Как пламя костра

Торт имел большой успех. Когда допили всю содовую, Марша взялась помогать Дарси с уборкой. Пока они складывали в холодильник остатки пиршества, мужчины беседовали о бейсболе и в конце концов совершенно убаюкали Дженни.
Наконец гости распрощались. Сет с Дарси остались вдвоем. Движимая внезапным порывом, она проследила одну из морщинок, что скобками окружали подвижный рот Сета. Когда он хмурился, они углублялись, а когда улыбался, уходили в стороны. Его лицо было очень выразительным, если только он не надевал на себя бесстрастную маску.
В ответ Сет потянулся поцеловать ее. Дарси поняла, что еще немного — и разговор не состоится.
— Постой!
Она прошла на кухню, где все блестело после уборки, и достала с полки одного из шкафчиков плоский сверток из простой синей бумаги. Устроившись на диване рядом с Сетом, она протянула ему сверток с улыбкой, в которой сквозила нерешительность.
— А вот это… это я хотела подарить тебе наедине…
Несколько озадаченный, он развязал незатейливую бечевку и раскрыл обертку. При виде подарка взгляд его потускнел, словно на глаза опустились невидимые заслонки, и девушка поняла, что совершила ошибку.
— Как прикажешь это понимать? Ты ведь наверняка неспроста это затеяла, — сказал Сет, резкими движениями переворачивая страницы «Вельветового кролика».
Отступать было поздно. Собравшись с духом. Дарси встретила его взгляд.
— Я думала, книга тебе понравилась. Почему бы не обогатить свою домашнюю библиотеку? Возможно, когда взгляд будет падать на корешок, ты станешь думать не только о работе.
Сет поднялся, положил книгу на стол и начал ходить по гостиной. Когда он снова заговорил, в его голосе слышалось раздражение:
— Теперь я точно знаю, что это подарок с намеком!
— Что ж, не стану отрицать, — храбро подтвердила Дарси, хотя рот у нее пересох от волнения. — Я подумала, если ты прочтешь эту книгу, то поймешь, что любовь все-таки больше дает человеку, чем отнимает, так что бояться ее не стоит!
— Скажите, пожалуйста! Доморощенный психоаналитик!
— При чем тут психоанализ! Я просто хочу, чтоб мы наконец выяснили все до конца. Я слишком мало знаю о тебе. Что-то сделало тебя таким, каков ты есть. Я хочу понять, что же так сильно повлияло на твой характер. Нельзя умалчивать о самом важном, надо делиться, понимаешь?
Сет досадливо отмахнулся, отошел к окну и довольно долго молчал, держа руки в карманах стиснутыми в кулаки, как водилось за ним в тягостные моменты.
— Что ж, будь по-твоему, — сказал он мрачно. — Позволь изложить тебе суть дела, а потом можешь анализировать мое поведение сколько влезет. Итак, моя мать была величайшей эгоисткой всех времен и народов. Она утверждала, что любит меня, но ничем это не подтверждала. Она жила своей собственной жизнью, в которой были теннисные корты, гольф-клубы, бридж и тому подобное, а главное, спиртное, и не было места для маленького мальчика, который нуждался в ее заботе. Разумеется, все было очень прилично: мартини, дайкири и водка-коллинз, как принято у людей светских, но тем не менее без спиртного не проходило ни дня. Они с отцом только и делали, что ссорились. Человек работящий, он пытался и ее увлечь чем-нибудь стоящим, надеясь тем самым побороть дурную привычку. Мать в ответ называла его трудоголиком и говорила, что это ничем не лучше, что она давно уже «соломенная вдова», а он приходит домой только переодеться. По мере того как шло время, ссоры перерастали в скандалы.
Дарси представила себе мальчишку — вынужденного свидетеля растущей взаимной ненависти родителей, и сердце ее наполнилось состраданием. Неудивительно, что Сет не верит в счастливый брак!
— Когда мне было семь лет, родители развелись, — продолжал он тем же бесцветным голосом, словно декламировал у доски скучное стихотворение. — Отец хотел оставить меня при себе, и я всей душой желал того же, но ничего не получилось. Мать происходила из богатой и влиятельной семьи, и суд решил дело в ее пользу. Я знал, что не нужен ей, что она держится за меня только в пику отцу, но когда заговорил об этом, она ответила: что подумают люди, если она уступит бывшему мужу? Это опозорит ее в глазах соседей.
 
Сет тряхнул головой, словно пытаясь привести в порядок воспоминания. Помолчал.
— Процесс тянулся три месяца. Отец боролся за свои права, мать отстаивала свои интересы, а меня, разумеется, никто не спрашивал. Семья матери наняла лучшего адвоката, какого только можно было купить за деньги. Папе не так повезло. — Он потер висок и невесело усмехнулся: — Ну, что скажешь? Ты росла в семье, где все любили и уважали друг друга, куда уж тебе понять, что такое одиночество! Когда отец уехал, мне показалось, что я один в целом свете. Мне пришлось жить в доме, в который стыдно было вечером пригласить друзей из опасения, что они заметят, как бессвязна речь моей матери и как бессмысленны ее глаза. Это холодный дом, лишенный даже крупицы человеческого тепла.
У Дарси разрывалось сердце. И в самом деле, как она ни старалась, невозможно было представить себе жизнь бок о бок с чужим равнодушным человеком. На миг ей показалось, что у окна стоит, сунув в карманы кулаки, одинокий маленький мальчик, и она чуть было не бросилась к Сету. Но удержалась. Он был как натянутая струна, и весь его вид говорил, что для нежностей не время. Она постаралась вложить все свои чувства во взгляд, но Сет не смотрел на нее. Отвернувшись от окна, он поднял воздушный шарик, прочел надпись. Глаз его не было видно, но в голосе звучала давняя неизжитая горечь.
— По приговору суда отец имел право видеться со мной только раз в неделю. Мать ухитрилась превратить в ад и эта редкие встречи. Она набрасывалась на отца с упреками буквально у двери, дальше шла ссора, и казалось, что ничего не изменилось, что развода вообще не было. В конце концов она так пристрастилась к «Кровавой Мэри», что едва добиралась домой на своей машине. Отец думал, что рано или поздно дело кончится аварией, но когда заводил об этом разговор, все сводилось к препирательствам по поводу алиментов. Денег ей всегда не хватало якобы потому, что все уходило на меня. Когда мне исполнилось одиннадцать, отца сделали вице-президентом банка, и он перебрался на Эри. Наши встречи стали еще более редкими, только летом я проводил у него пару месяцев. Я спал и видел, как бы перебраться к отцу насовсем, но повторный иск требовал больших затрат, так что адвокат отца отсоветовал ему обращаться в суд для пересмотра дела.
Сет так резко и зло ткнул пальцем в шарик, что Дарси невольно прикрыла глаза в ожидании громкого хлопка. Ей хотелось сказать что-нибудь в утешение, но она не решилась сделать это, пока Сет не закончит рассказ. Он подбросил шарик, изо всей силы ударил кулаком и следил за его движением, пока он не опустился в противоположном углу комнаты. — Я был уже подростком, когда мать начала встречаться с кандидатом в мэры. Я его терпеть не мог, а он не выносил меня. Однажды я высказал ему в лицо все, что о нем думаю, и получил такой удар по физиономии, что два дня ходил с распухшим носом. Это решило дело — я понял, что в этом доме для меня все кончено. К тому времени я стал плохо учиться, отчасти еще и потому, что водился с ребятами из неблагополучных семей. Я понимал, что оказался в этой среде только по стечению обстоятельств, но проводить вечера с такими друзьями было все же лучше, чем дома.
Воображение Дарси рисовало картины одна другой мрачнее: стычки с шайками шпаны, неприятности с полицией, тоскливые возвращения домой.
— И что потом? — спросила она не без трепета.
— Однажды вечером у нас с матерью произошел крупный разговор. Я заявил, что погублю ее репутацию, буду кричать на каждом углу, что она алкоголичка, а если потребуется, дам об этом платное объявление в газете. Не знаю, поверила ли она, но рисковать не стала, главным образом потому, что готовилась к роли супруги мэра. Безупречная репутация была нужна ей как воздух, и она предпочла отпустить меня к отцу. — Сет перевел тяжелый взгляд на подаренную книгу и усмехнулся: — А ты говоришь о триумфе любви! Избавь меня от этого, ради Бога. Только тот, кто путает сказку с действительностью, верит в прекрасное «навеки».