Искра в аметисте (СИ)

Изо рта Уго заструилась кровь, сам он понял, что именно задумали его сообщники слишком поздно. Всегда… слишком поздно. А ведь можно было догадаться, что в живых его не оставят. Мужчина тяжким кулем скатился с лошади на снежное мягкое посмертное ложе.
— Ты… — обратился он к человеку, которого слишком долго называл другом. — Ты… еще заплатишь… за свои грехи…
— Не сомневаюсь! — произнес принц, вытирая смертоносную спицу снегом. — Мы все за все платим, вот вы уже внесли свою ренту.
— С-сволочи… — изо рта звуки выходили со свистом, а нутро разрывала неимоверная боль. Уго Дардас понимал — пришла его смерть, но почему так долго, почему он все еще видит эту ухмыляющуюся рожу. Тьма наконец застила ему глаза, и ледяной холод добрался до сердца. Оба всадника разъехались в разные стороны и удалились со злосчастной поляны.
Каким глупцом он все-таки был! Так глупо прожить жизнь отступника. Но разве мог он тогда ослушаться отца? Наверное, мог, если бы только захотел… Теперь уже поздно думать о потерях. Слишком поздно…
13.3
В дурной оголтелой скачке мне стало закладывать уши. Загонщики трубили в рожки, а ловчие в расшитых кафтанах подбадривали борзых радостными вскриками и улюлюканьем. Нет, охота — это не для меня. И дело даже не в том, что я была никудышной наездницей. Беда была во мне самой — любое лишение жизни — будь то человек, животное или любое другое существо — мне казалось чрезмерным в своей жестокости. Как можно было наслаждаться процессом издевательства над бедным животным, пусть это и был громадный кабан. Сам по себе боров абсолютно безвреден, если не заходить на его поляны и не есть его желуди.
Чтобы хоть как-то отойти от бешеных скачек, я свернула в сторону от всей процессии. Отъехала на небольшое отдаление от звериной тропы. Решила, даже если и заблужусь, то ничего страшного — я выросла неподалеку от Неймальских болот, так что в лесу, среди пней и древесных стволов, могла ориентироваться получше, чем среди людей. Хотя и те, и другие иногда отличались особой замшелостью и твердолобостью.
Хотелось отдышаться и наедине с собой обдумать произошедшее накануне с эльфийским принцем. До чего же самоуверенный тип! Годами эльфийцы пытались разрознить власть в Латгелии, стравить правящие дома, чтобы уничтожить основное препятствие на пути к овладению всем континентом. С чего они решили, что только Латгелия стоит у них на пути?! Неужели они думают, что Иманский Каганат станет терпеть их господство, а ведь у них традиции встречи нежеланных гостей острыми клинками гораздо древнее, нежели у нас. А почему сброшены со счетов мейгиры — эти вообще свободолюбивые кочевники, свою волю и контроль над караванными путями они ни на что не променяют, да и внести раздор в их общество любителям интриг и гадостей будет сложно.
Глупость какая-то!
Нет.
Что-то за этим лежало более серьезное. И почему только Латгелия? А не Ивелесс, тот же Каганат или другая страна?
Мне казалось, что Майло о чем-то догадался, но, разумеется, своими догадками со мной делиться не стал. Над этим стоило поразмыслить в более спокойной обстановке, а не, укрывшись в заснеженном лесу, во время преследования огромного вепря.
И так! Люди потеряли возможность владеть магией чистого источника. To есть потеряли не полностью. К примеру, у меня была своя магия, не заимствованная, как у моего отца или лорда Вардаса. Эльфы потеряли возможность иметь детей. Они фактически… могли вымереть, если бы не их долголетие.
Это было странно.
Считалось, что магия стала уходить из мира через некий разлом, образовавшийся в материи мироздания, после прихода на наши земли эльфов. Но Эратриэль не упоминал никакого разлома. Совсем наоборот, винил людей в том, что дарованная сила богов истаивала на глазах, а эльфы не могли производить на свет детей…
А что если не было никакого разлома! Принц постоянно делала всякие намеки, ходя вокруг да около, надо только ухватить эту ниточку. Догадка плавно стала просачиваться в уставший не выспавшийся мозг, разрывая все мыслимые и немыслимые представления о мироустройстве. От этого голова разболелась с такой силой, что, казалось, из носа вот-вот хлынет кровь.
 
И как доказательство правильности направления мыслей, в памяти возникли слова Оракула: «Твоя честь в бесчестии».
Что он вообще тогда имел в виду?
По спине пронесся озноб, а лицо обдало жаром. Боги! С этим миром стало твориться нечто недоброе уже давно, раз все так, как я думаю… только лучше бы я никак уже не думала. Способна ли я одними своими догадками и измышлениями подтолкнуть целый мир к грозящей ему катастрофе?
Проклятая богиня, как же! Вот я — дура наивная!
Эльфиец, поди, умучался вчера с намеками мне тугоумной. А я, знай себе, сижу да глазами хлопаю! Понять ничего не могу. Дура!
Он не зря завел разговор про волшебные зеркала, души, заключенные в них и особый порошок. Понятное дело, эльфы мерзавцы и преступники, только каков с них спрос, если и сами люди не далеко ушли от них самих.
Почему был уничтожен орден Гильтине? Ведь некроманты всегда обладали добротными древними знаниями, им долгое время позволяли сосуществовать с другими культами, а потом неожиданно их признали вне закона. Еретиками и предателями веры во всех Богов небесного Клаусаса. Из смутных воспоминаний изученных летописей следовало, что были выявлены их опыты над людьми…
Вот тебе и пожалуйста!
Некроманты разгадали секрет эльфийских живых зеркал!
От догадки даже затошнило немного, так неприятно было осознавать всю человеческую бесчеловечность.
Именно силой и знаниями некромантов воспользовались сильные мира сего, чтобы сдержать эльфийское расселение вглубь континента. Как именно, я не могла объяснить, но скорее всего это и было связано с зеркалами. Возможно, от этого и сами эльфы утратили способность производить потомство на свет…
Уйдя в себя, я машинально потянула за вожжи, но упрямая кобыла, доселе послушно ведомая, встревоженно зафыркала и встала как вкопанная. Мое внимание привлек странный звук из-за густого ельника, от чего я опомнилась и обнаружила себя стоящей на красном снегу.
Кровь разом схлынула с моего лица.
Неужели я набрела на разъяренного, и что еще хуже, раненного дикого вепря. От ужаса не сумела даже вскрикнуть, так и замерла с открытым ртом, ни вдохнув, ни выдохнув. Ноги, казалось, приросли к тому самому, окрашенному в кровь, снегу.
И снова этот стон. Который не был похож на звериный рык. Но, мало ли?
Любопытство было не настолько сильным, чтобы сломя голову ломиться через колючий кустарник. Но третий вздох, принадлежал явно человеку.
Вот дура безголовая! А, если ранен кто-то из охотников? Надо срочно помочь! Спасти.
Только спасть было уже нечего, точнее некого.
Передо мной лежал умирающий человек. Жизнь уже почти покинула это грузное тело.
— Лорд Дардас?! — бросилась я к мужчине.
Наивность и надежда всегда близкие подруги. Я очень верила в то, что несмотря на отчаянное его положение, смогу спасти отца Лукреции. Мысли о последствиях моего нахождения рядом с истекающим кровью лордом в голову не пришли. Передо мной умирал человек — моя покровительница всегда милосердна, даже к своим врагам. А я, как истинная последовательница Живы, должна оказать помощь.
На беглый взгляд ни серьезных рваных ран, ни, упаси пречистая, колющих ранений не было заметно. Но откуда же столько крови вокруг и на нем самом?
— Лорд Дардас! — колени подогнулись сами, а руки подсунули под леденеющий затылок край собольей накидки. — Я вам помогу!
 
В глазах мужчины отразился ужас.
— Нет!.. — от вскрика изо рта у него кровь брызнула с новой силой.
— Я могу помочь…
— П-поздно… — неожиданно в предсмертной агонии Дардас схватил меня за меховой подбой плаща, а я не пыталась даже вырваться, позволив умирающему в последний раз ухватить кусочек жизни. Но следующие его слова меня повергли в ужас: