Тайна острова Химер
— А вы хотели, чтобы я поздравляла ее?
— Но вы даже не подозревали, что она способна на такой чудовищный поступок. Любопытно, не так ли? Почему?
Келли, казалось, не слышала его. Она оттолкнулась ногой от земли и, отвернувшись, нервно возобновила качание. На ее ресницах появились слезинки, и она с досадой вытерла глаза.
— Вы когда-нибудь думали о том, чем было вызвано любопытство Алисы к тайне Салливанов?
Молчание.
— О ком вы плачете, Келли? — мягко спросил Лукас, придвигаясь к ней поближе.
Она рывком отодвинулась. Он тотчас придвинулся ближе, зажав ее в углу скамьи.
— Не трогайте меня!
Крик ее был инстинктивным, а в движении, с которым она от него отпрянула, чувствовалось отвращение. Лукас схватил ее за запястье и прижался к ней, лицом ища ее лицо. И тут он понял, что его догадка верна…
Очень довольный он вернулся в комнату, где его ждала Мари, но не успел выговорить ни слова.
— Ну и как тебе Келли? Она в твоем вкусе?
Он расхохотался.
— Не пытайся отнекиваться, я видела, как ты на нее навалился!
Она вроде бы и вправду разъярилась, но Лукас даже не пытался ее перебить.
— Получил что хотел?
— Естественно. Она ненавидит мужчин.
— Хватит врать!
— Если уж шпионишь за мной, то хотя бы иди до конца… это тебя убедит? — Он показал ей щеку.
Она недоверчиво замолчала, только сейчас заметив на щеке Лукаса явный след от пощечины.
Вот чего он добился. Пощечины и уверенности в неприязни Келли ко всем мужчинам. Она отбивалась, пока он не убедился в правильности своего вывода о ее отношениях с Алисой. Келли тогда залилась слезами и с чувством облегчения исповедуемого поведала об их страстной взаимной любви, длившейся больше двух лет.
Мари перебила Лукаса, от ее скептицизма не осталось и следа.
— Ты догадался и ничего мне не сказал?
— Я не был уверен… надо было ее спровоцировать.
— Физически, хочешь сказать? Какое признание…
— И это еще не все, — продолжил он, уловив нотку язвительности в словах Мари и заметив блеск в ее красивых зеленых глазах. — Если Келли ни на секунду не сомневалась в виновности матери, то только потому, что Дора застала их в недвусмысленном положении в вечер смерти Алисы. После ее стычки с тобой Келли пошла к ней. Она нежно утешала ее… нежно, а мать застала их. Похоже, Дора отвратительно вела себя с Алисой, оскорбляла ее, обвиняла в том, что та развратила ее дочь, и говорила, что прощения ей не будет. Алиса возмутилась, твердо заявив, что во всем перед всеми признается и они будут открыто любить друг друга.
— Представляю себе… Значит, Дора убила любовницу своей дочери ради…
Она вдруг подняла глаза к потолку… Лукас тоже услышал.
В запретной комнате слышались шаги.
Кто в этот час мог быть в той комнате?
Они тихо поднялись. Дверь комнаты Мэри была приоткрыта. Изнутри доносился шорох.
Не сговариваясь, они одновременно достали пистолеты, вошли в комнату и застыли на пороге.
Мать Лукаса с отрешенными, будто направленными внутрь себя глазами мурлыкала считалку. Она была поглощена ковырянием кусочка стены с остатками обгоревших обоев. Обреченно вздохнув, Лукас спрятал оружие. Он подошел к Элен, нежно обнял ее за плечи.
— Мама? Пойдем, я отведу тебя в твою комнату…
У Мари сжалось сердце, когда она смотрела, как они вместе выходили из комнаты. Не глядя на сына, Элен, витающая где-то далеко, продолжала напевать свою считалочку.
Тоже убрав оружие, Мари обратила внимание на опустошенную пожаром комнату. Обгоревшую мебель убрали, и теперь все здесь было голо и черно, за исключением относительно светлого места на стене, которое методично расковыривала Элен.
Мари приблизилась к нему, стараясь понять странное поведение Элен. Почему она поднялась сюда? Что искала?
Она тщательно осмотрела то место в стене, которое интересовало ее свекровь, и нахмурилась, заметив, что под обрывками обоев проглядывал небольшой ящичек.
Мари быстро очистила его от остатков бумаги, в голове вертелся вопрос: что за случай привел Элен к этому месту, похожему на тайник? С возбуждением и тревогой она осторожно вынула ящичек и открыла его.
Там лежали письма, или, точнее, сложенные в несколько раз листки. Она взяла один, развернула. Он был исписан быстрым сжатым почерком.
Подпись, которую она разобрала, повергла ее почти в состояние шока: Райан.
Письмо задрожало в ее руке. Сдерживая дыхание, страшно взволнованная, Мари прочла чудесное любовное письмо, адресованное ее отцом Мэри Салливан весной 1967 года…
Элен держала в своей руке руку сына и поигрывала с ней, рассматривая ее, словно непонятный предмет. Сидя на краю соседней кровати, Лукас растерянно смотрел на мать. Марк Ферсен, тронутый замешательством сына, положил руку ему на плечо.
— Лучше будет, если я ее увезу, — вздохнул он.
Почувствовав колебание Лукаса, он стал приводить доводы. Конечно, ему известно, что никто не имеет права покинуть остров, но здесь, несмотря на все старания, слишком трудно обеспечить постоянный уход за Элен, поведение которой становится все более непредсказуемым, так что он настоятельно просит разрешить им уехать.
— Уехать? Я не могу уехать без моего мальчика, — неожиданно твердо заявила Элен, начиная возбуждаться. Она умоляюще, беспокойно, пристально посмотрела на сына. — Пожалуйста, скажите, где он…
На вопрос, отрицающий его присутствие, Лукас был не способен ответить. Он обнял ее, прижал к груди, впав в отчаяние от того, что потерял любовь своей матери и стал для нее чужим.
Элен высвободилась с удивившей его силой, она обхватила руками голову Лукаса и внимательно ощупывала ее взглядом. Лицо ее вдруг прояснилось, словно она вновь нашла его.
— Мальчик мой, ты здесь, милый! — громко прошептала она. — Он не сделал тебе ничего плохого?
— Мама, о ком ты говоришь?
— Не обращай внимания… он где-то здесь… это чудовище… я не хочу, чтобы он причинил тебе зло… я так тебя люблю…
Она прижалась к нему, не осознавая, что заставляет его страдать своим поведением и бессвязными словами.
Обескураженный, он взглянул на отца, который с состраданием смотрел на них.
— Вы можете уехать, — уступил он.
Но тут Элен встала, поочередно глядя на обоих мужчин.
— Нет, я не уеду, пока мой сын будет здесь!
Ее удивительно ясный и решительный голос поразил их, как и проблеск ее здравомыслия.
— Лукас, поклянись не отправлять меня против моей воли.
Мужчины недоуменно переглянулись. Элен притянула к себе лицо сына.
— Поклянись, милый…
— Клянусь…
Она нежно улыбнулась ему и по-матерински поправила прядку, упавшую на лоб сына.
— Спасибо.
Отвернувшись, она направилась к окну, по дороге слегка задев Марка.
— Пардон, месье, — рассеянно извинилась она.
С порога на них смотрела Мари.
Встретив ее взгляд, Лукас уцепился за него, как тонущий за спасательный круг, и быстро вышел. В коридоре он обнял жену и прижал к себе.
— Как же ты нужна мне, — с напряжением в голосе прошептал он.
Мальчонке, сидевшему перед Ангусом, явно стоило большого труда оставаться на месте — его руки, ноги, голова, туловище находились в постоянном движении. Кевину не было еще и четырнадцати. Глаза его рыскали из-под шапки русых, давно не знавших расчески волос. Он жадно посмотрел на сигарету, которую прикуривал жандарм.
Подозреваемый в воровстве в вечер свадьбы, он уже час отрицал свою виновность, и Ангус, уставший от ощущения, что перед ним не человеческое существо, а дикий хищный зверек, посчитал нужным покончить с допросом, тем более что алиби мальчишки оказалось гораздо интереснее, чем вынужденное признание.
— Броди, передаю его вам! — крикнул Ангус.
Жандарм только что увидел входящих Мари и Лукаса и не отказал себе в удовольствии доложить им, о чем рассказал молодой Кевин…