Я красива. Я умна. Я кусаюсь
– Ты куда?
– К любовнику.
– Зачем к любовнику? – весь поглощенный матчем спрашивал дед.
– Чтобы любил.
– А я что, разве не люблю?
– Ты любишь футбол.
– Слушай, это же только один раз в жизни бывает такой матч.
– Я тоже один раз. Или ты думаешь, таких, как я, завались?
– Я не думаю.
– Не думай дальше, пошла я.
– А как же футбол?
– Никак.
– Если ты в магазин, купи пива.
– Ладно. Пошли, Миранда.
– Миранда, слышишь меня или нет? Шевелись! О чем ты все время думаешь? – будто услышала голос бабушки Миранда, все еще сидя перед чистым листом бумаги. Начать с чистого листа не получалось. Тем более что наши забили гол. Дом закричал и запрыгал. А потом через несколько минут наступила тишина. Видимо, пропустили.
В памяти всплыл летний лагерь, соревнования в бассейне, где все тоже шумели и галдели, поддерживая своих, все, кроме тренера нашей команды по плаванию, колоритного лысоватого мужчины в красной майке и с секундомером на шее. Он сидел на трибуне и смотрел на нас обреченно. Выражение его лица выглядело нецензурным, настолько красноречивым, будто соревновалось в красноте с футболкой. Открытым текстом читалось, что нам в случае поражения будет лучше утопиться с горя, чем видеть горе его. Я уже знала, что если мы выиграем, то он напьется, а если проиграем, то он напьется так, что неделю его не будет видно на горизонте.
Я увидела, как позади него появилась Грета, вот что мне подсказывало сердце. Она помахала мне рукой и села рядом с Дэном, я тоже помахала ей в ответ. Между теми махами, которыми я пыталась еще сильнее разогреть свое тело, а скорее всего движениями этими мне хотелось быстрее подогнать к финишу Хорхе, который все еще боролся там на середине бассейна со стихией. Конечно, ему было сложно, он ковырялся еле-еле, будто у него не было одной руки.
Возможно, если бы он мог видеть, что сейчас рядом с Гретой рассаживались еще несколько подружек-гимнасток, среди которых была и Сальма, по которой он сох (даже сейчас, будучи в воде), хотя шансов у него не было никаких, она – дочка директора центра. Девочка симпатичная, но заносчивая, а голова у нее была завалена всякой ерундой. С ней можно было провести некоторое время, пока она не начнет совать свой длинный нос (нос у нее действительно был длинноват, но длинные ноги все компенсировали) в дела людей, которых ты знать не знаешь. Знай он, что она сейчас смотрит на него, он начал бы по обыкновению сохнуть, и, возможно, ему было бы легче плыть.
Ах, как же нам не хватало сейчас этой легкости, потому что две соседние дорожки уже плыли кролем и разрыв между нами, между нашим брассом и их кролем, теперь начал увеличиваться с геометрической быстротой. Все равно что лягушка пыталась догнать окуня и щуку.
Я уже стояла на тумбочке и видела в воде человека в плавательных очках и в синей шапочке, который приготовился к прыжку, будто вот-вот хотел наброситься на меня, когда Хорхе вытянулся в последний раз.
Едва он коснулся бортика, я вылетела с тумбочки, насколько это было в моих силах. Прохладная пучина поглотила тело, я сделала несколько мощных движений тазом, будто пыталась проникнуть, протиснуться в самую сущность воды, в ту невесомость, где тело мое стало космическим.
Так прошло лето, потом осень, потом зима, весна, снова лето. Снова я вышла на балкон и встретила мужчину в трусах и с сигаретой, который теперь стоял рядом и курил на соседней террасе. Он многозначительно посмотрел на меня:
– Как вам это удалось?
– Вы про книгу?
– Гм, – замялся мужчина.
– Я сама не знаю. Мне до сих пор не верится, что можно проснуться однажды знаменитой. Я думала, что такое бывает только в американских фильмах.
– Нет, как вы оказались здесь? Вы же недавно только были в доме напротив. А теперь в моем.
– А, извините, я думала вы из… В общем… Не важно. Если вы об этом. О доме. Так два года прошло.
– Два года? Не может быть. А что за книга?
– Ну, это долгая история.
– Я так понимаю, теперь мы соседи, так что время есть.
– Вижу, у вас его прямо вагон.
– Да вы не обижайтесь. Я правда про книгу ничего не знаю. Практически не читаю.
– Я тоже не знаю, с чего начать.
– С самого начала.
– Меня уволили, я была стенографисткой, а печатать жуть как хотелось, но что? Я начала слышать то, что говорят стены.
– Стены?
– Один добрый человек мне посоветовал. Если бы вы знали, какие в том доме были стены.
– Знаю. Здесь железобетон. Ни писка от меня не услышите.
– А там стены тонкие настолько, что все жизни как на ладони, причем в каждой комнате своя. Вот я их и записала. Потом дала почитать подруге. Та без моего ведома отнесла рукопись своему другу, редактору одного из издательств. В один прекрасный день вдруг звонок. Приятный мужской голос приятно удивляет меня и предлагает контракт на книгу.
– Похоже на сказку.
– Не, сказка была потом. Когда книга вышла, сначала небольшим тиражом, потом еще и еще, будто шаги на пути к мечте. Пока я вдруг ясно не ощутила, что ее уже можно достать рукой и потрогать.
– А какая была мечта?
– Переехать в этот дом. Я продала свою квартиру, добавила гонорар – и вуаля, вот я здесь, рядом с вами. В доме с оранжевыми террасами.
– Аллилуйя!
– Алегрия, – с улыбкой парировала я.
– Чудеса. А я выходил покурить, а вас все нет и нет. Вы, оказывается, вся в делах. Деловая женщина.
– Скучали?
– Еще как скучал. Даже бросил курить, – затушил сигарету мужчина.
– Бросили?
– Да, бросал много раз, – бросил он окурок в свою пепельницу.
– Ну и как?
– Не помогло. Вы так и не вышли ни разу.
– Не люблю большие дистанции.
– Так вы работали над ее сокращением?!
– Просто хотела разглядеть вас поближе, – рассмеялась Миранда.
– Тогда, может быть, кофе?
– А крепче ничего нет?
– Есть. Чувства.
– Тогда лучше кофе.
8 Марта
Анна всегда появлялась внезапно, в самый неподходящий момент, словно это был не момент вовсе, а автобус, которого давно не было. Ты стоишь на остановке, а он все не подходит и не подходит; ты ждешь этот самый момент, когда перед тобой откроются двери, ты войдешь, тебе станет тепло и хорошо. Такие моменты надо ценить и помнить, вешать дома в рамке на стену и иногда стирать с них пыль.
Я снимал квартиру на куличках Москвы с Ириной, беременной Мартой. Марта внутри, март снаружи, и даже не просто март, а 8 Марта. Единственный день марта женского пола. Отношение женщин к Женскому дню особенное. Цветы, как положено, уже воткнуты в вазу, как в самолюбие твоей женщины, и уже дали корни. Откупорена бутылка вина, какие-то фрукты облагораживают ее. Мы в постели разводим нежности. В этот самый момент она позвонила из Италии:
– Ну давай поздравляй.
– Поздравляю! С Международным женским днем, – вспомнил я королеву в черном. И мне захотелось сделать ей шах. Но получился мат.
– Ты не любишь меня.
– Я знаю.
Успех этой женщины был предопределен тем, что она никогда не ждала подарков от судьбы, будь то Новый год или 8 Марта. Ей не нужны были ни цветы, ни слова, ни мужчины. Ей нужна была она сама. Песни – наверное, это было тем единственным, что могло нас соединять. Мотивы таких отношений закладываются где-то в голове, а потом появляются некой навязчивой мелодией. Ходишь, напеваешь их, пока она не пропадет.
– Может, в Питер махнем? – быстро пришла в себя королева, поправив волосы.
– Назови мне хоть одну причину.
– У меня два билета.
– Это меняет дело, – хотел я сказать «тело», но сдержался. Рука моя все еще обнимала жену.
Мы договорились встретиться в Питере. Лучшее место для встреч. Романтическая крепость из гранита, где можно было проверить отношения на климат. Наладить мосты, развести, снова свести и плюнуть с них на все.
