Дитя Севера (СИ)

— Нет-нет, что ты?! — Милда, самая умная из всей свиты Аннунциаты, приобняла свою «предводительницу» за талию, немного отодвинув в сторону. — Как можно? Мы не верим ни слову из этих мерзких слухов. Потому и хотели тебя убедить не верить ничему из того, что ты уже слышала.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Она как будто дала сигнал Аннетте и Пруденс, а, может, и дала… Не зря же она наступила Пруденс на ногу… И те заговорили, перебивая друг друга.
Пруденс, востроносая, худенькая и низкого роста, больше похожая на двенадцатилетнюю девочку, закивала:
— Да-да, невозможно верить таким басням! Это же… как в страшных сказках, такого не бывает. Как верить тому, что лорд-маршал, уважаемый человек, правая рука короля, убил своего собственного брата? Старшего, к тому же… Убей он, бастард, наследника, король бы вряд ли был к нему так благосклонен…
Аннет воскликнула:
— Да и то, что он незаконнорожденный — тоже чушь, стал бы его отец всюду брать с собой бастарда, а старшего оставлять дома? А еще… ой, я не знаю, нужно ли говорить, такое придумывают… Злые люди, не иначе, кому же еще рассказывать о том, что лорд Тэним Лингрэм убил свою любовницу? Прямо в лесу, недалеко от замка? А до этого держал в подвале и издевался? Она пропала за два месяца до того, как ее нашли.
Аннунциата как будто почувствовала, что Ари эти слова неприятны. Княжна Хольм с детства верила, что взявший их замок Лингрэм – чудовище, и ей было страшно. Еще совсем немного времени — и она станет его женой, а он… он… он может быть еще более ужасным, чем тот портрет, который рисуют эти «подруги». Может, он вправду пошел в отца, может, убьет ни за грош и свою молодую жену.
Лисица под маской ангела почувствовала ее страх, успокаивающе положила руку ей на плечо:
— Нет, никто в это не верит, у тебя нет причин бояться… Зачем столь благородному лорду убивать беременную любовницу? Да еще и из приличного семейства? До этого в том же лесу нашли трех крестьянок, их бы лорду хватило сполна. Смерти сброда никого не волновали — решили, что их медведь задрал или волки покусали…
— Да его даже не было  в замке, когда их находили! — уточнила Милда. — Конечно, злопыхатели говорят, что он мог все устроить и до отъезда…
Ари согласно кивнула, высвободилась из хватки Аннунциаты и улыбнулась:
— Да, ты права, чего только не скажут люди из зависти и чтобы испортить настроение… Пойдем, Бейтрис. Простите, девочки, но нам надо кое-что обсудить.
Бейтрис шла рядом с ней и тяжело дышала. Сдерживает слезы? Переживает за брата?
И лишь когда они скрылись с глаз «подруг», Бейтрис рассмеялась и, задыхаясь, выдала:
— Как ты их на место поставила! Вот как с ними, оказывается, надо. Все так просто – пригрозить, и они тут же отступили. И не надо никаких тарелок с супом. Точно тебе говорю, ты не пропадешь, ты как… у меня есть троюродная тетка, вот она, старая и больная, из всей семьи веревки вьет. Всегда знает, что сказать и чем пригрозить. Она и меня хотела забрать, но приехала, посмотрела – и убедила, что здесь мне лучше, чем в старом доме с кучей бедных родственников.
О да, Ари помнила эту даму в поношенных платьях и шляпке. Приехала один раз, всем понравилась. Кроме Ари — та видела, как тетка мастерски подстраивается под каждого, с кем говорит.
— Глупости, случайно получилось. Я еще успею пропасть, через месяц, когда свадьба, — нахмурилась Ари.
— Ой нет, ты молодец, ты любого за пояс заткнешь, даже такого страшного лорд-маршала.
— Убившего свою любовницу и брата?
— Знаешь, а смешно. Раз эти клуши сказали, что он убил, то я теперь в это не верю.
Ари  только покачала головой — хотела бы она быть так уверена, как Бейтрис.
  
Глава 6
 
— Это портрет твоего супруга, матушка Имельда сказала, что ты должна к нему привыкнуть, — строго сжала губы Хильда. — И поучиться уважению и смирению.
Смирению? Ари чуть не рассмеялась — аббатиса просто хотела ей досадить. Мол, вот тебе еще один портрет, взамен испорченного, поплачь над своей судьбой, тебе же хочется. Тоже, наверное, завидует, как и стайка этих безмозглых канареек.
 
— А разве не грешно оставаться с мужчиной наедине? И даже изображение мужчины может будить недостойные фантазии, нам так на уроках говорили, — удивилась Ари, глядя на массивную раму, занявшую половину окна. На портрет она смотреть почему-то не отваживалась.
—  Муж — не какой-то мужчина. А избранный Божьей волей, — назидательно сказала Хильда и быстро-быстро убежала за дверь, словно не желала говорить на скользкую тему, не получив инструкций.
Ари поджала губы, копируя Хильду. Ну и что они ей сделают, если она не научится смирению? Но все же… все же тяжело под этим давящим взглядом портрета, она помнит его, не может забыть.
— Чушь! — она с вызовом уставилась на изображение, вскинув голову. Бояться портрета — это неслыханно. Не съест же он ее?
Лорд Тэним Лингрэм все так же холодно смотрел на нее с холста своими серыми пронзительными глазами. Как будто… да, они похожи на предгрозовое небо, когда на нем вдали сверкают молнии. То самое, которое она сейчас видит за окном: из открытой створки повеяло прохладой, а ей казалось, что это будущий муж издевается над нею. Весь неприступный, суровый, губы вон сжал… Интересно, а мог он правда убить всех тех женщин? Наверное, да. И этот шрам у него, на этой картине он вышел даже лучше – точь-в-точь, как у Аберраха из нянюшкиной сказки и сна Ари, только бледнее. А нянюшка же говорила, шрамы — тоже отметины судьбы. И этого судьба тоже отметила, когда поняла, что не додала что-то при рождении.
Ари поежилась. Надо его накрыть хоть одеялом, чтобы не приснился. Или… если его разрисовать, может, он перестанет ее пугать? Точно, они как-то с Бастьеном нашли старинную книгу с изображениями демонов, такими страшными, что Ари не могла заснуть и плакала. А отец, несмотря на матушкино недовольство («Портить дорогую книгу нельзя»), разрешил ей пририсовать ужасным уродам бантики и все, что она пожелает. «Сделай их такими, как хочешь, — говорил он, обнимая ее, плачущую от страха. — И увидишь, они ничего тебе не сделают».
И краски у нее найдутся, хотя уроки рисования в монастыре она не любит, никогда не может усидеть на месте и срисовывать бесконечные фрукты, цветы...
И лорд Лингрэм ей тоже ничего не сделает, как и вмиг ставшие нестрашными демоны. Ну пусть смотрит, как она пририсовывает ему рога, а красивые длинные пальцы, сжавшие эфес парадного клинка, превращаются в длинные острые когти… Стоп, это уже страшно, теперь ей кажется, что именно этими когтями он разорвал ту несчастную женщину… Нельзя, но исправить уже не получится, Ари только размажет краску, надо ждать, пока высохнет, или аккуратно соскрести чем-то…
Ари нетерпеливо топнула ногой. Да, верно, ну их, эти лапы, надо заняться лицом, хотя бы пририсовать синяк на том глазу, который она продавила на копии портрета в кабинете матушки Имельды. Но все же… все же интересно, как такой красивый человек может быть убийцей? Внешность обманчива? Конечно, Ари должна уже это понимать, нельзя верить красоте, возьми хоть ту же Аннунциату… Подлая и злобная, а красавица.
Но Лингрэм… Не такой, на этом портрете не чувствуется ни лицемерия, ни злобы. Просто человек, облеченный слишком большой властью. Возможно, он никогда не желал ее... Странно, теперь его взгляд больше не казался ни подавляющим, ни насмешливым. Просто ироничным и немного усталым.
Да что с ней такое? Что вообще можно почувствовать, глядя на парадный портрет? Ари разозлено зачерпнула черной краски и начала лихорадочно замазывать лицо, перечеркивала волевой подбородок с ямочкой, тонкие губы, чуть впалые щеки, еле заметные тени под глазами. Странно, как будто художник не смог полностью вытравить следы любых переживаний, как обычно на портретах. Что? Опять бред, какие переживания? Какая красота? Какие сомнения? Откуда у нее эта вера в то, что лорд-маршал — нормальный человек???