Белый - цвет надежды (ЛП)

— Мы так не договаривались! Где вы были последние два часа? — сердито возражает Шон и быстро пишет записку, которую он затем протягивает адвокату.
— Дом был куплен мистером Эдвардсом ещё до бракосочетания. Он оплатил его из наследства от своих родителей и хотел там жить с женой и ребёнком. Миссис Крюгер и дочь Леа уехали, хотя мой клиент ни в чём не виноват! Он пошёл работать, чтобы заработать денег для того, чтобы его жена и дочь могли вести безбедную жизнь. А она захотела с ним развестись! Не было измен ни до брака, ни во время его и даже никакаого домашнего насилия. Мой клиент сохраняет дом и выплачивает алименты в размере тысячи пятисот долларов! Миссис Крюгер может работать неполный рабочий день и таким образом финансировать свою жизнь!
— Как вы себе это представляете? — Адвокат противоположной стороны высокомерно улыбается, а Эмбер бросает яростный взгляд на Шона. Сам Шон по-прежнему спокоен. Он не произносит ни звука.
— Лея ходит в начальную школу. Моя клиентка отвозит её к 7.30 в школу и в 13:30 снова забирает её. После этого она посещает ещё дополнительные кружки. Балет. Флейта… Когда же она должна по-вашему работать?
— С восьми до тринадцати часов? Это пять часов ежедневно, а в месяц целых сто… — Как только адвокат Шона входит в раж, Шон кладёт примирительно свою руку на его и заставляет его таким образом замолчать.
— Я пошёл работать ради тебя. Ради тебя и Леи. А ты просто взяла и уехала вместе с ней. Я пришёл домой, после одного из чертовски длинных дней. После перестрелки. Двух моих людей в этот день не стало. Я прихожу домой и хочу побыть с моей семьёй. Но вас нет. Потому что я, как мне стало известно из записки, лежавший на кухонном столе, опоздал на час. То есть, я должен был просто уйти? Оставить свой отдел? Эти преступники… Не будут медлить, а будут стрелять в женщин и детей. И чем меньше их будет, тем спокойнее смогут они жить. Почему ты просто не можешь это понять? — Шон обращается прямо к Эмбер, которая вероятно начинает сдаваться и понимать. Однако мне совершенно не нравится внезапная гармония между ними. Он что до сих пор её любит?!
— Я много лет проявляла понимание, Шон. Но… у меня есть желание иметь семью. Я не хочу больше каждый вечер объяснять дочери, почему её отец не приходит на ужин. Что он, возможно, где-то лежит мёртвым на обочине дороги и поэтому не может почитать ей вслух. Я хочу иметь мужа… который будет рядом со мной. — Когда она произносит последнее предложение, то смотрит немного смущённо на своего адвоката. Их взгляды встречаются. Она выглядит застенчивой, а затем упрямо смотрит в сторону.
И тут до меня доходит.
— Вы встречаетесь со своим адвокатом?! — вырывается у меня, и вдруг все взгляды уже направлены на меня. Я широко раскрываю глаза в панике и пытаюсь снова сделать вид, что смотрю в блокнот, однако у меня не получается отвернуться. Так как Эмбер ведёт себя более чем вызывающе. Краска ударила ей в лицо, и вот она уже в отчаянии смотрит на своего адвоката, который в этот момент стал достаточно нервозным. Это не укрывается и от других, и адвокат Шона выдаёт следующее:
— Ого, тогда по поводу назначенного содержания — это вряд ли уже выгорит. Никакого дома, а содержание сократится до тысячи долларов в месяц!
Удивительно, но нет никакого сопротивления, а только злой взгляд в мою сторону. К счастью, не от Шона или его адвоката, а только от противоположной стороны.
— Мы не живём вместе. Я живу всё также в отеле! — защищается Эмбер.
— Который мой клиент оплачивает уже больше года! Комната стоит сто сорок долларов за ночь и плюс расходы на жизнь, так что на данный момент выходит две тысячи долларов! А это… примерно шесть тысяч двести долларов в месяц! — Адвокат Шона хотел резко подняться, но Шон его остановил.
— Я охотно соглашусь с этим. Поэтому… Хочу внести предложения. — Шон даёт знак помолчать. Он выглядит невозмутимым.
Он берёт лист бумаги и записывает какие-то цифры. Я склоняюсь над ним через плечо, пытаясь игнорировать ненавидящие взгляды Эмбер и её любовника.
 
Шон передвигает записку к Эмбер, которая тут же показывает её своему адвокату. Тот морщит лоб и ненадолго задумывается.
— Мы должны над этим подумать, — говорит он и хочет подняться.
— В таком случае сумма уменьшится! — вмешивается Шон, и адвокат противоположной стороны немедленно снова садится за стол.
— Тогда мы принимаем… — сокрушенно отвечает тот ему.
Проклятье. Я не видела, что именно написал Шон!
После нескольких подписей и настроения, как в камере смертников, мы встаём и прощаемся. Шон больше не удостаивает Эмбер взглядом, и она бежит прямо в объятия своего любимого.
Я хватаю со стола свои вещи и бегу за Шоном, который быстрыми широкими шагами направляется в сторону лифта. Его адвокат сопровождает нас и находится в хорошем настроении. Шон же выглядит с каждой секундой всё хуже.
— Это невероятно. Откуда вы только узнали, что у этих двоих интрижка? Это сэкономило мистеру Эдвардсу немало денег! Адвокат гордо похлопывают меня по спине, в то время как Шон молча нажимает кнопку лифта.
— Всё дело во взглядах. Быстрый взгляд на человека и соответствующая мимика выдаёт слишком сильные чувства человека и их отношение друг к другу. Намного больше, чем вам может показаться, если бы вы знали только одну сторону, — печально отвечаю я, сжимая папку с документами.
Двери лифта открываются. Шон заходит внутрь и я молча следую за ним.
— Гм, хорошо. Это меня порадовало, мисс Кингстон! Мистер Эдвардс, мы созвонимся, да? — При этом адвокат изображает знак большим пальцем и мизинцем телефонную трубку, и машет быстро рукой, прежде чем двери закрываются.
Я молча стою и открываю папку, в которой находится соглашение обеих сторон.
Шону остаётся дом его родителей и он выплачивает Эмбер и Лее те же деньги ещё три месяца, чтобы они могли продолжать жить в отеле.
После этого он будет платить своей бывшей жене ежемесячно по две тысячи пятьсот долларов пока Лее не исполнится двенадцать лет, две тысячи долларов он будет платить до её шестнадцатилетия и тысячу пятьсот долларов до её совершеннолетия.
Кроме того, он оплачивает все курсы, которые посещает его дочь, а также такие фиксированные расходы, как плата за обучение в частной школе и обед.
На лето есть специальная субсидия в две тысячи пятьсот долларов на каникулы и на зиму две тысячи пятьсот долларов дополнительно на Рождество.
Но и это было не всё. Ежемесячно тысяча долларов будет падать на сберегательную книжку, с которой Лея к своему восемнадцатилетию сможет снять до двадцати пяти процентов, а после исполнения двадцати одного года она может снять ещё двадцать пять процентов и по достижению двадцати пяти лет оставшиеся пятьдесят процентов. Он будет и впредь класть деньги на этот счёт, пока ей не исполнится двадцать пять лет.
Это он хорошо сделал. Справедливо. И это явно показывает, как сильно он любит свою дочь.
Но… Его реакция, когда он писал это предложение, ещё более ясно показывает, насколько сильно он всё ещё зависит от своей бывшей жены.
— Ты хотел, чтобы я поехала с тобой и увидела собственными глазами, что ты всё ещё её любишь? — спросила я неохотно, когда лифт замедлил свой ход. И при этом я чувствую, что мои колени еле держат меня.
— Ты психолог. Если ты не знаешь, кто тогда? — произносит он холодно и выходит из лифта. Он не смотрит на меня. Он не улыбается. Он уходит… Вот так просто.
А я бегу за ним. Как всегда. Я бегаю за ним, прошу и умоляю хоть малейшей капли внимания. Вымаливая толику истинных и подлинных чувств. Но он же даже не бросает мне под ноги обглоданных костей.
Могу ли я винить его? Он любил её, женился на ней, у них с ней есть ребёнок, она ушла, он не хотел разлуки.
Я сама виновата. Он женат. Он отталкивал меня от себя и говорил, что хочет сначала закончить с предыдущими отношениями. Но я торопила Шона. Сама поцеловала его. Спала с ним в одной кровати. Но при этом он всё ещё любит её… И я уверена, что Шон думал о ней, когда целовал меня. Держал меня за руку. И просыпался рядом со мной…