Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ)

— Ухо! Мое ухо, — стенал некто.
Маги на время остановились. Они изучали территорию и не переговаривались. Казалось они ждали команды. Их лица и силуэты искажались в ауре защитного потока, который походил на прозрачное апельсиновое желе, смешанное с дробленными ягодами. Но вдруг поток стал разделяться. Пламенные волны становились гибкими полотнами, они расходились и скручивались вокруг каждого из колдунов. Из преобладающего оранжевого, ауры магов становились огненно-красными. Вскоре каждый из магов оказался в таком облаке.
Мужчина, первый появившийся в холле, повернулся к остальным и сотней децибел прогремел его голос:
— Огня им будет мало! Пусть земля пожрет их всех! Да свершится землетрясение!.. Убивать не задумываясь. Жечь и убивать!..
К верховному магу, командиру десятка других, подлетал каждый и повторял лишь одно:
— Оружие мести — огонь и земля!
Глади спрятала лицо в ладони. Они решили убить всех?! Решили город им не вернуть и потому всех надо убить?! В школе сотни детей! Неужели они убьют даже их? Кто спасет людей? Возможно ли спасти хоть кого-то?!
Военные не действовали, даже рации замолчали. Все таращились на магов.
Глава их процессии отличался от остальных. Его глаза светились, будто солнечные диски; а черные волосы плясали под жаром воздуха, как расплавленная смола, от них отделялись угольки и разлетались по сторонам, вплавлялись в ауру огня. Ворот его черной рубахи и ткань одеяния извивались. Мужчина приложил ладонь к лицу и закатил глаза. Земля задрожала и послышался треск здания, на голову Глади посыпался размолотый мрамор. Все окна холла разом взорвались, выплюнув на улицу миллионы крохотных осколков.
— Оружие мести — огонь и земля!
— Оружие мести — огонь и земля… — по очереди кричали маги, вылетая из холла на улицу, разлетаясь в разные стороны и проскальзывая в школьные коридоры, создавая взрывы и круша строения на своем пути. Огненное желе отступало: его по частям уносили с собой обезумевшие от ярости маги.
Вскоре в холле остались лишь двое магов-мужчин. Один ухмылялся, на лице другого читалось отвращение. Они были так похожи и слишком ужасны. Хлопки дверей и пугающее затишье меж грохотом смыкающегося дерева дверных ставней. Бах-бах! Бах-бах!..
Вдруг в дверном просвете Купола Природы показался некий мужчина. Он просунул широкую парту меж створок, и дверь не смогла сомкнуться. Песня дверей стала неритмичной — некрасивой. Мужчина был в военной форме, он выбрался по парте в холл и, выставив пистолет, решительно бросился в сторону магов.
Главный из них посмотрел на атаку обезумевшего военного, но даже не дернулся. Офицер же вдруг будто врезался в невидимую преграду и схватился за горло, его подняло вверх, он боролся с удавкой, вскоре обмяк и его выбросили в окно. В том же коридоре показалась группа учеников. Но двери захлопнулись, размолотив стол в щепки, а от потолка оторвался огромный кусок жилистого камня. Он упал перед дверью, замуровав выход из Купола Природы. Стены рвались, по ним бегали трещины, на пол рухнула громадная люстра, прозвенели хрустальные стоны битого стекла.
С улицы вбежал коротко остриженный солдат с красным обожженным лицом в разорванной и чуть подпаленной рубахе. Он пригнулся рядом с ошеломленными военными. Происходящее настолько шокировало всех, что никто не пытался ничего предпринимать, и наверняка каждый понимал, что любое их действие абсолютно бесполезно.
— Эвакуация! — доложил солдат. — Общая эвакуация! — он закричал: — Приказ генерала! Город горит, повсюду огонь, землетрясение. Спасайтесь! Всем бежать!
***
Зазвонил аппарат внутренней связи, дежурный ответил и почти сразу вскочил:
— Так точно! Эвакуируемся по третьему сценарию! — он положил трубку и в спешки принялся сгребать бумаги со стола, доставать папки из тумбы.
— Что такое? — спросил Дорбсон-Крабов. — Почему по третьему?
— Атака! Напали на город!
Старика, которого пришел вызволять Крабов, господин следователь схватил за шиворот и поволок вслед за уже убегающим тюремщиком.
 
Старик цеплялся за углы и пороги, замедлял движение. Вскоре Крабов бесился и едва давил в себе желание приструнить старика хорошим ударом коленом в живот.
Несколько дверей и коридоров оказались позади, они на улице. На плацу завелась беготня и срочная погрузка. Двоих, обмотанных сетью ограничителя, тащили к машине. Тоже мечтатели! Но что сделаешь? Не спасать же всех подряд!
Никого не выпускали за ворота, ждали приказа Шуршвилису — нынешнего главного по изолятору. Паника была недопустима. Все шло, как надо, но в убыстренном темпе. Крабов отказался от погрузки в военный грузовик, ведь у него был свой автомобиль, вызванный для Дорбсона! Сейчас джип был припаркован на стоянке за воротами, и пока Дорбсон не мог сесть в него. Шуршвилису сочувственно посмотрел на друга-собутыльника, положив руку ему на плечо, и согласился, чтобы тот ехал на своей машине.
Наконец ворота открыли. Вдруг кто-то крикнул:
— Смотрите туда! Воллдрим горит! — народ уставился аккурат на запад.
Там висел столб дыма, похоже город действительно горел. Подполковник быстро осек ступор. Через минуту выхлопные торнадо заполонили квадрат тюремного двора — машины разъезжались. В первой из них в кабине ехал Шуршвилису. Крабов планировал замыкать колонну.
Не спеша, таща за ворот старика Стива, он вышел из изолятора вслед за последней машиной, не забыв прихватить у КППшных дежурных свое табельное оружие. В изоляторе осталась лишь группа вояк, которые должны были запереть тут все и опечатать, но это еще полчаса-час — ждать пока они двинутся не имело смысла.
Наконец Дорбсон пристегнул старика ремнем безопасности. Скорее, чтобы тот не сбежал, нежели для этой самой безопасности, а для большей надежности приковал Стива наручниками к специальной ручке, приваренной к металлической «торпеде» военного джипа. Старик противно причитал:
— Начнем, пожалуй! Сейчас… начнем… начнем, — но вдруг принялся по-кошачьи мяукать. Крабов накинул на шею старику веревку со своим военным брелоком: возиться с фоулками не было времени.
— Придушить бы тебя этой веревкой. А ну, заткнись!
— Мяу, мяу, — жалостно завыл Стив.
— Чертов псих!
Кстати был ли этот состаренный пацан мечтателем, Дорбсон не знал, но «мяу» и все остальное… Лучше уж пусть будет с ограничителем!
Несколько километров позади, а колонна скрылась из виду. Крабов съехал с дороги и какое-то время выруливал по лесу, пока была возможность. В конце концов он был вынужден остановиться. Выпотрошив старика Стива из машины, он потащил его дальше. Тот отчаянно не желал идти, но если уж и шел, то слишком медленно, приходилось его постоянно подгонять и материть. До места встречи с Хармом было не меньше шести километров, а значит этого чертова старика ему придется тащить чуть ли не на себе.
— Закопать бы тебя прямо здесь, — сказал следователь и представил, как бьет старика лопатой по голове, и у того с треском ломается череп. Красочная картинка в голове вдруг отрезвила Крабова. Что за маньячество, откуда эта излишняя агрессия, а вдобавок несвойственная ему психованность?.. Неужели он получил не просто внешность, но что-то большее от Дорбсона?
***
Двери, утеряв магическое воздействие, прекратили хлопать, побежали люди: учителя, дети, армейцы. Народ спасался и нетрудно было понять, кто из них на службе, а кто погружен исключительно в спасение своей жизни. Вояки координировали действия, тащили документацию, едва-едва им удавалось организовать детей. Поток людей не был внушительным. Скорей всего самый массовый побег уже случился. Через запасные выходы школы или через окна.
 
Когда шок Глади отошел, она поняла, что ни военных, ни детворы в холле уже давно нет, да и маги куда-то подевались. Развороченный зал: камни, стекло, книги; перед глазами бордовая туфелька Глади, вторая — черт знает где. Хотя нет. Вон она — лежит, влипшая в лужу некой розовой жижи; рядом чья-то пустая кобура; какие-то тетради, разная мелочевка на полу, шприцы, окровавленный бинт… — старинный зал школы утерял изящество, превратился в руины былого величия, в школьно-военную помойку.