Отдел непримиримых врагов (СИ)
Ладони и колени обожгло болью. Но она не шла ни в какое сравнение с испытанным стыдом. Мало того, что шлёпнулась, как дитё малое с грацией картошки. Так ещё и перед кем!
Марсель присел рядом на корточки, подождал пока она повернёт в его сторону голову и со злорадной усмешкой выплюнул:
— Упс.
Её как током прошибло от макушки до пят. Или молнией ударило в солнечный день без единого облако. Тряхануло так основательно, что зубы клацнули, прикусив сбоку язык. А всякие предохранители, если и существовали где-то глубоко в башке, то их вышибло напрочь.
Тело отреагировало на провокацию гораздо быстрее мозга: Вел набросилась на него, не поднимаясь с четверенек. Как впавший в неистовое безумие баран, влетела в плоскую грудь лбом, словно тараном, и вскарабкалась сверху, ослеплённая желанием: топтать и доминировать. Поэтому жалобный стон, сорвавшийся с его губ, когда он упал на спину и приложился затылком о каменную плиту, прозвучал для её слуха самой прекрасной музыкой на свете.
Несколько бесценных секунд она любовалась сморщенной физиономией, стоя над ним на руках, опирающимися по бокам от субтильных плечей. А его скользнувшие к вискам слёзы воздействовали на неё лучше успокоительного поцелуя ирашского врачевателя. Вечность смотрела бы на эту картину. Но кровосос приоткрыл свои слезящиеся глазёнки, и Вел пришлось с дико довольной улыбкой пропеть:
— У-у-упс.
В ответ она ждала чего угодно, но не лихорадочно заметавшегося взгляда между её лицом и грудью, выглядывающей из приоткрытой куртки. В конце концов шальной взгляд Марселя сконцентрировался на глазах, а щёки почему-то порозовели.
От злости, что ли, красные пятна пошли по лицу?
Вел прислушалась к стуку чужого сердца — оно тарахтело как бешеное. Выдавало все сто пятьдесят ударов в минуту. И сделала однозначный вывод: он точно в ярости. Но при этом выражал свою ярость как-то странно, не так как другие. И постоянно на грудь косился, будто раньше никогда не видел развитых молочных желез. Нет, вампирш, конечно, матушка природа обделила богатством. Но не до такой же степени, чтобы на неё, как на доисторическое ископаемое в музеи смотреть! Или это он из-за груди злился? Завидовал, что у его сестры таких объёмов нет?
— Слушай, чудило, ты так косоглазие заработаешь… — сконфуженно заговорила она и споткнулась на последнем слове, осознав, что снова на родной язык переключилась.
Как же раздражала необходимость судорожно подбирать слова на чужом языке. А ведь ещё надо держать в башке схему с другим порядком слов, умудряться подставлять правильные окончания, коих несчётное количество. И как будто этого недостаточно — придумали везде добавить дурацкие исключения. В каждое проклятущее правило! Почему никто не додумался изобрести таблетку, выпив которую сможешь свободно говорить на любом языке мира?..
Чтобы не происходило в блондинистой голове, но Марсель постепенно взял себя в руки: аккуратные, без единого лишнего волоска брови привычно нахмурились, скулы словно заострились, а резко очерченные губы сжались в одну тонкую линию. Всё же красив, говнюк. А лёгкая горбинка на носу и в самом деле придавала его внешности пикантную перчинку, особенно хорошо сочетаясь с тяжёлым взглядом исподлобья.
— Соблазнить меня пытаешься, животное? — язвительно хмыкнул он, возвращая Вел в суровую реальность, где за прекрасными лицами скрывались дерьмовые характеры.
— Что? В смысле? — от смехотворности его нелепого обвинения она окончательно растерялась. — Зачем мне тебя, болезненного задохлика, соблазнять? Да я, что ли, не в своём уме?! Вот же самоуверенная пиявка, с гонором водяного удава! Тебе очень повезло, что меня сдерживает языковой барьер, а то ты много чего о себе нового узнал бы! Нет, серьезно, как у тебя даже язык повернулся ляпнуть такое извращение?
— Ну, раз ты так настаиваешь, то для начала дай себя укусить, — трактовал по своему монолог на ирашском этот в край поехавший самоубийца. И рискнул положить на её талию ладони, которыми медленно заскользил вверх.
Тело снова среагировало быстрее, чем мозги. Вел схватила его за рубашку на груди одной рукой, в то время, как другой продолжала опираться на дорожку, и дёрнула на себя, заставляя туловище упыря повиснуть над землей.
— Тебя убить? — тихо прорычала она в ехидно улыбающуюся физиономию уже на саларунском.
Между их лицами сохранялась дистанция не больше десятка сантиметров. Тяжёлые дыхания сталкивались и сливались, едва касаясь лиц. К запаху мятной жвачки примешивался кисловатый душок синтетической крови, а от тела тянуло приятным ароматом изысканного парфюма, в котором угадывались нотки апельсиновой корки, кедровых шишек и какой-то неуловимой сладковатой горечи.
Постепенно улыбка сползла с лица Марселя, а тонкие длинные пальцы крепче впились в её рёбра, почти до синяков.
— Однако… — озадаченно произнёс детектив Грос откуда-то из-за спины. — Даже не знаю, что хуже: ненависть или любовь между вами, ребятки. Честно говоря, то и другое меня одинаково пугает.
Вел вскочила на ноги под новый страдальческий всхлип своего напарника. Поскольку она резко отпустила рубашку, а он к этому, очевидно, оказался не готов. Шлёпнувшись обратно на землю, снова пригрелся затылком о каменную дорожку.
— Это не то, что вы думать!
Старший детектив стоял на протоптанной тропинки с вытянутой рукой, в которой сжимал телефон. И выглядел до того обескураженным, что в самую пору было задаваться вопросом: кто из них недавно занимал позицию «упор лёжа» над обнаглевшим упырём. А затем до неё дошло, что явился он со стороны лесопарковой зоны, и Вел кинула на поднявшегося с земли напарника победоносный взгляд.
Поздоровавшись с неприветливыми детективами из другого участка, они с Марселем встали у ленточного ограждения, подключившись к сдерживанию любопытной толпы. По её ощущениям, прохожие стягивались к месту преступления со всех окрестностей неподалёку от парка, чтобы поглазеть на обугленные останки неизвестного вампира. Вот уж дикость — из чужой смерти устраивать себе развлечение. Насколько бы редко те не умирали, всё же это неправильно. Особенно неприятно было видеть злорадство на лицах оборотней, шевелящихся носами. Они у неё вызывали такую же неприязнь, как и Аллен Оккели.
Вампирское консульство подняло нешуточную суету по всем инстанциям. Даже СМИ зацепили: три фургончика от разных телеканалов подъехали одновременно. Из них повыскакивали репортёры и видеооператоры, устремившись наперегонки к ленте ограждения. Такими темпами общественный резонанс затронет полмира.
— Не пойму, почему так много народа… крутую шишку, что ли, грохнули? — проворчала Вел, сверля мрачным взглядом довольную рожу какого-то парнокопытного оборотня.
— Насильственная смерть любого вампира в нашем обществе громко освещается, — ответил ей Марсель и сдержанно усмехнулся. — Я всё ещё не понимаю ирашский, но предугадать ход твоих мыслей несложно.
— Это кто-то важный? — спросила она на саларунском, продолжая косится на него с подозрением. Кто его знает, предугадывает он там что-то или снова свои ментальные штучки с её мозгами проворачивает.
— Нет, скорее всего, мелкий предприниматель среднего звена. Маловато шума для представителя аристократии.
— Это маловато шума?!
— Не сравнивай с вашими порядками. Вы можете хоть каждый год под три-четыре ребёнка рожать. При такой популяции вполне естественно, что оборотни проще относятся к смерти. Даже если всем миром постараться — вашему виду вымирание не грозит.
— Когда умирать близкий — больно всем. Без разницы, кто ты: человек, оборотень или вампир.
— У вампиров всё гораздо сложнее, чем банальное: «больно», — буркнул он и отвернулся.
Криминалисты закончили с остатками в рекордные сроки, поэтому медработники сгрузили обугленные косточки на носилки и вынесли их с места преступления. Толпа после этого значительно поредела. А где-то через час разошлись и последние зеваки.
Детективов из другого участка отпустил старший по званию. Они, к слову, оказались не плохими мужиками. Рассказали Вел пару интересных и поучительных историй из своей практики и предложили обменяться контактами на случай, если понадобится помощь. А такими вещами она никогда не пренебрегала, поэтому с радостью пошла на обмен, игнорируя ворчание напарника. Учитывая, как часто он нёс всякую чушь, смысла прислушиваться к его словам не было.