Сто и одна ночь (СИ)

Прошло целых десять лет, прежде, чем папа рассказал мне о Ксении — единственном прототипе в моей истории, кому я не изменила имя. Интересно, понравилось бы моему папе имя Глеб? Вчера я смотрела на него и думала, что это имя идет ему больше, чем настоящее.
…Двадцать минут.
Сердце колотится. За это время до Графа можно добрался лишь на такси. А я — в домашней одежде, с растрепанными волосами, без макияжа… Хотя какая теперь разница?..
Все дело именно в нем — приемном отце.
А, точнее, в его умении добиваться своего. Сегодня утром я спросила, чего же он добивается на этот раз. Отец ответил: «Только одного — твоего счастья». Но я слишком хорошо помню, что такое — быть счастливой. Это совсем не то, что я чувствую сейчас.
…Пятнадцать минут.
Прячу телефон в выдвижную полку стола — чтобы не видеть циферблат.
Теперь мне не успеть к Графу до полуночи. Только если прямо сейчас выскочить на улицу — и тотчас же поймать попутку…
Осознаю, что стою посреди комнаты. По щекам текут слезы.
Мне ведь сейчас совершенно все равно, кто такой Граф, что и кому он сделал. Я настолько пьяна своими чувствами к нему, что — даже осознавая это — все равно верю: со мной он мог бы стать другим человеком. Точнее: со мной он мог бы стать настоящим.
…Осталось минут десять.
Не успеть.
Совсем скоро Граф повернет ключ в замке своей двери. Он принципиальный. Жестокий. Злой — на себя и на всех. Возможно, будь у меня больше времени, рассекреть меня отец позже…
Не выдерживаю. Накидываю на плечи куртку, натягиваю сапоги — и выбегаю на улицу. На меня набрасывается ледяной ветер. Стою у самого края тротуара. Кутаюсь плотнее, прячу ладони под мышками — перчатки оставила дома. От холода и переживаний меня трясет так, что клацают зубы. Зато в голове проясняется.
Господи, как же хорошо, что нет ни одной попутки!
До полуночи от силы пара минут.
Ничего ужасного не произошло — начинает пробиваться сквозь панику здравая мысль. Это просто гормоны. Осеннее обострение. То, что наши дороги с Графом пересеклись, — недоразумение. Мы слишком разные, слишком неподходящие друг другу. Единственный нюанс — это принятие его прикосновений. Но если есть Граф, значит, где-то есть и кто-то еще с таким же качеством.
Прошу сигарету у спешащего прохожего. Угощает, дает прикурить едва ли не на ходу. Мельком бросает взгляд на мои дрожащие пальцы — и спешит дальше.
Я не курила уже одиннадцать лет.
Кашляю и морщусь. Но постепенно вспоминаю, какое это было удовольствие. Наслаждаюсь последними затяжками. Тушу окурок о спинку скамейки и отшвыриваю его в темноту. Одна сигарета. Исключение из правил. Больше этого не повторится.
Уже, наверняка, за полночь.
Все. Началась моя новая жизнь — без Графа.
Возвращаюсь домой. Из холода и темноты — в тепло и свет. Вместе с камнем, давящим в области груди, чувствую облегчение. Эта изматывающая роль Шахерезады сыграна. Едем дальше. Оставить ли мне эту квартиру или вернуться к отцу?..
Запираю за собой дверь — и замираю. Слышу, как из шуфлядки в столе доносится песня Адель «Someone Like You» — впервые звонит мой мобильный телефон, купленный специально для роли Шахерезады.
Бросаю взгляд на часы в коридоре — семь минут первого. Иду в спальню. Мелодия замолкает.
Достаю телефон, смотрю на экран — девять пропущенных вызов — и вздрагиваю, когда мобильный начинает вибрировать. Снова звучит та же мелодия. Когда отвечаю на звонок, я уже знаю, кого услышу.
— Не могу заснуть без сказки, — звучит знакомый голос.
Изо всех сил сжимаю переносицу, чтобы успокоить эмоции.
— Ты — слишком взрослый, чтобы засыпать под сказку, — стараюсь говорить бесстрастным голосом, но даже сама слышу, настолько мягко и печально у меня получается.
— А ты — слишком маленькая, чтобы перечить старшим.
— Граф…
 
«Сказки больше не будет», — хочу продолжить я — но не получается. В конце концов, отец говорил про встречи — о разговорах по телефону речь не шла… Ну, вот, я уже пытаюсь договориться со своей совестью.
— Да, Крис?
— Граф…
 
Не могу!
И не хочу.
Иду на кухню в поисках гипотетической пачки сигарет, которую могли оставить прежние хозяева квартиры. Шарю по полкам, хотя знаю, что ничего не найду. Но мозг отвлекается, становится легче.
Граф молчит. Общаются две тишины наших комнат. Слышу в телефоне сирену скорой помощи, проезжающей под окнами Графа. Сначала едва слышно, затем — громче, тише — и снова ни звука. До Графа, наверное, доносится, как я хлопаю дверцами шкафчиков.
Нахожу зажигалку.
Усмехаюсь.
Залезаю на подоконник с ногами, чиркаю зажигалкой, смотрю, как вспыхивает — и гаснет отражение огонька на стекле.
— Знаешь, что ты сегодня пропустила? Паэлью! Если бы телефон мог передавать запахи, ты была бы уже здесь. Передо мной еще можно устоять, но перед моей паэльей — никогда!
Я чувствую его улыбку, она словно перетекает в меня вместе с его голосом, растворяется во мне, греет меня. Улыбаюсь в ответ. Мы оба знаем, о чем молчим, и я благодарна Графу, что он не задает самый главный вопрос. Возможно, потому, что не хочет получить ответ.
— Можно попробовать твою паэлью? — спрашиваю я и достаю из шкафчика вилку.
— Только лопаткой — еда еще на сковородке.
— Хм…
Меняю вилку на деревянную лопатку — и снова залезаю на подоконник. Зачерпываю невидимую паэлью. Улыбаюсь, представляя, какой может видеть меня в окне случайный прохожий — например, тот самый, что давал мне прикурить. Тогда — дрожащие руки, сейчас — поедание воздуха лопаткой…
— Какие огромные креветки! — прижимаю телефон плечом к уху и трогаю воображаемую креветку пальцем.
— А запах! — настаивает Граф. — Ты чувствуешь?!
Подношу лопатку к лицу. Прикрываю глаза. Вдыхаю.
— Восхитительно!
— Это все сухое белое вино! Я пожертвовал целым бокалом, и боги возблагодарили меня за это, — в его голосе чувствуется гордость. — Правда, затем сбили с пути мою спутницу, которая всегда появлялась к полуночи… Возможно, она просто задерживается. Как думаешь?
Я делаю глубокий медленный вдох.
— Думаю, она не появится.
— Может быть, завтра?
Пауза скручивает меня в жгут.
— Подожди, не отвечай! — Граф перебивает мое «никогда». — Мало ли что произойдет за сутки. Ведь жизнь такая непредсказуемая… А ты забыла о вине! У меня есть тост. Поднимай бокал.
— Давай, — свободной рукой изображаю, что держу бокал за ножку.
— Крис… — задумчиво произносит он, но тотчас же берет себя в руки. — За непредсказуемое завтра!
— Да, Граф.
Слышу, как в телефонной трубке раздается звон стекла.
— Теперь я готов послушать продолжение сказки, — Граф пригубливает вино. — Сейчас я как раз прислоняюсь спиной к столешнице там, где вчера ночью ты рассказывала мне сказку. Теперь это — мое любимое место в доме.
Прикладываю пальцы к моментально вскипевшей щеке. Улыбаюсь.
— А я сижу у тебя на кухне, за столом. Передо мной — тарелка с остатками паэльи. И я не начну сказку, пока не съем все до последнего зернышка риса.
— Еще вина?
— Да, пожалуйста… Теперь я готова, — промакиваю губы невидимой салфеткой.
— Я весь обратился в слух, Шахерезада…
— В следующий раз Глеб встретил Лану за три дня до намеченного с Ксенией мероприятия.
Принцесса подошла к Глебу на том же месте, где он застал ее поцелуй с франтом — в сквере, в двух кварталах от ее колледжа. На этот раз Лана была одна. Случайная встреча? И, в самом деле, не приходила же она сюда каждый день в надежде его найти…
 
— Ты что, универ бросил?! — с тревогой в голосе и взгляде спросила Лана — безо всяких приветствий.
По крайне мере, там она точно его искала.
В универе Глеб не появлялся больше месяца. Это однообразное, жвачное, неторопливое существование — с крохотной стипендией, отмечанием посещений, нормативами по физкультуре — было настолько далеко от его реальности, от его переживаний, что Глеб не видел смысла продолжать учебу. Его жизнь неслась по другому руслу.