Европейский сезон (СИ)

Дом стоял тихий и безжизненный. Следы от обстрела исчезли, фасад был покрашен заново. Горели только фонари на воротах. Флоранс заперла калитку. Жо украдкой потрогал правый карман джинсов.
— Незачем его щупать, — прошептала мама. — Ты ничего не потерял. Лучше передай мне сумку, а то рискуешь запутаться в ремнях.
В правом кармане джинсов Жо лежал складной нож. Флоранс была уверенна, что в случае осложнений, от этого "оружия" будет больше неприятностей, чем пользы. Но мальчик хочет быть защищенным, и в этом его вполне можно понять.
— С "Береттой" я бы чувствовал себя лучше, — прошептал Жо, послушно передавая мешающую сумку.
Флоранс промолчала, — сама бы она чувствовала себя куда лучше рядом с Катрин, пусть у подруги и не будет всяких стреляющих железок.
Они подошли к ступенькам. За дверью немедленно заскреблись, коротко и радостно тявкнул Цуцик.
— А нас здесь рады видеть, — расплылся в улыбке Жо.
— Вернее, нас рады слышать, — сказала Флоранс и попробовала отпереть дверь. Дверь оказалась заперта на засов. Флоранс негромко постучала. Было слышно, как прыгает за дверью Цуцик, как стучат по полу его когти, но со сложным запором пес явно не мог самостоятельно справиться.
— Может, я через веранду попробую залезть? — растерянно предложил Жо, но тут дверь распахнулась
На пороге стояла Мышка. 
И Жо, и его мама, потеряли дар речи. Даже Флоранс, неплохо знакомая с экстравагантными привычками девчонки, оказалась не готова к увиденному. На Мышке был потрясающий черно-белый наряд горничной — кожа, латекс, кружева, четкая белизна изощренно обнаженной плоти. Юбочка, не смотря на свою пышность, не скрывала подвязки ажурных чулок. Ниже юбки ножки обтягивали узкие лакированные сапожки. Личико под иссиня-черным париком и кружевной наколкой несло на себя обильный слой макияжа.
— Это вы? Хорошо, — отсутствующим голосом сказала Мышка и села на корточки. Стукнул выпавший из-под фартучка "Глок". Девочка закрыла лицо ладонями в белоснежных митенках.
— А… — начал Жо.
— Забери револьвер и в свою комнату, живо! — рявкнула Флоранс. — Я здесь и сама разберусь.
Мышка вяло потянулась, было удержать пистолет, но Жо уже подхватил оружие и поспешно удалился по направлению к своей комнате.
— И ты, хвостатый, иди, — скомандовала Флоранс псу, и Цуцик решил не возражать.
Флоранс швырнула дорожную сумку в угол, заперла дверь и, ухватив за тонкую шейку, подняла девчонку на ноги:
— Ты одна?
В тусклом взгляде Найни появилось некоторая осмысленность и удивление:
— Я? Да. И Цуцик…
— Понятно. Марш наверх. Я сейчас приду, и ты мне все объяснишь.
Мышка покорно повернулась и отправилась к лестнице, вот только на своих высоченных каблуках она держалась с явным трудом.
Флоранс заглянула на кухню. Жо пригнулся за столом, Цуцик попятился куда-то под мойку.
— Жо, я буду очень признательна, если ты немедленно уберешься в свою комнату и ляжешь спать. И не смей мне сейчас возражать.
Сын кивнул и поднялся со стула.
Прихватив бутылку минеральной воды, Флоранс поднялась наверх.
В комнате Мышки стоял кровавый полумрак, — светилась лишь красная электрическая гирлянда, укрепленная над изголовьем постели. Между подушек лежала груда чего-то черного, кожаного, в ремнях и пряжках. Сама девчонка сидела на постели, сложив маленькие ладони на оголенных юбочкой коленях. По броско раскрашенному личику пробегали волны мутного кровавого сияния.
Флоранс сглотнула, — картина выглядела довольно пугающей. Особенно безучастное, мертво-яркое, хорошенькое личико Мышки. Ну, здесь нет Катрин, чтобы разобраться по сути. Флоранс набралась храбрости и сурово поинтересовалась:
— Что стряслось? Что значит этот карнавал?
— Нет здесь никакого карнавала, — безразлично прошептала девчонка.
— Да? А откуда этот непристойный костюмчик? И это могильное освещение?
— Мне так нравится. Это мой костюм. Я такая. Вы просто неожиданно приехали. Нужно было позвонить и…
— Что ты такое несешь?! — возмутилась Флоранс. — С каких это пор я должна заранее предупреждать о своем приезде? Пусть это не только мой дом, но я здесь имею право находиться не меньше Цуцика.
 
— Я не это хотела сказать… — начала девчонка, но Флоранс ее решительно прервала:
— Мне наплевать, что ты хотела сказать. Немедленно объясни, почему ты бродишь по дому в таком виде? И главное, — какого черта ты достала пистолет? Ты сама соображаешь, что ты делаешь?
— Я не могу больше соображать, — прошептала Мышка. — У меня нет сил. Она не вернется.
Флоранс резко шагнула к постели и влепила девчонке звонкую пощечину. Голова Мышки качнулась в ореоле черного блеска волос. Девочка подняла изумленное личико. Ее глаза украшенные черными линзами, почти скрывающими зрачки, казались абсолютно нечеловеческими.
— Вы… вы не можете. Теперь, когда…
Флоранс только что до полусмерти перепугавшаяся собственного поступка, без раздумий влепила вторую пощечину.
— Я тебе дам "когда"! Сучка тупая. Только посмей воображать, что знаешь лучше меня.
— Она бы уже пришла, — пролепетала Мышка. — Она бы никогда вас не оставила. Две недели, — она сказала, но прошло уже шестьдесят шесть дней. С ней что-то случилось…
— Это с тобой, случилось, тварь блудливая! — Флоранс толкнула девчонку в лицо открытой ладонью, опрокидывая на постель. — Немедленно заткнись, шлюха!
— Госпожа говорила, что никогда нельзя обманывать себя, — упорно прошептала Найни. — Она не вернется.
Флоранс тихо зарычав, прыгнула на постель, придавила девчонку к матрацу:
— Она всегда возвращалась! И сейчас вернется. Ты просто глупый трусливый слайв. Не смей болтать глупости.
— Ее больше не будет, — проскулила придавленная оседлавшей ее хозяйкой, Мышка.
Флоранс хлестнула ее по щеке. Еще и еще раз. В багряном сумраке разносились звуки сильных пощечин. Голова девочки покорно моталась по матрацу, — закрыться или отодвинуться Найни не пыталась. Щеки ее пламенели даже сквозь румяна. Флоранс скалилась и не могла совладать с собственной рукой. Каждый нанесенный удар приносил облегчение. Еще, еще, еще…
Из распухших губ Мышки вырвался едва слышный стон. Флоранс почувствовала, как под ней напрягаются узкие бедра девчонки.
— Твою мать! Б. дь хлюпающая! Это ты меня спровоцировала!
Обе понимали лишь общий смысл излюбленных словосочетаний обожаемой Госпожи и подруги, но и самого их таинственного звучания было достаточно. Мышка со страстным стоном раскинула локотки, выгнулась, сама подставляя под удар зажмуренное личико. Видеть столь противоестественное счастье было совершенно невыносимо. Флоранс, захваченная вихрем чувств, о существовании которых женщина старалась не задумываться, выдохнула еще одно ругательство, и, убирая от себя безумной личико, рывком перевернула девчонку на живот. Остановиться уже не было сил. Снежная пена юбочки не закрывала маленькую попку, перечеркнутую лишь узкими подвязками чулок и едва заметной ниточкой трусиков. Флоранс придавила коленом затылок жертвы, одновременно выхватила из кучи устрашающей амуниции какой-то ремень. В воздухе опьяняюще свистнуло. Мышка сладострастно содрогнулась….
…Флоранс остановилась, лишь, когда последние судороги неистового оргазма перестали ломать худенькое тело жертвы. До этого были долгие минуты безжалостного истязания, свиста ремня, собственного панического и грязного наслаждения своей властью и чужой болью. Попка Мышки светилась, исполосованная пересекающимися красными следами, правый чулок расползся до колена. Девочка едва слышно блаженно стонала.
Флоранс заставила себя снять ногу с шеи несчастного создания. Кажется, не задушила. Как же это вообще произошло?! О боже! На языке вертелось последнее, так и не вырвавшееся ругательство, словно раскаленным свинцом налились бедра. Заразилась. Безумие, просто безумие. Что теперь делать? Самой застрелиться? Черт, ты и не подозревала, что грызун так темпераментен.