Белый - цвет надежды (ЛП)

— Мы едем в Питтсбург, — говорит Роза, внезапно открывая мне дверь. Я был ещё полностью в своих мыслях и даже не заметил, как она подошла к машине.
— Друзья твоего отца отвезут нас туда. А потом мы будем передвигаться с места на место, пока не окажемся в Пасадене. На наше счастье, у твоего отца оказалось так много хороших друзей… — Когда Роза это сказала, я вижу в её глазах чистый страх. Она крепко прижимает меня к себе и после этого садится в машину. Почему же я не верю этим словам?
Потом мы уезжаем… Неужели эта Пасадена так далеко отсюда? Я хочу как можно скорее иметь возможность навестить Джолли… В конце концов, я ещё даже не знаю, как у неё дела!
Я знаю только одно. То, что я должен присматривать за её цепочкой, чего бы это мне не стоило.
21 год спустя…
Даниэль
21.06.2015
Я не знаю, сколько дней уже здесь нахожусь, или это были всего лишь часы. Или уже несколько недель. Меня постоянно окружает темнота, так как на моих глазах повязка. Мои руки закреплены стальным цепями к стене, и мне приходится спать сидя. Пол холодный. Влажный. Жёсткий. Пахнет болотом, гнилью и плесенью, отходами и другими не различаемыми запахами. К тому же влажность воздуха очень высокая, и я всё время потею. Мне больше нечего было есть. Только иногда мой брат заходит и наливает мне в рот воду. Как раз столько, чтобы я не умер от жажды.
Я голый. Иногда мне так холодно, что кажется, будто я умру от холода, а потом снова становится так жарко, что едва могу дышать. Лиз… Ты, конечно, сейчас ужасно сильно обо мне беспокоишься, наверное думаешь, что я уже мёртв. Но я всё ещё жив, пожалуйста не сдавайся! Дин умный человек, и он обязательно отыщет меня!
— Ну? Как же так, мой дорогой брат… — Издалека раздался голос Алессандро. Я слишком слаб, чтобы ему ответить, да, он называет меня всё ещё своим братом, хотя у нас общий только отец.
— Ты работаешь только на меня и следишь за тем, чтобы я получил Лиз в свои руки? Так же как и Дин Уайт? Или твоя собственная жизнь тебе и правда больше не дорога? — Алессандро переворачивает ведро воды мне на голову, я пытаюсь поймать столько воды, сколько могу.
— В наших жилах течёт одна кровь, и вместе мы могли бы построить здесь в США новую организацию. Тебе нужно всего лишь, наконец, понять, что ты должен быть предан мне, только и всего. Мне было бы очень трудно убить своего единственного брата. — Внезапно он срывает повязку с моих глаз.
Тусклые огни мерцают на заднем плане, и я едва могу узнать Алессандро. Это подвальная дыра действительно неприглядная, гнилая и ветхая.
— Ты мог бы снова спать в нормальной кровати. Есть. Пить. Чувствовать себя уютно и быть в тепле. Забудь ты эту потаскуху. На моей стороне ты сможешь иметь любую женщину, какую только захочешь… — Алессандро не может меня заманить к себе фальшивыми обещаниями! Неужели он действительно думает, что я поведусь на его вранье? Едва он доберётся до Дина и Лиз, как сразу убьёт нас троих!
— Я кое-что ещё тебе принёс, — говорит он и копается в пакете. Он достаёт сэндвич, запакованный в фольгу. Проклятье. Он действительно хорошо выглядит. Мои глаза дёргаются и желудок сжимается.
Лучше всего будет, если я буду смотреть в сторону.
— Ты можешь прямо здесь и сейчас поесть, если только пообещаешь мне, как минимум, хотя бы со мной поговорить.
— Иначе что? — спрашиваю я его обессиленно. Мой собственный голос звучит совсем по-другому, он полон сомнений и страха.
— Иначе ты останешься здесь до тех пор, пока не умрёшь с голоду. Это может длиться долгое время. Одна из самых ужасных смертей, кроме того, если я буду приходить каждый день, и на твоих глазах чем-то питаться… — Алессандро открывает фольгу и вгрызается зубами в сэндвич. Это тунец? Как давно я не ел сэндвич с тунцом… Я сглатываю и пытаюсь не обращать внимания на неуёмный голод.
— Рано или поздно я всё равно убью Дина и Лиз, но твоя жизнь могла бы продолжиться.
— Я люблю её! — говорю из последних сил и начинаю кашлять. Но могу кое-что добавить: — Лучше я умру… — Я с ненавистью смотрю на Алессандро, и при этих словах откусанный кусок становится ему поперёк горла. В ярости он бросает сэндвич на пол и после этого наступает на него.
 
— Как хочешь. Это будут твои последние слова? — сердито спрашивает он меня.
— Я люблю Лиз и я готов умереть за неё! Ты никогда не сделаешь из меня такого монстра, каким являешься сам! Никогда! — Дин защитит Лиз. С ним она будет в безопасности. С ней ничего не случится.
Улыбаясь, я закрываю глаза. Я только что подписал себе смертный приговор, и я это осознаю. Но я знаю, что с Лиз всё будет хорошо, и это заставляет моё сердце биться немного спокойнее. Всё равно, насколько ужасной будет моя смерть, моей большой вечной любви он ничего плохого не сделает.
— Там снаружи, на море, сегодня штормит. Я уверен, акулы обрадуются, если разок полакомиться чем-то другим, кроме тунца… — Алессандро кивает своим людям, которые появляются из тени.
— В Италии меня действительно собирались утопить. Как же это банально, не находишь? Они хотели одеть на меня бетонные ботинки. Смешно. Как хорошо, что я всегда мог положиться на свою мать и на людей, которых нанял Дон. Они всегда были преданы мне и моей матери. — Как мог Алессандро сбежать? Проклятье. Лучше бы Дин его застрелил.
— Бетонные ботинки я считаю слишком… Заурядным что ли. Ты будешь тонуть, это ведь достаточно скучно не правда ли? Но, несколько часов плавать в открытом море, пока твои силы не предадут тебя, звучит действительно интересней, правда же? Чайки, которые будут выклёвывать тебе глаза, акулы, которые видят тебя в качестве жертвы. Надежда всё же добраться до спасительного берега, которая исчезает по мере того, как всё меньше сил в тебе остаётся. Как охотно я посмотрел бы на это, но мне нравиться убирать мусор без какой-либо большой шумихи. — Когда Алессандро закончил со своей речью, мои руки связаны за спиной. После этого меня вытащили из подвала. Куда можно отправиться в путешествие, в фургоне, посреди ночи, я уже могу себе представить. По крайней мере, как только мы доберёмся до моря, я смогу в последний раз увидеть луну и звезды.
И может быть… Лиз в этот момент тоже посмотрит на небо, и она почувствует, что я к ней испытываю. Действительно бесконечную любовь, которая переживёт и мою смерть.
Джолли
Мои колени предательски подрагивают, даже, когда Дин решается разорвать поцелуй. При этом с силой прижимаюсь к его губам в последний раз, и, затем крепко сжимаю свои губы и сглатываю слюну.
— Как ты можешь меня целовать, когда я причинила тебе такие бесконечные страдания? — виновато шепчу я, вцепившись в его рубашку, которую я могу схватить под его белым костюмом.
— В конце концов, мы уже говорили об этом, — шепчет Дин мне в губы и целует меня в лоб. Я закрываю глаза и наслаждаюсь моментом. Было бы так здорово, если бы это могло длиться вечно…
— Я здесь, потому что должна кое в чём тебе признаться, — говорю я серьёзным голосом и отхожу на шаг назад, отстраняясь от него. Сглотнула и уставилась в пол. Какая же я трусиха! Я должна как минимум посмотреть в глаза, так как Дин ничего не сделал. Он не виноват, в отличие от меня. Поэтому я решаюсь и смотрю прямо в глаза Дину.
— Окей, — отвечает он мне спокойно и при этом подходит немного ближе. Дин берет меня за руку и мягко её сжимает. Я снова сглатываю. Чувствую, как во рту пересохло, и понимаю, что не смогу издать ни звука.
— Ты был прав с твоими предположениями… — говорю я после, но больше не могу смотреть на Дина.
— В чём? — спрашивает он нежным голосом. Я снова беру себя в руки, смотрю на него и выдыхаю следующие слова:
— Это был белый дракон! — После этого я крепко сжимаю губы и не решаюсь даже вздохнуть.
Он не показывает никакой реакции. Ничего! Его глаза не двигаются, губы сжаты. Где-то через пару секунд он реагирует. Дин кивает, зрачки его глаз на мгновение сужаются. Особенным образом. Так, как будто бы он давно уже знал, что это был белый дракон, а никакой другой чужак.