Няня для тирана (СИ)
— Отдай его мне, прошу, — шепот в ночи, голос лучшей подруги, которая вдруг кажется чужой. — Я, кажется, люблю его. Ты ведь ничего к нему не чувствуешь, да?
И смотрит на меня, ждет, надеется, почти слышно: «Ну, скажи «да», пожалуйста, скажи». Она всегда говорила, что все будет хорошо и делала все, дабы это становилось правдой. Она впустила меня в свой дом, свою семью, свою жизнь. Она восстановила меня из пепла, учила первым шагам, целовала на ночь и сжимала ладонь во время панических атак. Что все это по сравнению с каким-то парнем?
— Он мой друг, ничего больше. Он твой.
Она обещала мне счастье и сама же отобрала его. В груди зияющая пустота, на лице притворное счастье. Потерять всех в одно мгновение — мой просчет.
— А потом поняла, что беременна, — усмехаюсь, старая не подать, насколько ранит каждое слово. — Ну не искать же мне его по всем клубам.
— Прости, — Клык выглядит действительно расстроенным, накрывает мою ладонь и долго смотрит.
Смотрю вниз, разглядываю трещинки на столе, с помощью фантазии дорисовывая их в причудливые картины. От этого рассказа (этих воспоминаний) давно не трясет, не накатывают слезы, не хочется орать. Просто еще одна рана на сердце, просто еще один шаг навстречу бездне. Кому какое дело.
— Почему Алексей? Так его звали? — мужчина словно хочет добить меня, сломать до конца. Когда предупреждал о войне, я думала о проделках, а не психологическим атакам.
— Да нет, просто очень нравится это имя, — ложь. Терпеть не могла это имя. Но удивительно, что человек, из-за которого я ненавидела это имя, спас мне жизнь в итоге. Впиваюсь ногтями в руку, не давая себе расклеится. — А имя того парня я даже не помню, поэтому зову его «К.», знаешь, как красавчик или козёл.
Я бы хотела вытравить его имя из своей памяти, но он слишком пробрался внутрь, в душу, мысли, чтобы так просто избавиться. Но называть его «К.» было безопасно.
Просто, легко, не оговоришься и не запутаешься во лжи. Даже Янчик, лучшая подруга, которая знала меня идеально, знала только эту историю. Я приняла решение пять лет назад и отступать было поздно.
— Тогда какое отчество ты дала Алеку? Не могла же ты просто написать «К»? Получается — Кевич, Кович, Кич…
— Александрович он! Пожалуйста, хватит расспросов касающихся сына. Я не люблю об этом говорить. Я тоже могу задавать сложные вопросы, от которых ты будешь не в восторге.
— Прости. Значит, он не знает о сыне? — голос Клыка звучит слишком громко, звоном отдается в ушах, сбивая с мысли.
— Что? — моргаю несколько раз, приходя в реальность, понимая, что с того времени утекло столько времени, а в душе болит, как от свежей раны. — А, да. Он не знает, что он отец моего ребёнка.
И это — единственная правда из всего рассказа.
Клык
Я всё утро думаю о вчерашнем разговоре. Совесть — блять, откуда она только у меня — грызёт изнутри, что не стоило спрашивать. Арина права, у каждого из нас есть такие вопросы, на которые нам сложно отвечать.
Я думал, она расскажет какую-то дурацкую историю о первой любви об ошибках, своём детстве. А её буквально перекосило от упоминания случайного пацана из клуба. Простая случайность перевернула всю её жизнь.
Блять, да я сам постоянно снимал девочек в клубе и не видел их после. Надеюсь, никто из них не умудрился залететь.
— Арин! — кричу максимально громко, отходя к огромной кровати.
Проходит несколько минут, в доме тихо и не слышно приближающихся шагов. Всё время девушка игнорирует меня, прячась по углам, только готовит кушать, отчитывается Вере о том, что ещё не сбежала и смотрит волком, опасаясь моих шагов.
Но у меня в голове пусто. Прошлую няню, которая уже к вечеру сбежала, было просто вывести из себя. Слишком просто, слишком скучно. А с Ариной всё совсем иначе.
После вчерашних разговоров не хочется её доставать, выводить. Девчонку и так жизнь помотала. Но мне она тут тоже нахуй не нужна, контролирующая каждый шаг. Ну почему она просто не согласилась на деньги? Это бы решило столько проблем.
Повторяю крик и слышу, как она поднимается по лестнице. Идёт в мою комнату и резко открывает дверь.
Вода потоком льётся на девушку, заставляя хватать ртом воздух и гневно смотреть на меня. Она убирает мокрые волосы с лица и первые секунды приходит в себя. Поднимает голову вверх и рассматривает ведро.
— Убирать будешь сам.
Никаких криков, обвинений или истерик. Сухо, спокойно, без эмоционально. Словно на неё не вылилось только что несколько литров холодной воды.
Её бьёт мелкой дрожь, но девушка растирает мокрую кожу и успокаивается. Не такой реакции я ожидал. И от этого хочется доводить ещё больше, чтобы получить яркие эмоции. А не просто дежурную улыбку, которую она бросает каждому, и раздражение, которое сразу прячется за стеной безразличия. Мне хочется по кусочку разрушит всю её защиту и добраться до неё настоящей.
— Знаешь, — она выжимает волосы прямо на пол, в растёкшуюся под ногами лужу. — Даже мой идиот-братец не додумался до такого.
— И почему же? — у неё есть брат, уже хорошо. Почему же она не обратиться к семье за помощью, если совсем хреново?
— Понимал, что эту лужу вытирать сто лет придётся.
— Можно подождать, пока высохнет.
— Ты дурак? Если не вытереть, паркет может вздуться и тебе нужно будет менять весь пол. Так что швабру в руки и вперёд.
— Ну, оно того стоило.
Киваю на грудь, просвечивающуюся сквозь мокрую футболку. Белая ткань обхватила тело, открывая доступ на всё самое сокровенное. Затвердевшие сочки торчали и манили сжать их, вырывая стоны у девушки.
Арина следит за моим взглядом и вспыхивает. Прижимает руки к груди, закрывая обзор на всё самое интересное, и осматривает себя, не видно чего либо ещё. Но не бежит переодеваться. Только вдруг улыбается, своей бесящей дежурной улыбкой, и делает шаг навстречу ко мне.
— И что ты задумала?
— Ничего.
И ещё шаг. Я слежу за её движениями, замечая, как чуть приподнимается уголок губ в коварном предвкушении. Что-то новенькое и от этого ещё больше возбуждающее. Арина подходит совсем близко, а затем сокращает последнее расстояние между нами. Прижимается, обвивая меня руками и утыкается в шею. Её мокрая футболка неприятно липнет к голому торсу, играя на контрасте с горячей кожей прижимающегося тела. Елозит в объятьях, шлёпая мокрыми кудрями по плечам.
— Так себе месть, — пижамные штаны промокли и кожа покрывается гусиной кожей из-за воды, но это мелочи. — Потому что в итоге ты ко мне прижимаешься.
Арина хмурится, но я крепко держу её за талию, опуская руки ниже, сжимая задницу и дёргаю на себя.
— Я же уже сказала, что не стоит.
— Я ничего не делаю. А обнимать тебя могу сколько хочу, помнишь?
— Ты обещал руки на талии.
— Обещал. Так руки и на талии, — теснее прижимаюсь к девушке, зажимая её со всех сторон. Чуть пихаю локтями в бок, вызывая вскрик, и крепче сжимаю упругую задницу. — А про ладони ничего не обещал.
Я наклоняюсь близко к ней, ощущая чужое дыхание на моих губах и мятный запах зубной пасты.
Блять, я каждый раз повторяю себе, что не буду брать напором и всё равно каждый раз, смотря на Арину, хочется просто повалить её на кровать и трахать. Долго, резко, чтобы стонала подо мной и просила большего.
— Почему ты смотришь на меня так?
— Просто думаю, решаюсь.
А в следующее мгновение прикасаюсь поцелуем к её губам. Она что-то протестует, мычит, а я пользуюсь этим и просовываю язык меж её пухлых губ, изучая изнутри податливый рот. Такая невероятно сладкая.
Ловлю, летящий в меня кулак, сжимаю тонкое запястье и прикасаюсь губами к длинным пальцам.
Не уйдёшь, не в этот раз.
Арина