Удельный князь (СИ)
Под лучами зимнего солнца бликовали острия копий, мерно покачивались наконечники шлемов. Укутавшись в плащи от злого ветра, его сотни нескончаемым маршем уходили за горизонт по накатанной санями колее. Дорога была диво как хороша. Два, а то три всадника в ряд шли. Прозвучал рог!
Около передового отряда мелькнул красный парус самоходных саней. Раздался едва слышный хлопок и один из воев свалился бездыханным.
— Kad tave perkūnas nutrenktų![ii] Не выдержал князь и выругался на родном. Опять чёрное ведовоство! На что он рассчитывает? Глупец! Жалкие обстрелы лишь злят воев, но они уже готовы к кровавой тризне.
Несмотря на бахвальство, проблем неуловимые стрелки доставляли изрядно. Вои не сразу сообразили, чем именно губили дружину, а когда же нашли маленькую и толстую стрелку, возмутились до глубины души низкому и нечестному оружию. Убивало оно и лошадей, создавая заторы, подло зажигали огненное зелье прямо под ногами скакунов, отчего те целиком уходили под лёд. Но самое поганое, что вои этого князя, уходившего от честного боя, воровали дрова! Не зерно, не припас, а именно дрова. А если не выходило, их попросту поджигали и так, что потушить их не могли ни вода, ни сырые шкуры. Всё это привело к тому, что вместо двух дней он шли шесть. Мерины едва передвигали ноги от усталости, многие вои замерзли и слегли от горячки.
Петляя между малыми островами Кондопожской губы, санный тракт упирался в устье реки Суна, где дымил малый погост Янушполе, что в переводе с карельского языка означало «заячий край». Уж чего-чего, а ушастых вэтих местах хватало. И дальше им хода не было. Меж северным берегом Онего и безвестным островом фалангой вытянулись пешцы князя с копьями и топорами наперевес.
Перед ровным, словно нитку натянули, строем гарцевал десяток всадников в латной броне. Фланги же прикрывали мортирки и пузатые бомбарды.
— Четыре сотни. Не больше, — воевода намётанным глазом, сходу определил число противостоящим им пешцев.
— И дюжина конных, — задумчиво добавил князь. — Где-то схоронили остальных.
— Если и так , какой с этого толк? Супротив нас всё одно не сдюжат.
— Может дозоры отправить?
— Не след того делать, князь. Место они с толком подобрали. Окрест снега наметено по пузо лошадям. Не обойти никак. Брег же зубами каменными усыпан и чащобою порос крепко. Они-то небось тута кажду тропку ведают. Порубят попусту нашу сторожу. Загудел рог и князь Мстислав, распустив алый прапор скакал им навстречу. На половине пути он остановился и слез с лошади.
— Поспешай, князь, — Айдас похлопал воспитанника по плечу. — Может и добром дело разрешим, без крови.
Ударив шпорами в бока, Александр устремился вперёд. Вид Мстислава его удивил. Высокий, куда выше его, с золотистым волосом цвета спелого пшена он был в черной как смоль броне, украшенной золотыми и серебряными узорами. Доспехи сидели как влитые, а по центру кирасы рельефно выпирал личный греб — вран с мечом и пером. Не меньше изумили доспехи богатырского размера коня, что не уступали княжеским в убранстве. Не соврал Колыван то, подумал Александр. Одной брони на полтыщи рублей будет! А за такого красавца он две сотни выручит, никак не меньше!
Князь посмотрел на него пристально. Кивнул вроде как самому себе и заговорил:
— Здравия желать не буду. Пришёл ты ко мне аки тать и людей моих, что с добром шли, живота лишил. Однако же крови не хочу меж нами, потому один раз говорю, забирай своих воев и возвращайся с миром.
— Ха-ха-ха. Видал азм наглецов всяких, но таковых, как ты, не встречал! Ты и впрямь пешцами супротив меня собрался биться?! Уж лучше в полон сдавайся, дурень, целей будешь.
— Кто из нас целей будет большой вопрос, — Мстислав презрительно глянул на доспех Александра, отчего тот взъярился, но вида не показал.
— Пришёл я не с татьбой, а по делу господина Новгорода Великого. Мзды и промыта с тебя взять! Он швырнул под ноги Мстиславу вечевую грамоту.
Однако тот не побрезговал и, подняв её, внимательно прочёл то и дело ухмыляясь.
— Быстро, гляжу, торгаши подсуетились. И как на самом деле было, тебе вижу не интересно знать.
В ответ Александр презрительно хмыкнул.
— Я так и думал, — Мстислав кинул письмо к ногам Александра. — Сей грамоткой можешь себе зад подтереть. Ишь ты, две тысячи рублей мыта захотели. Губа погляжу не дура.
Александр схватился в гневе за топор. Никогда прежде его так не называли. Но под цепким взглядом князя, державшим в руке какую-то трубку всё же отпустил оружие. Только и процедил:
— Стопчу!
Развернувшись, он лихо запрыгнул в седло и, поддав шпорами коня, рванул к дружине. Ожидание надолго не затянулось. Затрубил рог и конные сотни литовцев пришли в движение. Лава шириной в три десятка всадников с каждой секундой набирала скорость. Разгорячённые лошади хрипели, пена срывалась с уздечек. Страшное зрелище: огромная монолитная масса конницы, сносящая всё на своем пути. Триста метров, двести и лощади переходят в галоп. И пешцы не выдержали, побежали!!!
Раздался торжествующий рёв сотен людей. Князь поднял фамильный серебряный топор, украшенный козлом, и выкрикнул родовой клич. Казалось сейчас враг будет растоптан, но… что-то пошло не так.
Александр не знал что время рыцарской конницы уходило. Тридцать восемь лет назад, в1302 году произошла знаковая битва при Куртрэ. Сражение примечательное, обычно его рассматривают в качестве вехи, знаменующей окончание главенства конницы и начала пехотной революции. Уже случились битвы при Арке и Монс-ан-Певеле, где организованная пехота также показала себя достойно, хотя она имела в общем то обычные полутораметровые копья. В Восточной Европе об этом знали, но всерьез пока не воспринимали. А про знаменитые баталии швейцаров, кроме городов-государств северной Италии и в самой Европе никто н сном ни духом так как эти ребетя ещё не выработали свою победную тактику.
Пикинеры стояли коробочками десять на десять, усиливали их строй алебардисты-бомбардиры. Если кто и мог выдержать удар конницы, то они.
Пехота моя бежала притворно. Отступила по сигналу горна, в самый последний момент, обнажив сотни вмороженных в лёд колышков. Небольших и добротно присыпанных снегом, отчего их никто не заметил. Более того, когда первые лошади начали падать, массы конницы всё еще стремились вслед за противником. «Подлое» поле было сделано в шахматном порядке и было шире, куда шире полосы атаки. Но агрессорам это пока не было известно.
Инерция разогнавшегося коня со всадником чудовищная, сила удара копья достигает триста Джоулей, в пять раза мощней удара бетонолома. На упавших налетали мчавшиеся следом. Те же, кто успевал затормозить, сворачивали и попадали в боковые «минные поля» и в итоге опять же оказывались сброшенными на землю. Образовалось чудовищная каша из людей и лошадей. Бомбардиры сразу начали разряжать в эту кучу-малу гранатки с дробью и рубленными гвоздями увеличивая хаос.
Ужас охватил воинов литовского князя. Взрывы, дым, разоравшиеся кишки и кровь повсюду. Жару добавляли бомбарды и десяток мушкетеров, каждый выстрел которых попадал в цель. Но далеко не все всадники попали под раздачу, задние сотни успели среагировать и остановиться, а после развернуться. Они сразу же попытались прорваться, обойти нас справа, но внутри сугробов их ждал неприятный сюрприз. Ежи, связанные из кольев, сотни ежей, которые перекрывали весь восточной и западный фас залива. Оставив на кольях десяток коней, литовцы откатились в центр ледового поля.
А тем временем прозвучал сигнал к атаке, нашей сторонв. Первые два ряда держали пики на правую руку, на уровне груди и живота, алебардисты отошли в третью шеренгу и били алебардами рубящие или колющие удары сверху, добивая уцелевших. За ними стояло два ряда посохи, не имевших нормальных доспехов. Они держали пику на левой руке, на уровне живота и груди. Ощетинившийся рогатинами и алебардами строй работал подобно мясорубке не оставлял за собой ничего живого.
И тем не менее о полном разгроме речи пока не шло. Литовский воевода собрал в кулак уцелевших и, добавив две резервные сотни, восстановил управление. Разогнавшись во второй раз, строй всадников атаковал выдвинувшихся пешцев. Нам на руку играло три фактора — усталость, торосы и страх. В это раз пики не прятали. На всю длину выставили. Жесткие тренировки дали о себе знать и команды десятников выполнялись с рекордной скоростью.