Волчонок для Избранной (СИ)
— Замолчи! Взять ее! — закричала Серафима, понимая, что над ней издеваются. Молчаливые незаметные «местные жители», что стояли вдоль стеночки, словно для мебели, вдруг ожили. Они сгруппировались и набросились на Саманту, которая начала яростно отбиваться. Воспользоваться магией она не могла, поэтому оставалось лишь покрепче сжать оружие и драться, практически не надеясь на успех. Все-таки выстоять против десяти «Миротворцев» очень сложно.
Глава 33
Саманта задыхалась, с одинаковым усердием размахивая правой и левой рукой. В одной были зажаты отравленные дротики, которые, к счастью, оказались в кармане, а в другой — атамэ. Но когда противников оставалось пятеро, она поняла, что начинает сдавать. Ее движения стали замедленными, она начала часто промахиваться… Кровь из ран уже не просто капала. Она текла, струилась по белой коже, смешиваясь с едким потом, что попадал в глаза, мешая смотреть. И вдруг, как сквозь вату, Саманта услышала голос Серафимы, что стояла поодаль, наблюдая за бойней:
— Довольно! Выходим отсюда! Через пару минут огонь перекинется на драпировки, и тогда все будет кончено!
Саманта с усилием повернула голову и увидела, как пламя из перекинутых свечей лижет бахрому драпировок, которые висели вокруг икон. Она не знала, сделала ли это Серафима специально или просто насмешница-судьба решила поставить точку в этой истории. Сгореть заживо? Не самая приятная смерть. Но выбраться из пожара — наверно, больше шансов, чем выжить после смертельного выстрела какого-то «Миротворца». И с тихим стоном, сымитировав глубокий обморок, Саманта осела на пол.
В тот же миг упали все магические заслоны, чтобы вновь восстановиться, когда Серафима самая последняя испарилась в облаке переноса вслед за своими. Она сделала свое черное дело. Вот только двери остались заперты, а добраться до окон не позволил бы огонь.
«Ха-х, еще никому не удавалось прикончить неуловимую Волчицу… Есть, чем гордиться… Девочка далеко пойдет…» — мысли Саманты начали путаться, в нос лез противный запах дыма, а вокруг взбешенными псами плясало пламя.
Она почувствовала приближение уже настоящего обморока и в последний раз обвела взглядом горящую церковь. Взгляд наткнулся на крохотную бомбу, лежащую так близко, практически на расстоянии протянутой руки. Значит, Серафима решила перестраховаться.
Саманта царапнула тонкими пальцами пол, но ничего не успела сделать — провалилась в темноту. А в голове напоследок мелькнуло, что еще секунда или две — и храм взлетит на воздух.
***
Небо… Перед глазами — лишь бескрайнее синее небо такого пронзительно-голубого оттенка, что выжимает слезу… Небо, такое холодное. Такое чистое. И по контрасту, на фоне этой прозрачной голубизны, родился танец огня. Языки пламени танцевали, изгибаясь, сливаясь друг с другом, рождая невиданные узоры, диковинные цветы, странные фигуры.
Далеко внизу полыхало пожарище, разлеталась вдребезги старинная церковь, от силы взрыва стирался в крошку гранит. Где-то там угрожающе клубился черный дым, а здесь, в самом сердце небес, царил покой.
Покой, нарушаемый лишь отчаянным танцем особого чистого огня. А в нем можно было угадать очертания загадочной птицы Феникса, что била крыльями, словно пытаясь вырваться из клетки. Невероятная красота, от которой перехватывало дыхание.
У этого Феникса, рожденного из огня, вырвавшегося из взорвавшейся церкви, была душа… Душа Саманты, что умирая, возродилась и сейчас стремилась обратно на Землю. Любовь привязала ее прочнее всякой веревки. И магия активировалась вместе со взрывом бомбы, защищая свою владелицу. Врожденные силы Феникса не были обычной магической энергией. И подавить их Серафиме не удалось.
Сон Френсиса не сбылся, чудо свершилось. И сейчас грозный гигантский огненный Феникс разрывал крыльями воздух, мечтая поскорее вернуться на землю, перекинуться обратно, в человеческий облик… а потом обнять Френсиса крепко-крепко и больше никогда не отпускать.
Глава 34
— Да я… Я тебя больше никогда никуда не отпущу! — взволнованный и гневный голос Френсиса звенел от напряжения.
А Саманты — от смеха.
— И что, наденешь на меня поводок, будешь водить по улицам, как комнатную собачку?
— Хихикаешь, значит… Да я тебя! В банку посажу, ватой обложу!
Его объятия оказались такими крепкими, что стало трудно дышать. Или это просто неожиданные слезы, что встали в горле комом?
«Наверное, он и вправду любит меня, — подумала Саманта. — Так непривычно, так приятно, так…»
— Прости меня… — такие непривычные, почти робкие слова.
Гордая Волчица никогда не просила прощения, только ершилась и бросала в лицо колкие фразы. Она не ластилась к рукам. А сейчас словно и вправду превратилась в комнатную собачонку… И он, будто понял ее состояние, потаенные чувства, больше не ругал. Лишь прижал к груди, как маленькую, нежно гладя встрепанные черные волосы.
— Ты не представляешь, что я пережил за это время. Сначала мне приснился сон…
Когда он рассказывал то видение, по спине Саманты побежали мурашки. Она почти наяву ощущала, как натягивалась веревка.
— Теперь все будет хорошо, — проговорила хриплым, сорвавшимся голосом Саманта, спрятав лицо на плече у Френсиса.
В этот момент, спасшись от страшной гибели, она и вправду верила в свои слова.
***
Ночь расцвела всеми оттенками красного: золотисто-оранжевым, алым, темно-бордовым… Казалось, даже небо впитывало мягкий свет костра, у которого собралась вся небольшая армия Волков. Девушки и молодые люди, они были еще так юны, а война уже поставила на лицах свою незримую печать. Они рано повзрослели, их не пугала кровь, боль, смерть.
Они давно избавились от иллюзий, но в глубине души у каждого из них цвел хрупкий белый цветок надежды. Вера в лучшее, в то, что они сражаются за правое дело и, вопреки всем мрачным прогнозам, победят! Пускай против них — весь мир. Но незримые ниточки, связующие людей, дарящие пьянящие чувства дружбы и любви, заставляли чувствовать себя всемогущими.
Костер весело потрескивал, освещая молчащих людей, что, не моргая, смотрели на переливающиеся всеми цветами радуги языки пламени. Ладонь Френсиса накрыла тонкие пальчики Саманты, Мелани незаметно подвинулась ближе к Тэйлору. Да и остальные разбились по двое, стремясь сохранить этой волшебной ночью ту незабываемую близость, о которой мечтает каждый человек на планете.
— Сыграй… — тихо говорили они друг другу, передавая по кругу раритет — старенькую гитару.
Конечно, очень глупо таскать с собой, варясь в котле войны, музыкальный инструмент. Но Волки хранили ее, как зеницу ока, хотя и пользовались нечасто. На памяти Френсиса, они впервые достали ее. Да и, наверное, это произошло только благодаря чудесному исцелению, к которому он приложил руку.
Вот и решили отметить таким нестандартным способом, еще не зная про его секрет. Некоторые называли этот дар странным, иные — колдовским, но истина оставалась неизменной. Когда Френсис пел, все замирало, и сама природа впитывала каждый звук, наслаждаясь… Его голос звучал чарующе, он манил, притягивал, и невозможно было оторваться, погружаясь в атмосферу песни. Голова шла кругом, и хотелось, чтобы эти минуты продолжались вечно.
— Сыграй?
Френсис не хотел открывать свой секрет, суть которого заключалась в том, что он — эмпат, умеющий глубоко прочувствовать песню, раствориться в музыке и спроецировать свои эмоции на окружающих. Это было слишком опасно — открываться чужим. Пускай даже на несколько минут, но позволять любому утонуть в своих сокровенных чувствах, слиться душой.
Однажды Френсис уже спел романс. Одной молоденькой светловолосой девушке. Она влюбилась без памяти, но с тех пор в сердце затаилась тайная грусть. Иногда в голову всплывал вопрос: «Интересно, а любила бы меня Серафима, если бы не та песня, не та магия?»