Брак по драконьему обычаю, или с Новым Гадом, наследница! (СИ)
— Увести его, — командует кому-то Неймир Айто, и три тени в плащах с эмблемой непонятного вида обступают слегка побледневшего шатена, который больше не улыбается.
Обступают — и исчезают вместе с ним.
— Императорские ищейки, — шепчет на ухо Заррас.
А ректор… уже рядом со мной. Он выхватывает меня из рук трау, крепко обнимает и мир вокруг нас меняется. Я только моргнуть и успеваю, как мы оказываемся в спальне. Знакомой такой спальне. Когда-то, на заре моего попадания в этот мир, я уже здесь была…
— Не молчи, как ты? Нога болит? Что чувствуешь? Удушье, головная боль, слабость, тошнота? — Перечисляет радостный список Неймир Айто, усаживая меня на постель.
Миг — и он уже стаскивает с меня сапог. Теплые чулки тоже стаскивает и обследует место укола. Оно кажется слегка синеватым, но чем дольше я смотрю, тем больше кажется, что синева не наступает, а наоборот… уходит.
Я до сих пор толком не успеваю все осознать и испугаться, хотя холодок под кожей и испарина на лбу дают о себе знать.
— Я… ничего такого не чувствую, — говорю неуверенно, — и не болит уже даже. Это Иль, наверное…
— Нет, — обрывает меня Неймир Айто.
А потом вдруг подхватывает с постели, вжимают в стену и целует. Крепко, жадно, почти безумно — сначала. Так, как будто не может насытиться, не может самому себе поверить. А потом — словно извиняясь — бережно и нежно, слизывая кровь с губы, обхватывая ладонью затылок, окружая меня собой, обволакивая морозным запахом.
Он слаще меда и нежнее вьюжных объятий. Он сам — полет. Он дарит крылья одним касанием и сводит с ума каждым словом и действием. Он хуже любого яда, потому что мигом проникает под кожу и доходит до самого сердца, не давая и шанса от него избавиться. Но я и не хочу. Все, чего хочется сейчас — это забыть обо всем на свете, увлечься, взвиться в вихре нашей общей страсти, не думать о том, что творится вокруг, и…
— Нам стоит остановиться, — это сказала не я! Дракон! Нахальный, жадный, невозможный, желанный!
— Правда? — Туман перед глазами немного раздался в стороны, но я все ещё была очень близка к удушению бесстыдной ящерицы!
Мы были, оказывается, уже в постели. Огромной, монументальной. И были, мягко говоря, почти не одеты. А чья-то ладонь нахально пыталась добраться до самого сокровенного… я про теплые рейтузы, незаменимая вещь!
— Правда, — выдох мне в губы.
А потом меня решительно укутали в одеяло и сели рядом, сверкая голым торсом.
— Пока тебе грозит опасность, пока ты сама не захочешь меня, не захочешь быть рядом, быть моей семьей… это… преждевременно, — мужчина дышал ровно и смотрел спокойно, будто это и не он пил душу из меня несколько секунд назад!
Ясные серебряные глаза смотрели внимательно, и столько затаенной нежности и какой-то… решительности, внутренней собранности в них было!
— А целовались вы, мой драгоценный муж, как будто бы желая совсем другого, — поддела.
Самую капельку. Я была с ним согласна, не дети уже все-таки, головой надо думать, Терри! Если окажемся в одной постели — где не только баранчиков считать будем — брак уж точно будет нерасторжим!
Вот только не было внутреннего протеста. Скорее, теплая волна принятия и согласия. Наш дракон. Наш, ручки мои загребущие!
— Трудно с тобой удержаться, Эстер, — сверкнули глазами, — потому что ты — и жизнь, и судьба, и сердце. Мой зверь был умнее меня… Я боялся, что потеряю тебя, — открыто и спокойно ответил мужчина, и так и притянул к себе сверточек в виде меня в одеяле.
Я прикусила губу. Это признание? Больше, чем оно. Внутри разгорался жар — но не страсти. Этот жар не погасить движением тел, он жаждет движения душ. Он желает… любви. Любви дракона с глазами цвета зимней стужи.
Терри, дракона и так схватили, теперь главное не выпустить, подумай лучше о другом! И не менее, замечу, важном!
— Спасибо, мило… Неймир, — выдохнула, дотянувшись до щеки мужчины.
И щетины нет. Гладкая серебрящаяся кожа. И несколько ниток шрамов.
— Потому что ты тоже мне, я… — что же так сложно? Где твоя храбрость?
К моим губам прижали палец.
— Молчи. Я чувствую. Понимаю. Лишние слова только все портят. Сейчас позову Шелраха, но, удивительное дело, похоже, что твой организм иммунен к одному из опаснейших ядов нашего мира! — Горячее дыхание коснулось затылка, и ректор прикрыл глаза, видимо, как-то связываясь с целителем.
Отчего-то была твердая уверенность, что со мной все в порядке. Все, что хотелось — успокоить друзей, растрепать шерсть моей живности и узнать, каким образом сюда притащили ядовитую лиану и зачем лже-Ликтар решил извести именно меня, если нацелился на ректора?
Хотя, глупый вопрос. Убивал сразу двух зайцев. Подставлял ректора, показывая, что безопасность в Академии оставляет желать лучшего — раз. Избавлялся от помехи планам заговорщиков по завоеванию ректора какой-нибудь милой Изменчивой воблой — два.
Конечно, я постараюсь вызнать подробности, но, думается мне, я права. А потому — фигушки вам, господа, пора, пора вычислить оставшихся пакостников! Минус Ликтар… не буду об этом думать! Минус Тиони и Эльмира — кстати, узнать, что с ними.
А потом, как узнаем подробности… можно и свою собственную охоту открыть! Потому что, кажется, я все-таки хочу замуж, по-настоящему! А муж у меня отнюдь не для того, чтобы его травить!
Часть 12. Второе испытание.
Разговоры-разговоры… Особенно приятно их разговаривать, сидя уже снова одетой в академическую униформу под боком самого ректора, который крепко обнимал меня одной рукой и то и дело зарывался носом в мои волосы.
Нюхает. Успокаивается — как пояснил вызванный мне целитель Шелрах.
Мне бы тоже успокоиться. Потому что… колет иголочкой предательство Ликтара, даже если я понимаю, что Ликтар — это никакой на самом деле не Ликтар. А ещё хочется задать сразу миллион и один вопрос о том, что происходит вокруг, о моем отце, о наших отношениях — если они есть, конечно. Но я сдерживаюсь. Понимаю, что постепенно со всем разберусь и все встанет на свои места. Как бы ни помолодело тело или мозг в этом чудесном мире, я все ещё оставалась собой.
И, как ни странно, когда трау отпустил целительскую магию и заверил нас, что со мной все в порядке и яд просто разложился без следа, первые вопросы, на которые я получила ответы, были связаны с ядом и судьбой Ликтара.
И если о яде нам рассказал трау, то вот о лже-Ликтаре и его проникновении в Академию уже поведал Неймир Айто. Видимо, за то время, пока меня осматривали, успел узнать по небольшой зеркалке — как называли местную связь — некоторые подробности.
Еле от меня отвлекся — судя по лезущим когтям. И я совру, если скажу, что такая забота была мне неприятна!
— Полагаю, тебя волнует судьба твоего друга, — заметил лорд Айто, когда меня уже размотали из одеяла, осмотрели и усадили подлеченную и успокоенную поверх покрывала.
— Друга, — нет-нет, реветь мы не будем, в первый раз как будто, право слово! — Да какой он мне друг после этого…
Волк тамбовский ему товарищ, как говаривала Вера Михайловна, милейшая завхоз на моей последней работе.
— Не скажи, — я ошарашенно вскинулась, ушам своим не веря. Чтобы ректор защищал предателя? — дело в том, что на испытаниях ты познакомилась с настоящим Ликтаром. А вот после, перед самым поступлением, его заменил Изменчивый.
Горло перехватило. Сосулька ему под хвост, а…
— А настоящий Лик…
— Жив, — ответил Неймир Айто, улыбнувшись уголком губ, — пока не совсем здоров — все же он пролежал в стазисе долгое время, но им уже занимаются целители.
Как камень с души. Даже настроение резко вверх скакнуло!
— А…
— Он сможет вернуться к учебе, не так уж много пропустил, догонит, — спокойно откликнулся муж.
Я дернулась к нему, намоталась на шею, обнимая и впервые так ярко выражая свои чувства. Да, было смущение, но восхищения и благодарности было куда больше.
— Мне страшно видеть, насколько ты меня понимаешь, — призналась.