ты теперь будешь носить это красное платье?
– Да. Оно единственное мне подошло. Оно не красное, оно скорее цвета вина.
– Да. Такой красивый, будто пыльный, оттенок. Ты, правда, кажешься в нём немного бледной, но зато глаза просто горят.
– Знаешь, почему он пыльный? Его стирали столько раз, что краска просто-напросто вымылась. Меня больше в нём привлекло то, что оно не сковывает движения. А ещё я усовершенствую его, – сказала Аяна с хитрой улыбкой. – Меня просто выводят из себя эти узкие подолы. Сейчас закончим с костюмом, и займусь платьем. У меня есть задумка на его счёт.
– У платьев узкие подолы, потому что дамы не ездят на лошадях, – хмыкнул Айол. – Пойдём, потренируешься. Разрешите предложит вам руку, кира Аяна! – торжественно произнёс он.
Она была не госпожой Кано, когда выходила из фургона и изящно опиралась на руку, которую Айол подал ей. Она была кирой Аяной, за которую не должно было быть неловко. Держать лицо? С лёгкостью. Она способна на это.
  
17. Ик
 
Ик!
– Аяна, выпей воды.
– Я уже выпила воды столько, что скоро лопну. Я икаю уже несколько ик!..часов, и перепробовала всё, что можно. Анкэ, где ты была?
– Ходила гулять. Тебя пугали?
– Ик! Да. Я нюхала перец, пила воду, приседала с поднятыми рукам...ик! Задерживала дыхание, полоскала горло солью с какими-то травами, снова пила воду, тянула себя за яз... ик! И лежала на животе. Прости, мне нужно отойти. Возьми, пожалуйста, ик! Кимата. Я выпила слишком много воды.
Икота уже замучила её. Она началась, когда Айол подал ей руку, помогая спуститься с лесенки фургона, как только Аяна решила, что справится с ролью хорошо воспитанной киры.
Она снова поприседала, но это не помогало. Работники трактира, ходившие по двору, покатывались со смеху, глядя, как она с печальным лицом пробует всё, что они ей советуют.
– Держи Кимата. Ты что, снова пытаешься задерживать дыхание? – спросила Анкэ, когда Аяна вернулась.
– Мхм, – кивнула Аяна, надув щёки.
– Всё же дыши иногда. Он зевал.
Анкэ ушла умываться к колодцу, а Аяна поднялась укладывать Кимата.
В комнате над конюшней, которая, как всегда, была самой дешёвой, горел один светильник. Как объяснил Кадиар, они оставляли его, чтобы Харвилл, который иногда ходил во сне, больше не наступал никому на руки. Аяна пыталась уточнить, что значит это «больше», но Харвиллу было явно неловко об этом вспоминать, и она замяла эту тему.
Кровать с самым мягким матрасом обычно доставалась Анкэ, у которой болела спина после сна на полу. А если комната и кровать были чуть пошире, то Аяна укладывала к Анкэ и Кимата, чтобы сквозняки, гуляющие по полу, не досаждали ему.
Её удивляло, как эти люди, с которыми её свёл случай, тонко чувствовали чужие границы, находясь в одном помещении. Когда она ездила на болота с парнями и девушками из родной долины, и они все ночевали в маленьком срубе, она чувствовала себя стеснённо, подавленно, неуютно, хотя там и было тепло, а рядом лежала Тили, которую она знала с рождения.