Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)

— Значит мы не сможем сделать еще хоть что-то полезное.
— Можем попытаться, рискнуть…
— Рискнуть?.. — Рэмон замолчал.
Все смотрели на Рэмона. Он не стал говорить, что возможно Харм все еще жив, но искать мальчишку, и потому подвергнуться риску они не могут. Он знал, что значит этот мальчик для Генри, и Смолг совершенно точно захочет рискнуть, потому Рэмон промолчал. Зеландериец был сосредоточен и вскоре продолжил:
— Нет, мы не можем рисковать! Мы должны сделать столько важных вещей… Я расскажу каждому о его миссии в самом главном деле вашей жизни, а может в судьбоносном действе, касающемся сразу трех миров…
Вдруг он будто вспомнил о чем-то и отвернулся от остальных. Рэмон пялился вникуда, и вот в воздухе возник силуэт некоего предмета. Он приобретал черты плоского камня. И все больше походил на шебрак, что забрала с собой Виола. Его трещинки светились зеленым, и он отчетливо пульсировал.
— Ты воссоздал шебрак Фирлингтона?
— Не совсем. Этот пригодится для другого, — Рэмон спрятал предмет в карман. — Пока хорошо помню, надо было сделать… Теперь я все вам расскажу. Мы бросим сферу, не станем возвращать ее на место. Нам нельзя погибнуть, потому что цена слишком высока. Каждый из нас должен быть на своем месте. Мы не станем беспокоиться о жертвах и возможных последствиях. У нас нет времени… у нас нет выбора… Людям придется самим позаботиться о себе. Их жизни в их руках, а мы сделаем, что должны.
— А вот это попахивает печальными мечтами. Рэмон, что ты задумал?..
— Судьбы не существуют, но многим она вскоре щелкнет по носу, а для кого-то даже оборвется…
Девочка-фоландка вдруг крикнула во сне и утихла. Ее персиковые волосы были взлохмачены, а глаза под веками то и дело дергались. Ее руки сжимали что-то невидимое, будто она пыталась за что-то удержаться. Похоже ей снился печальный сон о судьбе ее мира. Нельзя медлить — это понимал каждый из присутствующих в сфере.
— Начнем с тебя, Генри. Сосредоточься и слушай… — начал Рэмон.
В тысяче километрах от Воллдрима на дно Хребта Подкова опустились комья Фоландского этажа. Плотность воды поглотила глухие удары. Земная кора выдержала и не стала казнить человечество за «подарок» из иной вселенной. Покров одного из этажей, на котором что-то росло и только что жили люди народа Ска стал частью другого мира. Дома, растительность, животные… — все, что оказалось на дне, вскоре укроет своим покрывалом пыль Земли, островок Фоландии в мире человека-обычного уснет последним своим сном. Никто не увидит обломок другого мира и не узнает, что этот мир когда-то существовал. Пыль укроет его и уже скоро не оставит даже намека на его недавнее существование. С этим этажом случится то же, что со многими другими, скрытыми в темноте океана, разбросанными по дну, по недрам планеты…
  
Глава 24. Пора домой
 
— Боюсь, Брегантина, все наоборот. Я вспоминаю, а это всегда благо. Забвение дарует беспричинную печаль и саморазрушение. Мы должны помнить ошибки и пытаться их исправить. Точнее исправить самих себя. Прошло так много лет и за меня мои ошибки придется исправлять другим. Я не способна, да и Воллдрим последние силы вытянет из меня, дарую тебе новую жизнь.
— Тогда пойдем отсюда! Я не просила приводить меня в Воллдрим! Виола, ты объяснишь мне наконец, что такого важного заставило тебя вытащить меня в город? А про Карла… Ты называешь благом тоску по Карлу? О чем таком ты говоришь? Я вижу, что ты погружаешься в сожаления и без конца грустишь о нем. Прошло много лет. Почему тебе так тяжело до сих пор?
— Я думаю он вспомнил все сам и не смог жить с этим… Быть именитым, не заслуженно именитым… Он был моим месус-феи, а когда ушел, чудо стало ускользать от меня. Я старалась не погружаться в печаль, но не смогла преодолеть горе. Я думаю к немрам он пошел сам, сознательно; чтобы не прятаться и не разрушать себя, но созидать и питать чужую жизнь. Ведь, если задуматься, разве виновны немры в том, что их создали такими? Разве они виновны, что им приходиться убивать мечты, чтобы жить?
 
— Виола, хватит отвлеченных разговоров. Объясни мне в чем дело. Что вы там нашли на дне океана?
— Я вспоминаю одно происшествие. То самое, в молодом мире. Воллдрим и Земля. Ты знаешь они не всегда были в одном пространстве.
— Не понимаю. Что ты пытаешься сказать? Воллдрим — это просто город на планете…
— Я лишь. Прости, это так, мысли вслух.
— Договаривай!
— Позже.
— Виола?!
— Брегантина, я расскажу тебе… сейчас, сейчас… мне бы собраться с мыслями…
Виола сложила ладони лодочкой, и сама ткань реальность разомкнулась, словно была бумагой, которую легко порвать.
— Ты видишь? — спросила она.
— Печальная мечта! Так просто?..
— Когда-то это было немыслимо, — она скрепила края, разорванного пространства. — Я научилась сама буквально за несколько приемов. Что будет с миром, если многие смогут мечтать подобное? Боюсь, чтобы мы не опоздали, и у мечтателей остался шанс закончить старую мечту. Не хочу допускать, что всем придется уйти из мира Земли. Навсегда. Оставить Млерт-Ёрт. Просто уйти…
— Столетиями не было дома у меня, кроме этого мира… Это печально, если всем придется уйти.
— Кстати, хочешь расскажу один секрет.
— Один ли?
— Не язви, Брегантина! Лучше послушай… Ты знаешь, что существует два типа людей. Одни погружены больше внутрь себя, другие во внешний мир.
— Слышала. Абсолютирование очередное…
— Да, это упрощенный вариант личностей, но я немного про другое. Ты знаешь, все люди мечтатели.
— Что? Ты совсем из ума выжила?
— Можешь дослушать?!
— Прости, Виола. Я на взводе. Ты толком ничего не объясняешь, говоришь какими-то общими фразами… До сих пор не понимаю, зачем мы здесь. Вдруг нас заметят, вдруг мы вызовем подозрения… Да и тут… ну ты сама говорила я могу сбросить… и не пять кило — несколько лет! — она взглянула на подругу и сбавила обороты: — Прости, я слушаю тебя, но постарайся не юлить, — Брегантина в нетерпении закинула ногу за ногу и принялась мять ладони. Не могла она усидеть на месте. Хотелось встать и уйти прочь из города.
Они сидели у калитки, ведущий в давно пустующий дом. Здесь было тепло, но жильцы отчего-то покинули свое жилище. В невзрачном, непривычном — в одном из сотен захолустных уголков подруги вели столь важную беседу. По правде, о ее важности одна из них пока не догадалась.
— Мечтатели в привычном смысле могут перекраивать мир материальный, события, явления… Практически все, что угодно. Однако им неподвластен их собственный мир, внутренний.
— Внутренний мир?..
— Я не совсем верно выразилась. Эти два состояния на самом деле не безусловны. Они есть в той или иной мере в каждом человеке. Наиболее сильные мечтатели не способны измениться самостоятельно. Понимаешь? Благодаря Карлу я не упала духом, но будь я одинока, случился бы неминуемый крах. Карл влиял на меня, а я на него. И тем мы спасались, но теперь нет человека ни в этом мире, ни в каком другом, который непременно смог бы мне помочь. Мой человек, мой мир в нем — все умерло, потому и я разрушаюсь…
Брегантина всматривалась в лицо подруги, пытаясь понять, к чему клонит Виола. Они сидели тут полчаса или больше. Деревянные рейки впивались в зад, молодая старушка мечтала встать и размяться, но наигранный облик… Приходилось по максимуму сдерживаться. Брегантина потянула носом воздух, в котором было так много оттенков и жизни, и попыталась не упустить линию мысли, которую все больше удлиняла и запутывала ее собеседница. Начинало казаться, что Виола элементарно тянет время.
 
— Это моя теория. Мои наблюдения, — пояснила Виола.
— Это все, что ты хотела рассказать мне? Тогда скажи мне, откуда взялась моя молодость? По твоей теории я сама себе намечтала, силами своего внутреннего мира? Многие мечтают сохранить молодость, и, как правило, возрастные изменения становятся для них фактом, а не желанием.
— Брегантина, я не знаю, что с тобой случилось. Правда у меня есть кое-какие соображения.